Новые идеи в философии. Сборник номер 1 - Коллектив авторов

Факты сознания дают общезначимое основание для этого мировоззрения. Оно неопровержимо, как метафизическое сознание героической личности: оно всегда будет сопутствовать величию деятельной натуры.

Но оно не в силах определить и обосновать свой принцип с научной общезначимостью. И вот здесь принимается за свое дело вечно беспокойная диалектика, переходящая от возможности к возможности, но неспособная разрешить свою задачу. Сознательная воля, проявляющаяся в семье, праве, государстве, была разложена римскими мыслителями на понятия, источник которых стали, наконец, усматривать в прирожденных задатках человеческой души. В недоступном и недоказуемом создан был оплот житейской мудрости. Закономерность правил жизни получила обоснование в нативистических предпосылках, которые сами не могут быть усмотрены иначе, как из наблюдений над порядком жизни и над всеобщностью этого порядка (consensus gentium). Это обоснование представляет собою логический круг. Так создала римская философия жизни свой идеализм личности. Христианское сознание, идя этим путем, утвердило трансцендентность духа и независимость его от порядка природы. Но ведь это только символическое выражение опыта воли, проявляющейся в самопожертвовании, в победе над природной ограниченностью, в добровольной смерти, это символ желанья жить во имя осуществления духовной правды. Идеал святости достоверен в себе, но не может стать достоянием логического сознания. Кант и трансцендентальная философия задались целью определить и возвысить до общезначимости эту идеальную волю. Безусловное было противоставлено мировому порядку как высшая норма и как высшая ценность. Попытка не удалась. Но она вновь ожила во французском идеализме личности, от МэндеБирана и вплоть до Бергсона, в идеалистической форме прагматизма, как он был выражен Джемсом и близкими ему в духе мыслителями, в великих трансцендентальных течениях немецкой мысли. Твердыня безусловного несокрушима; изменяется только его форма и его обоснование. Сила ее в жизнеощущении действующего человека, который требует устойчивой нормы для своей целеполагающей воли.

Шиллер – поэт этого идеализма свободы, а Карлейль – его пророк и историк:

У царя земного в подчиненьиГеркулес томился и в сраженьиПроводил он вечно жизнь свою.То со львом, то с гидрою сражался,И, живой еще, не побоялсяБроситься в Харонову ладью.Все трудам и всем земным мученьямБыл богами подвергаем он;Но сносил покорно и с терпеньемВсе, на что был осужден.Но настал последний час, и смелоМощный дух покинул тело,И понесся ввысь к богам святым,Восхищаясь сам своим пареньем.И, подобно легким сновиденьям,Все земное сгинуло пред ним.И, напевам горних лир внимая,Олимпийцам полубог предстал.И богиня юности благаяПодала ему бокал.

V. Объективный идеализм

Уклоняющиеся от обоих вышеописанных типов системы образуют связное единство. Они составляют основную массу всей метафизики, проходят через всю историю философии, и их тесная связь с великими родственными проявлениями веры и искусства указывает на то, что источник их в мировоззрении, проникающем религии, художественное творчество и метафизическое мышление.

Обозначу границы, в пределах которых встречается в метафизике этот тип. Ни натурализм, ни идеализм свободы не представляет центральной массы философских систем. Ксенофан, Гераклит, Парменид и их последователи, стоическая система, Джордано Бруно, Спиноза, Шефтсбери, Гердер, Гете, Шеллинг, Гегель, Шопенгауэр и Шлейермахер, – все эти системы обнаруживают явную принадлежность к одному общему типу, резко отличающемуся от обоих, нами описанных. Между собою они связаны взаимной зависимостью и определеннейшим сознанием внутреннего родства. Стоя сознавала свою зависимость от Гераклита; Джордано Бруно широко воспользовался основными понятиями стоической доктрины; Спиноза обусловлен ученьем Стои и тем кругом философских представлений, среди которых работала мысль Джордано Бруно. В Лейбнице, в противоположность застывшему в неподвижности монизму Спинозы, находит совершеннейшее выражение самосознание Возрождения. После упразднения субстанциальных форм не осталось ничего реального, что бы отделяло единство божественного начала от ограниченности существ; мир это – проявление Бога; в нем Он претворился в безграничное многообразие; все единичное отражает в себе мироздание. Таковы так же основы философского сознания Лейбница. Хотя в зависимости от современного ему уровня понятия он и придал Божеству индивидуальное существование, хотя, находясь под влиянием теологических учений, он и выдвинул чисто теологические стороны бытия Бога, – но основной чертой его мировоззрения надо признать панэнтеизм, и новая великая идея его системы выразилась в построении вселенной как единого целого, каждая часть которого определяется идеальной связью смысла всего целого. Его система обусловлена исканием смысла и значения вселенной. Ближе всего по духу к нему Шефтсбери, на котором сказалось влияние Стои и Джордано Бруно. Великие представители объективного идеализма в Германии находятся в сфере влияния Лейбница; пробуждение немецкой поэзии сделало их наследниками учения Шефтсбери, проникших в Германию через посредство Гердера и Гете. Их связь со Спинозой, отчасти непосредственная, отчасти опосредствованная предыдущим литературным движением, доказана и может быть прослежена и в более широкой исторической перспективе. Итак, эти системы связаны таким же тесным историческим единством, как и системы натурализма и идеализма свободы.

В них постоянно самым решительным образом подчеркивалась их противоположность другим двум типам. Как сурово относится Гераклит к популярным материалистическим учениям! Как резко отличается учение Стои от Эпикурейского сенсуализма! Но Стоя в то же время сознает свое отпадение и от Платона и Аристотеля, выразившееся в возрождении гилозоизма. Джордано Бруно с беспримерной страстностью боролся со всеми формами христианского миропонимания и христианских жизненных идеалов. Той же страстностью проникнуты и сопровождающая логические доказательства примечания Спинозы в его «Этике», представляющие свободные излияния душевного настроения. Шеллинг и Гегель выпускают памфлеты и манифесты, направленные против идеализма свободы, особенно против Канта, Фихте и Якоби, как представителей рассудочной философии. И критика нравственных учений Шлейермахера, если исключить из нее нападки на Шопенгауэра, по существу своему представляет полемику против сенсуалистической морали и против ограниченности дуалистической этики Канта и Фихте во имя объективного идеализма.

Если, следуя этим указаниям, продолжить сравнение, выяснится внутренняя родственность, единство этой группы и общность структуры, связывающая их в единство типа мировоззрения. Единство положений, составляющих структуру этого типа, объемлет гносеологически-методическое отношение сознания, метафизическую формулу, заключающую различные возможности метафизического строительства, и принцип порядка жизни.

В первом из трех мировоззрений гносеологически-методическое отношение сознания к мировой загадке проявлялось в восхождении от познания единообразия физического мира к обобщениям, подчиняющим этой внешней механической закономерности также и духовные явления. Идеализм свободы, наоборот, открыл в фактах сознания точку опоры для общезначимого разрешения мировых проблем; он стремился утвердить совокупность неразложимых далее общих определений сознания, которые бы самопроизвольной силой претворяли материю внешней действительности в систему жизни и в мировоззрение. От обоих этих типов резко отличается третий своими гносеологически-методическими приемами. Их можно вскрыть и у Гераклита, и у Стои, у Джордано Бруно, как у Спинозы, у Шефтсбери, как у Шеллинга, Гегеля, Шопенгауэра и Шлейермахера. Они обусловлены жизнеощущением этих мыслителей. Мы называем созерцательным, наглядным, эстетическим, или художественным такое отношение, когда субъект его как бы отдыхает от работы естественнонаучного познания и от деятельности, определяющейся связью между нашими потребностями, возникающими в силу их целями и их осуществлением. Это созерцательное отношение расширяет жизнь чувства, первоначально ограниченную чисто личным объемом жизненного богатства, ценности и счастья, до своего рода универсальной симпатии. Благодаря расширению, растворению нашего я в универсальной симпатии, мы наполняем всю действительность ценностями, переживаемыми нами, действиями, выражающими нашу сущность, верховными идеалами истины, добра и красоты. Мы находим в действительности отголосок тех настроений, которые она в нас пробуждает. И по мере того, как наше чувство жизни расширяется до сознания единосущности со всеми явлениями действительности, – повышается радость жизни, растет сознание собственной силы. При такой настроенности души индивидуум сознает свою связь с божественным всеединством вещей, чувствует себя родным всему включенному в это единство. Никто не выразил это настроение так ярко, как Гете. Он воспевает счастье «чувствовать природу, наслаждаться ею». «Ты в глубину ее, как в душу друга, мне дал с восторгом заглянуть». «Ты дал мне хоровод живого в движеньи непрерывном ощутить и научил меня в водах, в лесах, в эфире родную душу брата узнавать».