Окончательный вывод - Рекс Тодхантер Стаут

– Дайте ручку. – Я выполнил его просьбу, он подписал заявление, придвинул листок ко мне, схватил стакан и высоко его поднял. – Excelsior![8] За свободу! – Поднес стакан ко рту и опустошил одним глотком. На стол плюхнулся осколок льда. Он подобрал ледышку и метнул ее через зал в бармена. Промахнулся на ярд, покачал головой, хихикнул и уточнил у меня: – А что сделала ваша мать, когда вы послали ее к черту?

Раз я получил то, чего добивался, меня бы вполне устроило расстаться, однако Ноэль явно очутился «У Барни» не впервые. Бармен никак не отреагировал на его выходку, разве что изредка поглядывал в нашу сторону, проверяя, не летит ли в него новая ледышка. А самому Ноэлю захотелось поболтать. Похоже, он вообразил, что я превратил его в героя, и теперь ему требовалось узнать, кто или что сотворило то же самое со мной в нежные семнадцать лет. Я был не прочь провести с ним еще полчаса, но во мне крепло подозрение, что домой он не пойдет до глубокого вечера, чтобы не пришлось заходить к матери и желать той доброй ночи. Значит, посиделки могут растянуться на пару часов. Потому я начал поглядывать на свои наручные часы и сетовать, что рискую опоздать на свидание. В десять вечера я расплатился и ушел, оставив Ноэля в заведении.

В 22:26 я поднялся на крыльцо нашего старого особняка из бурого песчаника и надавил на кнопку звонка. Фриц, открыв дверь, ткнул большим пальцем себе за спину, намекая, что у нас гости. Я спросил, кого еще принесло, и он ответил шепотом, точнее, сдавленно прохрипел:

– Федеральное бюро расследований.

– Сотри все отпечатки пальцев и сожги бумаги! – распорядился я и прошел в кабинет.

Можете мне не верить, ваше право, но я узнал бы этого агента с первого взгляда, даже если бы Фриц меня не предупредил. Все дело во взгляде и в челюсти. Любой агент ФБР так усиленно притворяется, что смотрит куда угодно, только не на вас, что у них развивается косоглазие. А челюсти и того хуже. Они старательно их выпячивают, показывая, что перед тобой люди мужественные, несгибаемые, неустрашимые, хладнокровные, смекалистые, сноровистые и твердые, как гвозди, и одновременно притязают на скромность, вежливость, терпение, незаметность и умение сливаться с толпой. Если коротко, ни одна челюсть на свете не справляется с этой задачей, но агенты все равно стараются. И различие между ними лишь в том, как часто их челюсти подрагивают и ходят вверх и вниз.

– Мистер Гудвин, – произнес Вулф. – Мистер Дрейпер.

Агент Дрейпер, поднявшись, подождал, пока я протяну руку, и ответил на рукопожатие. Ну да, сама скромность и сдержанность. Левой рукой он полез в нагрудный карман. Я попросил его не утруждаться, но он, разумеется, не послушался. Агенты ФБР извлекают свои удостоверения инстинктивно, автоматически, как Паладин – свой револьвер[9]. Я бросил взгляд на документ, чтобы не обижать гостя.

– Мистер Дрейпер провел у нас целый час. – Вулф выделил голосом слово «целый». – Он располагает копией нашего заявления и задал мне множество вопросов относительно подробностей. Я утолил его любознательность, но он жаждал повидаться с тобой.

Похоже, еще час страдать. Я сел за свой стол. Дрейпер опустился в красное кожаное кресло и достал блокнот.

– У меня всего несколько вопросов, мистер Гудвин, – заверил он. – Не возражаете?

– Обычно я сам задаю вопросы. Но валяйте.

– Уточняю для протокола, – пояснил он. – Вы, как опытный детектив, наверняка меня понимаете. Мистер Вулф утверждает, что во вторник вечером вы покинули дом около половины седьмого, а когда вернулись, он не знает. Во сколько вы вернулись?

Я позволил себе усмехнуться – скромно, вежливо и почти незаметно.

– Спасибо за похвалу, мистер Дрейпер. Вы предполагаете, что я тайком следил за миссис Вейл вечером во вторник, с одобрения или без одобрения мистера Вулфа, и что мог доехать до самой Айронмайн-роуд, не попавшись на глаза похитителям. Отличная история, прямо по учебнику. Приятно, что вы меня столь высоко оцениваете.

– Рад за вас. Так во сколько вы вернулись?

Я изложил все по порядку – с половины седьмого до часа ночи, назвал имена и перечислил места, где побывал, не торопясь, чтобы он успевал записывать. Когда я закончил, он было закрыл блокнот, но потом снова открыл:

– Вы водите машину, верно?

– Это машина мистера Вулфа. Я на ней езжу. Седан «херон» шестьдесят первого года.

– Где ваш гараж?

– У Каррана. На Десятой авеню, между Тридцать пятой и Тридцать шестой улицей.

– Во вторник вечером вы брали машину?

– Нет. По-моему, я упомянул, что ездил на такси.

– Да, конечно. Протокол, мистер Гудвин, все протокол. – Он сунул блокнот в карман, встал и взял шляпу с вешалки. – Благодарю за содействие, мистер Вулф. Вы нам очень помогли. Вряд ли мы снова вас потревожим.

Дрейпер вышел. Я не стал его провожать: агент ФБР двигался быстро, и мне пришлось бы вскакивать и нестись сломя голову, чтобы распахнуть перед ним дверь. Когда я услышал, что дверь захлопнулась, то выглянул в прихожую, удостоверился, что там никого нет, после чего вручил Вулфу листок с подписью Ноэля Теддера.

– Для чего это? – прочитав и положив записку на стол, спросил он.

– Мне показалось, что такая бумага нам пригодится. Отчитаться?

– Да.

Я сел и принялся докладывать, опустив лишь последние полчаса нашей с Ноэлем беседы, которые, по моему мнению, для дела интереса не представляли. Выслушав меня, Вулф снова взял листок, перечитал текст и кивнул:

– Удовлетворительно. Твоя мать в прошлом году неделю провела в Нью-Йорке, дважды обедала с нами, и ты водил ее по городу. Что-то не припомню неприязни между вами.

– А ее и нет. Если мы получим свою долю от этих пятисот тысяч, а моя история выплывет наружу, думаю, матушка возражать не станет. Она знает, что, работая на вас, мне приходится порой лгать. Что чем больше врешь, тем веселее. Кстати, я получил от нее письмо на прошлой неделе, и она снова пишет о каштановых крокетах.

– Фрицу ты говорил?

– Разумеется. На утро поручения будут?

– Нет.