Ошибка грифона - Дмитрий Емец
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава тринадцатая
Отчего музы не ходят в музеи
Тот, в ком вирус начал бушевать первым, может быть очень милым в личном общении человеком. Например, Герцен. Скажи ему кто при жизни, что косвенно из-за него погибнут 100 миллионов его соотечественников и 400 миллионов не родятся, испуганно загородился бы зонтиком и перебежал на другую сторону улицы. Потому как действительно приятнейший был человек.
ЭссиорхВарсус выхватил тростниковую дудочку. Выдохнул маголодию. Опутанный проводами столб повалился на машины, припаркованные у главного входа на стадион. Взвыла сигнализация.
— Бежим! — крикнул Мефодий. — Но спокойно бежим! Медленно! Культурно отступаем!
Они нырнули в подземный переход у метро «Черкизовская». Переход был пуст. Слышно было, как гудят лампы дневного освещения.
— Весело! — сказал Меф.
— Что тебе весело? — огрызнулся Варсус.
— Это твой третий трофей за сегодня! Первым был киоск «Союзпечати». Вторым — грузовик с прицепом. Теперь вот столбику немного не повезло… Скоро начнут появляться анекдоты в стиле: «Там три хулигана поджигают мою машину!» — «Это не хулиганы, это стражи света». — «Уф! А я уже начал волноваться!»
— Там кто-то был! — крикнул Варсус. — Клянусь! Я видел, как столб шевелился! У него открылся глаз!
— Это бывает, — успокоил его Буслаев. — Столбы регулярно шевелятся. Дома разговаривают. Но хуже всего, если к тебе обратится лужа. Это означает, что надо срочно переходить на другие таблетки.
Варсус убрал дудочку.
— Не смешно, — сказал он. — За нами следят! Вначале желтая машина, потом киоск «Минеральные воды», потом новогодняя елка и, наконец, этот столб!..
— И как? — спросил Меф. — Тебе удалось убить столб?
— Кого убить?
— Ну ты же в него стрелял!
Варсус покачал головой:
— Нет. Маголодия попала уже в обычный столб. Я не успел прицелиться!
Дафна потрогала ему лоб.
— Тридцать семь и три! — сказала она безошибочно. — Мефодий, ты же у нас биолог! При температуре тридцать семь и три может начаться бессвязный бред?
— Может, — подтвердил Меф. — Когда у меня в последний раз было тридцать семь и три, за мной следил автомат с газированной водой. Но очень непродолжительно. Когда у меня стало тридцать семь и четыре, автомат вежливо извинился и ушел. У него было назначено свидание с телефонной будкой.
Варсус схватил его за плечо, но потом разжал руку:
— Ну смейтесь-смейтесь! Говорю вам, что за нами следят!..
— За нами не могут следить. Мы в Москве всего несколько часов! — терпеливо возразил Мефодий. — Максимум, кого мы сегодня встретили, — это комиссионера на «Преображенке». Да и тот никому ничего не расскажет!
Дафна вспомнила его. Кругленький, с вызывающим доверие лицом, комиссионер торчал у турникетов и, притворяясь, что кого-то ждет, внушал некоторым из входящих женщин мысль, что у них дома не выключена плита. Женщина начинала нервно звонить по мобильному, но оказывалось, что телефон у нес заблокирован или разряжен. Комиссионер словно случайно замечал это и любезно предлагал позвонить по своему. И пока благодарная женщина звонила, быстрым шепотком просил ее произнести формулу отречения от эйдоса. Причем некоторым даже любезно объяснял, что эйдос — это душа. И все равно женщины отрекались, потому как плита — это не шутка! Пожар не пожар, а кастрюлька-то точно сгорит!
Заметив стражей света, комиссионер попытался улетучиться, но, настигнутый маголодией, пшикнул и растаял, оставив запах горелой резины и новенькие подошвы от ботинок. Мефодий ощутил укол ревности. Он поразился, насколько быстро Варсус выхватил свою дудочку. Пожалуй, даже быстрее, чем сам Вуслаев выхватил бы спату.
Каждые полчаса знакомства Варсус открывался Мефодию с новой стороны. Он то хохотал, подпрыгивал и начинал творить невообразимые глупости, например лезть на столб и пририсовывать рекламе усы и рожки, то вспоминал, что он влюблен в Дафну и страдает, и лицо у него принимало соответствующее трагическое выражение.
К тому же влюбленность в Дафну — настоящая ли, или, возможно, частично замешанная на досаде, что вот, эта чудесная птица так и не села на мое плечо, — абсолютно не мешала Варсусу ухаживать и за другими девушками тоже, причем способом довольно интересным.
Обычно среднестатистический мужчина стремится поразить женщину своей крутостью. Агу-Агум убил мамонта! А еще Агу-Агум умеет делать ремонт в пещере и любит маленьких питекантропов! Женщина делает нужные выводы, и маленьких питекантропов становится чуть больше. И не важно, что следы ремонта в пещере потом быстро исчезают, а убитый мамонт, оказывается, умер своей смертью. Это создает дополнительные возможности для ежедневных диспутов перед костром и в конечном счете служит развитию речи.
Варсус же охотился на девушек своей беспомощностью. Например, ходил с оторванной пуговицей на рубашке или надевал свитер наизнанку, так что видны были все швы и этикетка. Девяносто процентов девушек проходили мимо Варсуса, недовольно косясь на него или вовсе его не замечая, зато у оставшихся срабатывал материнский инстинкт. Они кидались к Варсусу, начинали, шепча, показывать ему на свитер или оторванную пуговку, а в ответ Варсус смотрел на них взглядом поэта и произносил что-нибудь эдакое, соответствующее случаю. Типа: «Сударыня! Небо подарило мне вас, а оно ничего не делает случайно!» Глаза у него при этом сияли, и сам он был такой беспомощный, что многим хотелось вытирать ему нос или завязывать шнурки. Смешно было наблюдать, как Варсус роняет в метро мобильник, который сразу рассыпается на несколько частей, и к нему бросаются одна-две девушки и помогают собирать.
— Варсус! Ты же лучший меч света! Как ты себя ведешь? — с укором спросила Дафна после того, как пастушок с торжеством показал ей телефончик очередной спасительницы.
— Какой он меч-то? — взревновал Мефодий. — Лучший меч — это я. Он лучшая дудка света! Гроза всех телефонных будок и столбов, у которых открываются глазки и вырастают лапки!
Поболтавшись по городу и окоченев, они зашли в уличное кафе. Тетенька в шерстяных перчатках без пальцев раскладывала на тарелках бутерброды в пленке.
— Можно три кофе? — попросила Дафна. — Пожалуйста, капучино или эспрессо!
— У нас есть только кофе-растворимо, — сказала женщина, и они согласились на три «растворимо».
Стенки кафе были из шнурованных полотнищ брезента. Теплый воздух вдувался внутрь через огромный мотор со спиралями как у фена. Варсус уселся к мотору под струю теплого воздуха.
— Ты же не против? — спросил он у Мефодия, имея в виду, что, может, тот и сам так хотел.
— Это хорошо, что ты у меня спрашиваешь! Всегда спрашивай! Сразу видно, кто тут главный! — похвалил Буслаев. Он явно задирал Варсуса, на деле собираясь проверить, чего стоит эта лучшая дудка света.
И Варсус — это Дафна видела точно — был не против подраться с Мефом. Только проявлялось это по-своему. В движениях у пастушка возникало нечто жалобное, провоцирующее на щелчок по носу. И Буслаев тоже это почувствовал.
— Знаешь, я тебя даже побаиваюсь! Ты похож на положунчика! — расхохотавшись, сказал он.
— На кого, на кого? — переспросил Варсус. Его взгляд из василькового постепенно делался василисковым.
— На положительного героя. В каждом американском фильме есть такой положунчик. Разумеется, бывший супермен и герой всех войн. Теперь отошел от дел, живет на ферме и разводит кроликов. И тут появляется банда негодяев. Положунчик не хочет с ними связываться, считая, что он уже свое отвоевал. Три четверти фильма бандиты вытирают об него нос, отбирают игрушки, поджигают ферму, наконец убивают его любимого кролика. А весь зал терпеливо ждет, пока положунчик обретет моральное право взять пулемет и замочить всех к чертовой бабушке!
Дафна невольно улыбнулась, оценив точность характеристики. Действительно, Варсус и Мефодий задирали друг друга почти непрерывно. Но Буслаев делал это в лоб, без большой затейливости, методом «Ворота, ворота! Я баран! Иду напролом!». Варсус же пока чуть отступал и казался образцом терпения. Но в этом терпении было что-то дразнящее, заманивающее, обманчиво смиренное. Точно сильный противник намеренно позволял чуток покуражиться над собой, чтобы получить моральное право врезать посильнее ему.
— Не дождешься! Не возьму я пулемета! — буркнул Варсус, но, видимо, был уже недалек от этого.
Дафна выудила из рюкзака одетого в комбинезон Депресняка и, пытаясь накормить, щекотала ему нос сушеными кальмарами.
— Надо где-то переночевать! — сказала она. — Поздно уже. Может, к нам, в общежитие озеленителей?
— Нет уж, — сказал Варсус. — Никаких общежитий! У меня есть идея получше!
Он погрел руки о стаканчик, выпил свой «растворимо» и таинственно позвал Мефодия и Дафну за собой.