Изумрудные росы - Юлий Буркин

— За отряд не беспокойтесь! — заверил Ракши. — Это лучшие воины Безмятежной.

— Рисуйте план, — подытожил Лабастьер.

Байар пожал плечами, обернулся к Сиэнии, та кивнула, вышла в соседнюю комнату и принесла оттуда сверток флуона. Байар принялся выдавливать на нем стилом:

— Вот наш город. Здесь проходит ручей. Это лес. Двигаться надо так… И где-то здесь колдун выйдет вам навстречу.

— Где-то рядом он и живет? — уточнил король.

— Не знаю, мы встречаемся с ним именно так.

— Да он издевается над нами! — вскричал Ракши, хватаясь за рукоять костяной сабли.

— Перестань, — осадил его король. — У нас есть возможность проверить. — Он поднялся. — Думаю, мы скоро увидимся снова, — сказал он горожанам, забирая карту со стола.

— Будем счастливы, — ответил за всех Байар. — Только, пожалуйста, мой король, не сочтите за дерзость то пожелание, которое я сейчас выскажу.

— Зависит от того, что это за пожелание.

— Оно касается наблюдателя, которого вы сюда пришлете.

— Ну?

— Хотелось бы, чтобы им стал не командир вашей гвардии, — сказал Байар, покосившись на Ракши.

— Не бойтесь, — усмехнулся Лабастьер. — Он мне нужен в столице.

Шесть гвардейцев на трех сороконогах отправились на поиски колдуна, скопировав себе план Байара. Остальные двинулись к окраине города, туда — где остались ждать самки и их охрана.

Мариэль кинулась на шею супругу со словами:

— О, мой господин, как я боялась за вас!

— А я беспокоился за вас, дорогая моя.

— Что здесь могло случиться со мной, под охраной ваших воинов? Кроме того, Тилия дала нам с Фиам по одному из своих смертоносных приспособлений. — Мариэль высвободилась из объятий и кокетливо продемонстрировала висящую на поясе угрожающего вида металлическую штуковину. — А что было в городе? И почему отряд не полон?

Рассказ Лабастьера, время от времени дополняемый репликами Лаана, занял около часа и закончился словами: «Они должны вернуться с минуты на минуту»… Однако ни через десять, ни через двадцать минут, ни через полчаса отправившиеся на поиски колдуна не появились. Вот уже на темное небо выползли Дипт и Дент. Самые мрачные предчувствия Лабастьера оправдывались.

Гвардейцы объявились только под утро. Живы и здоровы были все шестеро, но одежда и крылья их были изрядно выпачканы, а кое-где и порваны, сами они выбились из сил, и, что самое неприятное, из трех сороконогов с ними вернулся только один.

Назначенный старшим маака Шостан, тот самый, что присутствовал на беседе с горожанами, бросился на колени:

— О, мой король! Я не понимаю, как это произошло! Маршрут был предельно ясен, но нас угораздило заблудиться. Когда мы были на берегу ручья, сороконоги вдруг чего-то испугались и понесли. Один из них соскользнул в воду и стал тонуть. Мы сумели успокоить других, привязали их к стволу травянистого дерева и полетели к барахтающемуся. Мы надеялись вместе помочь ему выбраться на берег с воздуха. И нам почти удалось это, но внезапно на берегу дико закричал другой сороконог. Как мы поняли потом, животные запутались в привязях друг друга, и один из них, у которого веревка обмоталась вокруг шеи, стал задыхаться. Услышав этот вопль, сороконог в воде забился, поднял лавину брызг, и мы, замочив крылья, рухнули в воду. Сами-то мы выбрались, а вот зверь без нашей поддержки пошел ко дну. Второго мы нашли на берегу удушенным.

Воин смолк. Молчали и все присутствующие.

— Невероятно, — произнес наконец Лаан. — Столько неудач одновременно.

— Это не могут быть просто неудачи, — возразил Ракши. — Опыта и умения моим бойцам не занимать…

— Я тоже так думаю, — кивнул Лабастьер. — Встань, — приказал он гвардейцу. — Приведите себя в порядок, отдохните. Крылья вам починит Фиам. Я вас ни в чем не виню.

Шостан, понурившись, удалился.

— Байар предсказывал подобный итог, — напомнил Лабастьер.

— Вы никуда не пойдете! — почуяв недоброе, вскричал Ракши.

— Я уже и спать не могу пойти? — усмехнулся король.

Однако никто не засмеялся, и шутка повисла в воздухе.

Солнце еще не взошло, а король уже летел над лесом, время от времени сверяясь с планом. Из лагеря ему удалось выскользнуть замеченным только часовым, и тому было строго-настрого приказано никому не сообщать время и направление вылета Лабастьера. Оригинал карты был у него, копию гвардейцы, конечно же, в суматохе потеряли. Она была не так уж сложна, и Лабастьер понимал, что Ракши со своими воинами, восстановив ее по памяти, обязательно отправится на его поиски. Но он надеялся опередить их.

Добравшись до ручья, Лабастьер полетел вдоль берега. От его глаз не укрылся сложенный из камней прямоугольный холм, в каких принято хоронить сороконогов…

Повернув у излучины влево, Лабастьер вновь влетел в зону над лесом и, углядев указанную на карте тропинку, опустился с яркого утреннего неба в сумеречную лиловую чащу. Дальше, по словам Байара, по тропинке следовало идти пешком. Лабастьер настроился потратить на это хоть весь день, но стоило ему сделать несколько шагов, как из-за ближайшего ствола выступила сгорбленная фигура.

Таких старых и уродливых бабочек королю не доводилось видеть никогда. На скрюченной спине колдуна росла громадная шишка, отчего он не мог правильно сложить крылья, и они безвольными тряпками висели по бокам, волочась концами по земле. Только по отсутствию точек на них Лабастьер определил, что перед ним маака. По лицу же определить что-либо было невозможно: черты растворились в бессчетных морщинах, а землисто-серый цвет кожи говорил лишь о том, что жизнь этой бабочки длится значительно дольше обычного срока. Седые космы старца были схвачены металлическим обручем, и то, что обруч этот выплавлен по неизвестной, а значит, и недозволенной технологии, бросалось в глаза.

— Что тебе надо от меня, король-убийца? — проскрипело это уродливое существо.

— Откуда ты узнал о сроках инспекции? Откуда ты узнал о… о Гелиосе, о том, что там погибли бабочки?!

Горбун затрясся в беззвучном смехе. Успокоившись, он наконец сказал:

— Когда я называю тебя королем-убийцей, я имею в виду не только Землю. — Лабастьер вздрогнул. Этого слова, кроме него, на Безмятежной не мог знать никто. — Вся ваша династия — династия убийц.

Это было уж слишком.

— Я с уважением отношусь к старости, но, сдается, колдун, ты норовишь обидеть меня?! — спросил король с угрозой.

На этот раз смех колдуна был не беззвучным, а походил на приступ болезненного кашля. Остановившись наконец, он сказал:

— Пойдем со мной, король, я покажу спасенные мною души. Ту малую часть, которую мне удалось спасти.