Забирая жизни. Трилогия (СИ) - Бец Вячеслав

Нормальный человек. Странное, абстрактное понятие, точного определения которого, наверное, не существует. Даже в рамках одной страны и одной социальной группы это определение может различаться. Даже у двоих людей мнение о том, кто из них нормальный, с высокой долей вероятности у каждого будет своё.

Проблема Ани заключалась в том, что её собственное понимание нормальности разрушалось. Она никогда особо не пыталась копаться и определять нормальность посторонних людей, но как минимум в своей точно была уверена, хоть и не задумывалась, насколько её оценка субъективна. И сейчас она чувствовала, что с каждым днём становится всё более не нормальной.

Почему это происходило? Потому что её жизнь превратилась в постоянные оглядывания и боязнь шорохов. Теперь она чувствовала себя в безопасности только рядом с отцом, но тот, как назло, часто уезжал без неё, оставляя вместо себя Штерна, а иногда и его забирал с собой, и тогда Аня оставалась совсем одна.

Это были самые страшные дни и недели. Отец, уезжая, поручал Ане ряд мелких задач, вроде контроля отдельных процессов или сбора и систематизации какой‑нибудь нужной ему статистики. Именно тогда Третьяков получал возможность прийти к ней якобы по рабочим вопросам, хотя на самом деле необходимости в таких визитах не было, и она вынуждена была принимать его и разговаривать. В таких случаях у неё под рукой всегда имелся диктофон, с которым она теперь не расставалась.

К её огорчению, Третьяков ни словами, ни интонациями не выдавал себя. Он был умён и прекрасно понимал, как она может действовать. Поэтому целью его визитов являлись не попытки закончить начатое и уж точно не рабочие вопросы – его целью было наслаждение от созерцания, как трепыхается в сетях уже пойманная им сильная рыба, а ещё от понимания того, что только он может решить, когда вынуть её из сети и употребить по назначению. Он видел по её взгляду, что Аня понимает всё это, а страх и отчаяние, которые отчётливо проступали в этих прелестных тёмных глазках, были для него вишенкой на торте.

В такие моменты он находил предлоги, чтобы спокойно и очень медленно докладывать о чём‑то, что Ане слушать было вовсе не обязательно. Эти доклады растягивались, но не превышали разумных пределов, хотя Ане казалось, что она слушает Третьякова целую вечность. И пока он говорил, его взгляд, истинное значение которого было понятно только ей, говорил бедной девушке о многом. Влад смотрел на неё, как змей, который знает, что добыча уже никуда от него не денется, как паук, который не спешит к запутавшейся в паутине жертве, а просто наблюдает за её отчаянными, но совершенно безнадёжными попытками вырваться. Он специально приходил к ней именно за этим.

В конце концов, продержавшись непродолжительное время, Аня в какой‑то момент поняла, что начинает терять себя, почувствовала, что перестаёт быть «нормальной». Оказавшись на грани срыва, в отчаянии она решилась на шаг, который теперь казался ей единственным способом защититься – она пришла к отцу.

– Привет, – поздоровалась она, входя.

Владов лишь слегка приподнял голову от ноутбука и посмотрел на неё из‑под бровей. Он часто так делал, когда к нему заявлялись незваные гости и отвлекали его. Но незваных гостей у Владова почти не бывало, поэтому львиную долю таких взглядов получала именно Аня.

– Привет. Чего тебе?

Приём был не из самых тёплых. Вероятно, он был занят чем‑то срочным, а она отвлекла, но сейчас её проблема была слишком важна, чтобы Аня могла отсрочить её решение ещё хотя бы на день.

– Отец, я хочу с тобой поговорить.

Владов вернулся к ноутбуку.

– Я занят. Зайди вечером, – не глядя на дочь, холодно ответил он.

Аня дрогнула, чувствуя, как подкашиваются ноги. Приложив усилие, она подавила дрожь и снова обратилась к отцу.

– Пожалуйста. Это очень важно и не может ждать до вечера. Я не могу ждать, – «не могу» она выделила особо.

Нахмурившись, Владов застыл на несколько секунд, затем раздражённо выдохнул и демонстративно отодвинул в сторону ноутбук, показывая тем самым, что готов её слушать. Ещё через пару секунд он приподнял голову и посмотрел на дочь.

– Что у тебя?

Это всё ещё было очень холодно, и прошлая Аня обязательно бы надулась и ушла, хлопнув дверью так, чтобы это услышали во всём здании, но сейчас она была в таком состоянии, что даже не обратила внимания на его тон.

– Я хочу поговорить про… о Третьякове. У меня… серьёзные проблемы с ним, – сбивчиво сказал она.

– Что за проблемы?

Это был её Рубикон. Что бы ни случилось дальше – она не имеет права проиграть. Собравшись с духом, Аня начала битву.

– Он пытался меня изнасиловать.

– Чего?!

Владов, казалось, не поверил. По тому, как он подался вперёд, было видно, что он заинтересовался сказанным, но в то же время выражение его лица и взгляд говорили о том, что он не верит.

– В Горшечном он… пытался меня изнасиловать и… у него почти вышло.

Она с трудом смогла сказать это. Глаза девушки заблестели, но она быстро смахнула слёзы рукой. Секунд десять отец сверлил Аню напряжённым взглядом, но угадать его мысли она была не в силах.

– Почему ты сразу не сказала? – наконец, спросил он.

Вздохнув, Аня рассказала всю историю, начиная от своей провокации и заканчивая угрозами Третьякова. Рассказала и про запись, которая у него якобы была. Владов внимательно слушал дочь, ни на мгновение не отводя взгляда.

Очень тяжело так вести разговор. Аню постоянно преследовало ощущение, что отец так внимателен, потому что ищет подвох: всматривается в её лицо, вслушивается в слова, пытаясь разгадать её замысел. Но ведь никакого замысла не было! Она говорила правду!

Когда она закончила свой рассказ, то ожидала, наконец, впервые за последнее время получить так необходимую ей поддержку. Но получила совсем другое.

– Ты совсем дура? Зачем ты его провоцировала? – раздражённо спросил Владов.

Такое отношение поначалу привело Аню в замешательство, но она вынуждена была это проглотить. Другого выбора у неё просто не было.

– Он вёл себя надменно, отнёсся ко мне, как к чему‑то третьесортному, понимаешь? Вот эмоции и взяли верх. Я понимаю, что сглупила, но всё равно…

Владов покачал головой и отвернулся.

– Нет, ты не сглупила, – вздохнув, сказал он, а затем снова повернул лицо к ней. – Это называется другим словом. Ладно, допустим, ты сказала правду…

– Допустим? Допустим?! Ты что, не веришь мне?! – его слова больно укололи её.

– А должен? – вопросом на вопрос холодно ответил Владов, чем поверг Аню в кратковременный шок. – Ты ведь уже взрослая девочка, да и случай с Ткаченко показал мне некоторые твои скрытые навыки, так что не удивляйся.

Аня не сразу смогла собраться с силами, чтобы ответить. Ей понадобилось время для преодоления желания накричать на него и восстановления самообладания.

– Я не понимаю… Это что же получается – Третьяков, эта мразь, он трогал меня везде, понимаешь? Унизил, чуть было не изнасиловал, и ему за это ничего не будет? Никто его не накажет?

Владов прикрыл глаза рукой и опустил лицо. Наступила пауза, которая продержалась довольно долго, и во время которой внутри него происходила внутренняя борьба. По крайней мере, так могло бы показаться стороннему наблюдателю.

– Если бы ты обратилась ко мне сразу, то, возможно, врачи сумели бы собрать доказательства… – заговорил он, наконец.

– Его член прикасался ко мне! Прикасался к моей промежности! Ты хоть представляешь, ЧТО я пережила в тот момент?! – голос Ани всё‑таки сорвался на крик.

Из её глаз брызнули слёзы, она чуть не забилась в истерике, но вновь сумела совладать с собой и сделала несколько глубоких вдохов, стараясь успокоиться. Владов молчал, глядя на неё проницательным взглядом, в дополнение к которому не хватало только знаменитой фразы: «Не верю!»

– И теперь ты говоришь мне, что всё это сойдет ему с рук? Я – твоя дочь, единственная дочь, и ты позволишь всяким ублюдкам издеваться надо мной? Может, тогда сразу на панель меня поставишь? – уже не в силах сдержать слёзы, дрожащим голосом тихо спрашивала Аня.