Чрезвычайные обстоятельства - Валерий Дмитриевич Поволяев

и жару, горела свеча – видать, таков был народный обычай. Петраков левым бортом проехал по стене, но не дал столику закувыркаться. Сделал это изящно – гибкий, прозрачно красный огонек свечи даже не погас.

Повернув, прижал машину к глиняной стене, вздохнул затяжно, словно бы хотел прочистить горло перед прощальной речью, придавил ладонью рот, гася вздох, глянул ободряюще на Токарева, выставил перед собою твердую ладонь, пальцами вверх:

– Ну!

Тот хлопнул своей ладонью по ладони командира, улыбнулся – улыбка не была похожа на обычную токаревскую улыбку, он хотел улыбнуться раскованно, во всю ширь, в тридцать два зуба, а получилось зажато, печально:

– Пионер – всем ребятам пример.

Петраков повернулся в Семеркину:

– Ну!

Тот также хлопнул ладонью по руке командира. Сделал это молча.

– На старт! – скомандовал Петраков.

Семеркин и Токарев готовно приоткрыли двери…

«Клиенты» перед кафе дали немного газа, проворная машина взревела, застреляла двигателем. Городецкий был менее аккуратен, чем Петраков, снес-таки столик, тот кувыркнулся в сторону, глиняный светильник разлетелся на части, из рассыпавшегося нутра выпорхнула горящая свечка, но не погасла, так и застыла на ребре с горящим пламенем.

Из бокового проулка похожего на лаз, узкого, угрюмо-темного, с чиханием и ревом вывалился пикап с открытым кузовом, в котором стояло два десятка ящиков с помидорами. Помятый пикап этот возник так внезапно, что машина преследования не успела даже затормозить, водитель, уходя от столкновения с пикапом, крутанул руль вправо, задел второй столик – тот только ножками взбрыкнул, на землю полетел еще один светильник, водитель резко вывернул руль влево и ткнулся бампером в бампер помидорной машиненки. От удара лопнул край сетки и на дорогу с грохотом, будто это были гранаты, хлопнулась пара ящиков с крупными глянцево-бурыми плодами.

– Куда лезешь, скотина? – проревел водитель машины преследования, заработал рулем, чертыхаясь нещадно и плюясь слюной в окно, попытался обойти помидорный грузовичок, но куда там – водитель пикапа выскочил из кабины, замахал огорченно руками, затем вновь забрался за руль и зачем-то дал задний ход – видать, здорово растерялся дехканин. Водитель машины преследования зарычал еще громче:

– Скотина! Сейчас я пристрелю этого гада!

Его напарник чуть скривил спокойное жесткое лицо:

– Тихо, Мохаммед, не горячись. Достанешь пистолет – и попадешь под перо какого-нибудь жалкого писаки, который постарается тебя размять, как козявку каблуком, а потом – выставить на разборку в парламент.

– Осел рогатый, дерьмо засохшее! – продолжая яриться, водитель машины преследования попробовал обойти помидорный грузовичок справа, сдвинул капотом несколько столов, размял ящик с помидорами – во все стороны потекла бурая, схожая с кровью страшная жижа. Попытка не удалась – машина вновь застряла.

Проценко сработал блестяще – задержал машину преследования на целых четыре минуты, «клиенты» за это время благополучно произвели «ченч» – перепрыгнули в машину майора Петракова, а Токарев с Семеркиным заняли их места в зеленом «рено».

Махнув рукой прощально, Петраков дал газ – взбив колесами столб пыли, резво рванулся вперед, нырнул в боковой проулок, взял его, будто гонщик, на одном «выхлопе» – в броске, с ревом, на бешеной скорости, потом сделал поворот направо, метнулся влево – он в эти напряженные секунды слился с машиной, стал частью ее, этаким одушевленным металлом, для него сейчас все, практически все перестало существовать, даже «клиенты», были только дорога и машина.

Из проулка он свернул направо, в такой же темный и длинный проулок, потом влево, затем снова вправо – шел зигзагами, плутал по-заячьи, запутывал следы.

«Клиенты» напряженно вжали головы в плечи, молча поблескивали глазами, лишь Фалеев после одного из автомобильных бросков майора не выдержал, произнес восхищенно:

– Класс!

Водить так лихо машину Фалеев не умел. Впрочем, ему и не надо было уметь: с раннего детства его возили – то на папиной служебной машине, то на маминой – к мамаше тоже были прикреплены колеса и персональный шофер в режиме полуторасменки, у отца водителей было двое и оба – круглосуточные, на работе Фалеева тоже возили, поэтому за руль он садился от случая к случаю.

Городецкий, тот любил машины, даже более – обожал их, не упускал возможности «порулить», но и у Городецкого не было такого умения, такой хватки, которой обладал Петраков.

А Петраков вел машину почти вслепую, по памяти, по зацепкам, которые прошел, отрабатывая маршрут, он стремился как можно быстрее достичь окраины города, выйти на трассу, которая привела его в эту чужую недоброжелательную столицу, когда Городецкий попробовал подсказать ему, куда лучше свернуть, Петраков протестующе мотнул головой – нарушить хотя бы в мелочах ту схему, которая прочно сидела у него в голове – значило поломать все, поэтому майор к любому отклонению от схемы относился отрицательно. Городецкий подобрал губы и вдавился крестцом в сидение.

– А ведь оторвались, Игорь, – неверяще проговорил Фалеев, – ей Богу, оторвались… Сзади никого нет! – Фалеев не выдержал, хлопнул ладонью о ладонь, потер ими азартно, будто игрок, севший за карточный стол с пятым козырем в кармане. – Ушли!

– Так оно и должно быть, Артур, – баском, из которого еще не истаяло возбуждение, произнес Городецкий, – иначе бы мой отец оторвал командующему пограничными войсками пейсы.

Петраков поморщился: неприятно было слышать такое, дернул уголком рта, гася в себе недоброе чувство – в другом разе и в другом месте он бы просто набил этим двум мудакам морды и отпустил бы красить тротуары красными соплями, а сейчас не мог.

И к заслуженному генералу, командующему пограничными войсками, он относился совсем не так, как эти папины любимцы, герои в среде ресторанных вышибал. Вышибалы у таких ребят служат телохранителями. Вышибают одних и охраняют других.

Майор и сам поглядывал и в боковые зеркала, прикрепленные к джипу и справа и слева, и в широкое панорамное зеркало заднего вида, находящееся прямо над головой, иногда просто оборачивался, словно бы не верил зеркалам, но погоню ни разу не засек. Погоня оторвалась от них. Погоне теперь предстояло общаться с Токаревым и Семеркиным.

Документы у Токарева и Семеркина были подлинные, занесенные во все здешние полицейские компьютеры, с настоящими, не липовыми визами, выданными российским гражданам, торгующим в этой непростой стране лесом и покупающим здесь специи, рыбные приправы в корм животным – для роста и объема, а также золотые восточные кружева, очень ценимые дамами из числа «новых русских», – в общем, по этой части у ребят все было в порядке, все надежно, а уж как будет дальше – зависит от везения.

Каждый раз, когда Петраков разбивал свою группу, у него тревожно начинало ныть сердце: люди, действующие вместе – это одно, порознь – совершенно другое; мозгов иногда не хватит, – и это бывает часто, – чтобы просчитать ту или иную ситуацию. Коллективный мозг – это коллективный мозг. А уж по части совместных действий… Петраков не выдержал, вздохнул.

Городецкий