Булочник и Весна - Ольга Покровская

– Петь, ты чего пристал к ней? – спросил я вполне себе угрожающе. – У вас там чего, с девушками дефицит?

– Да какой дефицит! Не в дефиците дело. Понимаешь, сплошной обман! Поди разбери – правду они говорят или по книжкам шпарят, где учат, как мужей ловить? О чём вообще речь, если я даже внешне не могу понять, какая она от природы? Русая, чёрная, рыжая? Какие у неё брови были, глаза, ну формы какой? И какая, блин, она получится, если смыть с неё весь этот салон? А ты говоришь – Ирина…

Тут, конечно, Петя был прав. Ирина не посещала салонов, но вряд ли по своей воле.

– Так вот, о подарке, – продолжал он. – Я когда с утра о вас вспомнил, думаю – ладно, раз сам не поеду, дай хоть привет пошлю! Попёрся в магазин для художников и говорю: мол, дайте мне всё самое крутое, что только может понадобиться мастеру Федоскино. И упакуйте, чтоб не стыдно подарить. Ну вот – набили мне ларец, а ехать в вашу сибирь – ни за какие бабки! Ты чего, говорят, Новый год на носу, какой ещё загород! Еле парнишку одного уломал, – тут Петя сделал паузу и спросил с чуть заметным волнением: – Ну а что, понравилось ей хоть?

Я помолчал, соображая, как бы помягче выразить свою мысль.

– Петь, ты, по-моему, топаешь по следам Кирилла. Я тебя прошу, как человека. Или это в последний раз – или мне придётся с тобой разбираться.

– Тебе? – удивился он добродушно. – Со мной? Нет, брат, ты со мной уже не разберёшься. Я забурел. Проданная душа начинает приносить дивиденды! Конечно, пока не предел мечтаний. Но, знаешь, по сравнению с тем, на что я жил раньше, – это просто целая куча бабла!

– Я бы сказал тебе, что это за куча, – возразил я.

Мы ещё обменялись любезностями и, поздравив друг Друга с наступающим, простились.

В сумерки, прежде чем ехать к моим, я пошёл к Ирине пожелать ей счастливого Нового года. На мой скромный стук никто не открыл, зато из форточки порывом крещендо вырвалась музыка – вальс.

По снежной тропе я обошёл дом и остановился. В окнах террасы колыхалось свечное пламя. Свечей было много – подсвечников на хватало. Они стояли на подоконниках в кофейных чашках. Шторы были отдёрнуты, и мой взгляд беспрепятственно проник в совершенно пустую комнату, точнее – «залу». То, что я увидел там, привело меня в замешательство.

Ирина в светлом платье, распахнув руки, разбегалась и скользила по катку половой доски, подхватывала Мишу, и они вдвоём кружились в смешном неустойчивом вальсе. Через хлипкие окна просачивалась великолепная музыка, насколько я понимал, Чайковский.

Я смотрел долго, не в силах оторвать взгляд от бальной залы посередине голого простора русской зимы. Танцующие не могли видеть меня – я был растворён для них во тьме новогодья. Наконец Мишины силы иссякли. Он исчез со сцены, а Ирина ещё скользила, кружась, взмахивая руками-лебедями.

На миг мне подумалось, что нельзя уезжать от такого сверкающего на всю пустыню отчаяния. Но, в конце концов, я ведь обещал моим.

Если вы уже отгуляли первую молодость и хоть что-то в душе начало проясняться, плюньте на грандиозные планы, поезжайте на Новый год к родителям!

Тут особенно нечем прельститься. Счастливые случайности исключены. Зато можно на несколько часов скинуть с себя свою жизнь, как ботинки, завалиться на диван, щёлкать пультом и дать себя накормить.

Но на этот раз «скинуть жизнь» мне не удалось. Встретив меня, мама сразу сообщила, что ей звонила Лиза. Оказывается, они не в Москве. У Кирилла есть друг – коллега по работе. Он позвал их встречать Новый год – нет, слава богу, не в Переславль, но тоже в какую-то русскую глушь – в Калязин, что ли? Лизке там нравится, не особенно-то и грустит. И слава богу!

Я вздохнул и отложил вилку. Мама, кто просил тебя! Хоть бы подождала, пока я поем. Весь мой новогодний аппетит сгорел в налетевшей обиде. После трогательного свидания в Переславле я рассчитывал, что заеду к ним ночью. Попрошу показать, что там Майя нащёлкала своим булыжником. Мы посмотрим фотографии, выпьем чаю, и какое-то сиротское счастье шевельнётся во мне от того, что я всё-таки с теми, кого люблю. И вот пожалуйста – их нет в Москве!

Я рассеянно смотрел в телевизор – белые луга Переславля заслоняли картинку новогодней столицы. Заслонили они и клип президента, и часы на Спасской башне. Без удовольствия я выпил шампанское и загадал глупость: чтоб они поняли, что потеряли! Никогда ещё моё новогоднее желание не было столь идиотским.

В половине первого мне позвонила Лиза.

– Папочка, я желаю тебе счастья, чтобы у тебя сбывались желания! – сказала она и, смутившись, умолкла.

– Ну как там у вас? Весело? Когда к бабушке собираешься? – автоматически спросил я. Обрадовавшись найденной теме, Лиза стала мне отвечать, но я не слышал её слов, потому что настроился на иной долетавший из трубки звук: на неведомой земле, в соседней от Лизы комнате, пела Майя. Её золотой голос слегка опирался о звук пианино.

– Папочка, не расстраивайся! – изо всех силёнок просила Лиза. – Меня завтра отвезут к бабушке. Завтра увидимся! – и так отчаянно, крепко вздохнула в трубку, словно обняла.

Отлично – там танцуют, здесь поют!

Я вышел на балкон покурить. Вокруг рвались снаряды. И вдруг, через войну новогодней ночи, оглушаемый залпами, я тоже взял и запел. Я спел «Из-за острова на стрежень», и «Чёрного ворона», и под конец – «Выхожу один я на дорогу». Оказалось, откуда-то я знаю слова. На соседнем балконе курили мужики, и мне делалось легче от взглядов, потому что на миру ведь и смерть красна.

Вернувшись, я сразу лёг. Должно быть, родителей впечатлил мой концерт. Мама села ко мне и долго гладила меня по голове. «Как я рада, сынок, что ты приехал! – говорила она. – Я так рада!»

Любовь родителей, кроме шуток, страшная сила! С момента, когда мама коснулась моей головы, Новый год пошёл на поправку. Я заснул и утром проснулся с верой: всё уладится. Надо только не отступать от целей. Надо зверски трудиться и навёрстывать, что проспал.

26 Канун Рождества

Отбродив кое-как первые дни нового года, точнее, отбыв их в булочной, пятого января я сломался и потребовал Лизу на Рождество. Мягкий прогноз – минус три и безветрие – был хорошим поводом для того, чтобы показать ей деревню. Я даже купил отличные санки кататься с гор!

– Хочешь, чтобы после твоего выступления в Переславле я доверила тебе ребёнка? – удивилась Майя. – Максимум, на что я согласна, можешь видеться с ней у своих.

Я чувствовал, что в принципе готов взорвать планету, но вместо этого ответил спокойно:

– Боишься – приезжайте вдвоём!

– Нет! – сказала Майя твёрдо. – У нас совершенно Другие планы!

Я дал отбой и задумался: что мне, выкрасть мою дочь? В прежней жизни, в рациональных условиях города, я поступил бы просто и трезво – пошёл к адвокату и уточнил свои права.

Но, к сожалению или к счастью, жизнь в Старой Весне лишила меня прямолинейной воли к победе. Победить, конечно, хотелось, но не любой ценой. Единственное, что с натяжкой и упирательствами мне позволила совесть, – нажаловаться Лизе. Повздыхав с нею дружно в трубки, мы уговорились, что будем каждую неделю встречаться у бабушки с дедушкой.

А шестого утром позвонила мама и взволнованно, но, пожалуй, и с торжеством сообщила:

– Кирилл спрашивал у отца, как к тебе добраться. Просил, чтобы ты не уезжал. Я не знаю точно… – прибавила она заговорщицким тоном. – Но, как я поняла с Лизкиных слов, она уж очень клянчила, чтобы её к тебе отпустили, и Кирилл взял её сторону.

Я оглядел моё пристанище. Когда есть подвешенный на гвоздиках брезентовый шкаф, наводить порядок легко. Просто закинь туда всё, что видишь, пни под кровать сапоги и рюкзак, сотри со столика пятна от кофе – и можешь встречать английскую королеву. Убравшись, я подумал: не сгонять ли за шашлыком? Но нет, кормить шашлыком Кирилла – это уж слишком.

Легко бороться, когда ненавидишь и чуешь встречную ненависть. Попробуй, собери себя в бой, если твой враг по доброй воле везёт к тебе дочку. Я не думал, что действия Кирилла являлись некой коварной политикой, и это радовало меня. Потому что, если б я думал так, мне стоило бы скомкать в корзину эту историю.

Через час зелёная, цвета старых елей машина Кирилла вкатилась на холм и встала у сугроба. Я бросился открывать дверцу – мне хотелось самому дать ступить моей дочери на землю Старой Весны.

Пока я помогал Лизке выбраться, из машины вышел Кирилл в ушанке. Он был мало похож на доктора. На какого-нибудь геолога шестидесятых – это да. Его лицо, светлое и неяркое, выражало согласие получить от меня по заслугам.

– А мама обиделась, – обнимая меня, шепнула Лиза. – Она меня не пускала, а Кирилл сказал: нет, надо ехать! – и, сдвинув светлые бровки, страдальчески посмотрела мне в глаза.

– Смотри, Кир, доиграешься, – бросил я, беря Лизку за руку и направляясь к калитке. Он молча двинулся за нами, и я чувствовал, что в спине у меня нет ножа и никто не целится из нагана.

– А можно посмотреть, как ты живёшь? – спросил он, когда мы дошли до калитки.