Повести и рассказы - Святослав Сахарнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Набежал дождь. Он посыпался из ясного неба мелкой водяной крупой и кончился так же неожиданно, как начался.
Когда постель и одежда были увязаны, Эля принялась складывать приборы и журналы с записями - их она не доверяла никому. А мы с матросами отправились бродить по острову.
С камня на камень, с камня на камень - камни мокрые, загаженные птицами, скользкие.
КАЙРЫ И БАКЛАНЫ
Вот и вершина острова, самая макушка скалы:
Здесь на крошечной, с ладонь шириной, площадке сидела кайра. Увидев меня, она по-змеиному зашипела, нехотя снялась и, распластав крылья, уплыла вниз, где лучилась и сверкала солнечными искрами вода.
На площадке осталось яйцо - зелёное в коричневую крапинку, один конец тупой, другой острый. Я положил его на наклонный камень, яйцо не покатилось, а покачалось, повернулось тупым концом вниз и замерло.
Яйцо-неваляшка, яйцо - ванька-встанька! Так вот почему не падают вниз с обрыва ни в дождь, ни в ветер арьи яйца!
Постояв на вершине, я начал спуск. С камня на камень, как по лестнице.
Справа и слева из-под камней, поблёскивая белыми грудками, шипят кайры. Тоже сторожат яйца.
Лез, лез, снова попал на край обрыва. Снова под ногами море. Сбоку на фоне воды - две чёрные змеи. Поднялись на хвосты, вертятся, раскачиваются, пугают.
Никакие это не змеи. Два баклана устроили на выступе скалы себе дом. Сидят бок о бок, оба, как сажа, чёрные, вокруг глаз - оранжевые ободки. Ворчат, успокаивают друг друга: "Не посмеет тронуть, не посмеет, уйдёт!"
И верно - уйду. Можете не волноваться!
Я отполз в сторону, и тотчас один из бакланов метнулся вниз. Словно чёрная стрела полетела с обрыва, вонзилась в воздух, прочертила прямую линию.
Развернулись крылья - баклан уже на воде. Качается чёрной лодочкой сейчас начнёт ловить рыбу.
А подруга его осталась на камне. Косит на меня оранжевым глазом. Если присмотреться, под ней между лапами - яйцо.
"Когда ты уйдёшь?"
Ушёл я, ушёл. Дальше пополз. Вниз.
Скатился со скалы, а там - Михтарьянц.
- Идёмте, - говорит, - я вам сейчас топориков покажу.
ТОПОРИКИ
Здесь, внизу, где каменные уступы пошире, травы побольше, и гнездятся топорики.
Сели мы с Элей в траву, стали наблюдать.
Ара - взрослому человеку по колено. Топорик меньше раза в два. Сам бурый, на голове - два лимонных хохолка. Нос красный, лопаточкой. Лапки тоже красные.
Гнёзд топорик не вьёт, на карнизах, как бакланы, не сидит - роет норы. Вот один старается: тюк, тюк! - красной лопаточкой. Носом долбит землю, лапками из-под себя выбрасывает.
Взлетает топорик так: часто-часто замашет короткими крыльями, толкнётся - и пошёл. Пока набирает скорость, лапки опущены, пальцы перепончатые растопырены, точь-в-точь самолёт на взлёте. Но вот набрана скорость - можно убирать шасси, - и топорик лапки подобрал, к пузечку прижал, стрижёт воздух крыльями. Только свист идёт!
И садится топорик, как самолёт. Подлетел, выпустил лапки, затормозил крыльями - фррр! - и приземлился около своего дома.
Мы с Михтарьянц идём, стараясь не шуметь, мимо россыпи валунов, мимо нор, пробитых в зелёной траве. Смотрят на нас умные птицы, поворачивают вслед пёстрые хохлатые головы.
- Наш северный попугай! - сказала про топорика Эля.
У неё для всякой птицы здесь - прозвище, про всякую - сто историй. Недаром она на острове то одна, то с товарищами уже второе лето.
"ОНИ БЕССТРАШНЫЕ!"
Родилась Эля далеко от Командорских островов - в Армении.
Раскалённые красные камни, синие горы, маленькое селение посреди сухой безводной долины. Воду девочка видела всегда помалу: в ладошках когда умывалась, в кружке - когда пила, на дне колодца - когда отец открывал крышку, чтобы опустить ведро.
Выросла, окончила институт, попала во Владивосток. А тут - море! Вода до самого горизонта. Поражённая, решила: тут и останусь.
Как все горянки, была она молчалива и не боялась одиночества. Поэтому, когда ей предложили поехать на остров изучать птиц, сказала:
- Ладно! - и очутилась на Арьем камне.
При сборах опытные люди советовали:
- Сапоги обязательно возьмите резиновые - в них нога не скользит. И конечно, примус: деревьев на острове нет, костерок не разведёшь. Одеяло потеплее, свитер - даром что лето, может и снег пойти...
- Это в июне-то?
- В июне.
Самой страшной была первая ночь. Катер, который привёз её, ушёл. Набежали тучи, солнце село - темнота! Ни зги. Висит где-то между чёрной водой и чёрным небом крошечная палатка, в ней - на железной койке маленькая женщина.
Где-то внизу ворочается океан. Ветерок шевелит траву, а женщине кажется: кто-то подкрадывается. Идёт кто-то по скале, всё ближе, ближе... Камень упал. Крикнула морская птица...
Достала Эля из ящика примус, чиркнула спичку - разожгла. Вспыхнул над примусом голубой огонёк, зажурчал. Набрал силу, стал жёлтым, красным, по палатке побежало, заструилось тепло. Шумит примус! Будто появился собеседник: торопится что-то рассказать, шумит взахлёб, а Эля сидит, слушает его и кивает...
Потом привыкла. И к темноте, и к ветру. Бывает, задует он, белой пеной покроется океан. Волны - с размаху - о камень. Гудит скала!.. Посыплет дождь, тонкой водяной плёнкой покроет скалы, траву, тропинки.
И только птицы, верные соседи, по-прежнему галдят, хлопочут.
- Я их тогда и полюбила, - говорит Михтарьянц. - Они бесстрашные! Хотите, расскажу, как они ведут себя в ненастье?
На островок обрушивается шторм, а колония не прерывает дел. Во время самых диких ветров можно видеть в воздухе птиц. Только когда сидят, они поворачиваются носами к ветру да потеснее прижимаются к скале...
И ещё рассказала Михтарьянц: когда на Арий камень первый раз упал туман, она тоже оробела.
Было безветрие. Туман наполз с океана плотной стеной. Стало трудно дышать. На лице, на плечах - мелкие водяные капли. Всё - как в молоке, вытянешь руку - не видно пальцев.
- Туман застал меня на берегу озерка. До палатки - шагов десять, а не дойти. Вдруг упадёшь со скалы? Или подвернёшь ногу... Села я на камень и стала ждать. В тумане, вы знаете, слышен даже самый слабый звук. И вдруг отовсюду понеслись крики, зашуршали крылья. Это взлетали и садились ары, бакланы, ссорились чайки, свистели крыльями топорики. Представляете: в такой туман не выпускают самолёты, бывает, становятся на якорь корабли, а птицы летают!
Молодцы!
Я заметил, как по-особенному научилась здесь Эля ходить. Тихо. Движения плавные, как в замедленном кино. Птицы её не пугаются. Идёт она прямо на чайку, та взмахнёт крылом, отскочит на шаг и продолжает свои дела - рвёт что-то на кусочки, ворчит.
- Будто собака! - сказала Михтарьянц про одну злую чайку.
Мы ходили по острову, и Эля рассказывала про птиц.
ИЗ РАССКАЗОВ МИХТАРЬЯНЦ
На Арий камень птицы прилетают весной. Надо снести яйца, вывести птенцов, поставить их на крыло, спустить на воду. Все это у каждой птицы по-своему.
У чайки-моевки птенец появляется на свет слабым, первую неделю лежит в гнезде и только к концу шестой недели крепнет, поднимается на ножки, пробует выходить на край обрыва. Станет здесь, развернёт крылья, с опаской посмотрит вниз - страшно! А справа и слева такие же, как он, - серые, голенастые, бедовые. Кричат, подбадривают. Вьются над ними с криками отцы, мамы. Но вот настаёт час - словно что-то толкнуло его, кувыркнулся птенец с обрыва, отчаянно замахал крыльями. Принял его воздух, поддержал. Описал смельчак петлю и снова вернулся к гнезду. А за ним - как купальщики холодной осенью, зажмурив глаза, в ледяную воду - братья, сёстры, соседи по скале - прыг, прыг!
Эти первые полёты продолжаются примерно месяц. Держится теперь молодёжь выводком. Постепенно смелеет - все позднее возвращаются молодые на скалу. Всё дальше и дальше их полёты. Значит, скоро на юг!..
У маленького топорика детство совсем не такое. Первые дни проводит малыш не под открытым небом, как чайка, а в глубине норы, на подстилке из сухой травы и перьев. Подрастёт, всё чаще начнёт выбираться на свет, расхаживать у входа в нору. И вот, подбадриваемый родителями, устремляется пешком через гальку, через обломки камней - к воде! Добежал до неё, упал, заработал лапками - поплыл. Прочь от берега! Больше не вернётся сюда в этом году маленькая красноносая птица. Уплывёт в открытое море. Будет там расти, откармливаться, взрослеть среди кочующих рыбьих стай и холодных свинцовых волн.
Такое же детство и у птенца кайры. Этот, правда, растёт на свету, на ветру, быстро оперяется, набирается сил. Но тоже придёт день - станет малыш на краю обрыва. А под ногами-то пропасть! Еле видны мелкие, как чешуйки, волны. И вдруг - замерло сердце, отчаянно затрепетали крылья. Вытянул вперёд шею, растопырил ноги - полетел! Вниз, вниз. По пути задел скалу, отскочил от неё, как мячик. Всё ниже и ниже. Держат крылышки, как парашюты, работают перепончатые лапки. Вот и вода. Уф! Заработал ножками поплыл! Как и топорик, прочь от берега. А неподалёку уже отец и мать. Радуются, торопятся плыть следом. Им всем троим долго жить в море...