Князь Лавин - Ольга Погодина

Из-за соседней юрты вывернул Баргузен, смешно накренившись, словно так еще и не ложился. Илуге с некоторым сожалением смотрел, как он приближается. Друг. Почти что брат, – кто, как не он, был с Илуге с самого начала, спас его, совсем беспомощного? Илуге помнил об этом. Всегда. Даже когда новоприобретенное чванство Баргузена становилось невыносимым.

– Как спалось? – осведомился Баргузен, щурясь на утреннее солнце, – Мы вот оч-чень славно отметили удачную охоту!

В голосе обида, а как же: Баргузен считал, что его вчера должны были пригласить. Даже если никого, кроме вождей, Илуге не позвал тоже, – ни Чонрага, ни Турхга, ни Малиха, – никого. В таком деле это, как ни крути, опасно – военные вожди люди влиятельные и гордые, на пиру рядом с простыми челядинцами их усадить не след – обид потом не оберешься.

– Ты, я погляжу, совсем зазнался, угэрчи, – сказал Баргузен, неправильно истолковав его молчание, – Простые люди для тебя, я погляжу, и вовсе что грязь под сапогами?

– Пустое мелешь, – пожал плечами Илуге, – Тебе бы не обиды выдумывать, а людей поднимать. Джурджаган, я видел, уже на ногах.

Баргузен уже год как был сотником. Упросил Илуге поговорить с Джурджаганом. Напоминал о том, сколько для него, – для них! – сделал. Не преминул вспомнить старую обиду, – это когда Янира отказала ему тогда, два года назад. Спрашивается, что Илуге нужно было делать? Тащить сестру на аркане? Она вон и Эрулену отказала, да только тот обиды не держит.

– Тысяцкие у нас что надо, – язвительно протянул Баргузен, – Их, поди, с постелей палками придется поднимать!

– Ох и злой же у тебя язык, Баргузен, – поморщился Илуге. Ну да, человеку свойственно хотеть большего, чем имеет. Баргузен уже не раз делал прозрачные намеки о том, что был бы куда лучшим тысяцким, чем тот же Буха. Дурак человек, вообще ничего не понимает! Буха – зять старого хана, Темрика, и этим все сказано.

– Да уж, ты, угэрчи, верно отвык от того, что люди говорят то, что думают, – парировал Баргузен, – Вокруг тебя, я погляжу, все больше тех, у кого язык будто медом вымазан!

– Замолчи, Баргузен! – в сердцах оборвал его Илуге, – Чего тебе не хватает, что ты, точно вонючий скунс, всех готов утопить в своей вони?

– Ах, вот как, – протянул Баргузен, еще больше сощурясь, – Не ожидал я, что ты так…, – голос его дрогнул, – Думал, мы с тобой друзья…

– Мы и друзья, – сказал Илуге, – Да только ты, верно, нынче не с той ноги встал.

– Может, и не с той, – буркнул Баргузен, и сменил тему, – Я слышал, ты свою сестру так выставил, будто она всем вождям занозу в зад посадила?

" Тебе она занозу в зад посадила, не вытащишь никак, вот и бесишься!" – подумал Илуге, а вслух сказал:

– Я не думаю, что здесь есть что обсуждать. Я приказал – и она и ее отряд готовы выполнить мой приказ. Беспрекословно.

На последних словах он все-таки обернулся к Баргузену. Да, пусть вспомнит, что из-за его своевольства в Ургахе они тогда еле ноги унесли с площади.

– Почему ты меня не спросил? – тут же вскинулся Баргузен, – Я бы тоже пошел! Пошел в эти проклятые шахты!

– Погоди до Шамдо, – спокойно посоветовал Илуге, – Там у всех будет повод для геройства.

Из гостевой юрты появился Чиркен, и Илуге направился к нему не без облегчения. Все его последние разговоры с Баргузеном были такими вот…нелегкими.

К полудню стан уже почти весь свернули. Отпустив джунгаров под предводительством Джурджагана вперед, они неспешно ехали по изрытому копытами снегу. Баргузен, хоть и вертелся рядом, встревать не решался. Дорган с куаньлином трусили позади, почтительно держась позади свиты хана.

Под вечер ветер немного окреп, ясное небо затянуло мягкими перистыми облаками. Копыта всадников неспешно переступали, вспугивая мелкую степную живность, собравшуюся было покормиться на взрыхленной копытами проехавшей конницы земле. Один раз Илуге даже показалось, что он заприметил в росших небольшими группами зарослях тальника и караганы рыжий хвост лисицы, однако стрелять не стал: и свет был не тот, и в руке своей он был не слишком уверен. Илуге дал себе клятвенный зарок, что бы ни случилось, больше не терять голову настолько. Дорога давалась тяжело. Впрочем, и Чиркен против обыкновения почти всю дорогу молчал: надо думать, по той же причине.

Из-за затянувшихся сборов они въехали в стан джунгаров, когда уже давно стемнело, по молодой луне, и их уже никто не встречал. Сейчас Илуге думал уже только о том, чтобы добраться до постели. Мелькнула мысль, что кто-нибудь, – Янира или мать, – мог бы позаботиться разжечь очаг.

В его юрте кто-то был, – Илуге понял это по пробивавшейся полоске света у входа, и сердце Илуге затопила благодарность. Баргузен, Дорган и куаньлинский пленник, расседлав коней, вошли следом.

Янира и Ицхаль сидели рядом у полупогасшего очага. Мясо в плошках, явно приготовленное к праздничной встрече, давно остыло, однако чайник слегка дымился. Обеим хватило одного взгляда на его лицо.

Он шагнул вперед, поклонился онгонам. Молча сел. Принял из рук матери чашку. Баргузен, как ни в чем не бывало, уселся рядом, сверкнул глазами на Яниру. Дорган и куаньлин неловко топтались у входа. Илуге махнул им: садитесь, мол.

– Что так поздно? – одна бровь Яниры дернулась вверх, губы понимающе изогнулись.

– Отстань, – буркнул Илуге угрюмо, но не обидно.

Горячий горьковатый напиток растекался по телу теплом.

– Я бы не хотела сейчас тебя тревожить, – начала мать, и было что-то в ее тоне такое, что Илуге сразу подобрался. Да, и Джамцо с ней нет, хотя обычно она всегда старалась приносить его Илуге, просила подержать его, поиграть, словно надеялась завязать между братьями узы крови. Напрасно. Илуге не то что бы не любил малыша, – просто тот был чем-то совершенно ему чуждым, словно диковинный ручной зверек. Впрочем, быть может, это оттого, что он вообще не знает, как обращаться с маленькими детьми?

Илуге покосился на сидевших вокруг и, крякнув, поднялся. Ицхаль вышла следом как была – в одной безрукавке. Илуге потянулся было, чтобы скинуть шубу, накинуть ей на плечи, но мать подняла тонкие пальцы: ах да, она же туммо – владеющая внутренним огнем. И не только. Илуге даже прикусил язык, настолько ему хотелось спросить мать кое о чем.

Однако ее слова разом заставили его собраться. Гхи. Илуге имел с ними дело всего один раз, но этого ему было более чем достаточно.

– Это удивительно, – медленно выговорил он, когда Ицхаль закончила свой рассказ, – Зачем он приходил?

– Не знаю, – мрачно ответила Ицхаль, – Но… Не для того, чтобы убить меня или Цаньяна. Быть может, за тобой. Снова.

– Почему сейчас? – она, Ицхаль Тумгор, знает о мотивах своего брата, князя, намного больше.