Спящая волшебница - Майкл Муркок

Майкл Муркок

Спящая волшебница

Уважаемый читатель!

В конце 1950-х – начале 1960-х годов я чуть ли не каждый день встречался в Найтсбридже с Барри Бейли и Дж Г. Баллардом, мы тогда составили заговор с целью сбросить с трона современную английскую литературу. У нас было немало общего – непримиримое отношение к существующему литературному языку и литературным практикам, любопытство к научным и техническим достижениям, интерес к разным формам современного искусства и тот факт, что мы издали по нескольку рассказов в журналах Э. Дж. Карнелла «Нью уордлз», «Сайенс фэнтези энд сайенс фикшн эдвенчерз».

Ни у кого из нас еще не было напечатанной книги. Ставки у Карнелла начинались с двух гиней за тысячу слов и поднимались до двух фунтов десяти шиллингов, когда ты, как, например, Баллард или Олдис, достигал, по мнению Карнелла, стабильно высокого уровня. Я никогда не получал больше двух гиней, но у меня получались вещи слов этак тысяч на пятнадцать – главная публикация номера в его журналах всегда имела примерно такой объем. В результате мое имя на обложках стало появляться с самого начала моей карьеры, и я мог зарабатывать за день около тридцати гиней, чего более чем хватало на месячную оплату квартиры.

Мы все тогда были работающими литераторами. Баллард редактировал «Кемистри энд индастри», а мы с Бейли писали тексты для комиксов и редакционные статьи по истории или по вопросам науки для журналов вроде «Лук энд лёрн».

Мы писали художественную прозу для Карнелла потому, что нам это нравилось, и потому, что он не давал нам застревать на месте. Карнелл всегда был готов попробовать что-нибудь новенькое. В тот период я писал истории про Элрика, включая и «Буревестник», подспорьем мне была моя склонность к готике, мой интерес к Юнгу и символистам, а также поддержка друзей. В известном смысле я эти истории для них и писал, пытаясь на свой неумелый манер создать такую же атмосферу воодушевления, какую находил в апокалиптических сторонах творчества Блейка, Байрона и супругов Шелли, в видениях безумного Джона Мартина[1] и других художников, чьи работы я мог видеть в галерее Тейт в Лондоне. А еще мне нравилась музыка Малера и Рихарда Штрауса.

Мы втроем, регулярно встречаясь в Найтсбридже, не сомневались в литературном потенциале НФ. Мы делились своими мыслями с Уильямом Берроузом и другими, разделявшими наши взгляды. Но нравившаяся мне НФ представляла собой НФ, которую Олдис называл «широкоэкранное барокко» и которая печаталась в страшненьких журнальчиках, куда не заглядывали более респектабельные поклонники жанра, так как считали это ниже своего достоинства. Моими любимцами были Чарлз Харнесс, Ли Брэкетт и Альфред Бестер.

У меня до сих пор сохранились несколько дешевых журналов, привлекавших меня в те времена. Назывались они «Статлинг сториз», «Триллинг уандер сториз», «Фэнтестик эдвенчерз» и «Плэнет сториз». Они стояли на полках рядом с журналами «Уэст», «Экшн сториз» и «Эймезинг детектив». Все обложки имели что-то общее. Одним из самых любимых моих вестернов был «Сеньорита с пистолетом Иуды». В журнале «Спайси эдвенчерз сториз» можно было найти «Гашиш из Хошпура», а в «Уэйрд тэйлз» – «Поцелуй черного бога». Такие творения, как «Королева марсианских катакомб», «Королева драконов с Юпитера» и «Распутница с Аргоса», писались лучшими писателями, которые плевать хотели на респектабельность и которых не очень-то ждали в журнале «Эстаудинг» (с его заумным мессианством) или «Мэгэзин оф фэнтези и сайенс фикшн» (где не было картинок). Еще одним из писателей, печатавшихся в этих дешевых изданиях, был Рэй Брэдбери, которого обожал Баллард. Регулярно появлялись там Филип К. Дик и Теодор Старджон (вещи не всегда выходили под своими родными именами – так, «Храм» Джона Уиндема, опубликованный в журнале «Тэн стори фэнтези мэгэзин», вышел под названием «Тиран и рабыня на планете Венера»).

Я был большим почитателем «Уэйрд тэйлз» и покупал почти все номера с рассказами Роберта Говарда вроде «Часа Дракона» или «Королевы Черного побережья». Продавались они в уличных киосках на Портобелло-роуд, в Пимлико, Уайтчепле и на Каледониан-роуд. Здесь же мне попались «Полет во вчера» (впоследствии эта книга стала называться «Парадоксальные люди»), «Роза» и другие вещи Чарлза Харнесса, «Молот Вулкана» Филипа К. Дика, «Эскалибур и атом» Теодора Старджона и, в журнале «Фэнтестик новелз», – «Корабль Иштар» Абрахама Меррита. Вместе с «Тигр! Тигр!» Альфреда Бестера это, пожалуй, главное НФ-произведение, повлиявшее на меня.

Многие считают Меррита выдающимся в своем роде писателем. Он писал главным образом для дешевых изданий в период между двумя мировыми войнами. «Лунная заводь», «Лик в бездне», «Обитатели миража», «Гори, ведьма, гори!», «Семь шагов к Сатане», «Металлический монстр» и «Женщина-лиса» – все эти его сочинения оказали на меня огромное воздействие, и я уверен, что их влияние легко обнаруживается в фэнтезийных историях, которые я писал в то время.

По какой-то причине я не очень хорошо относился к Толкину и прочим почтенным фантастам более благородного воспитания. За исключением Чарлза Уильямса, мне их манера казалась избыточной, подозрительно напоминающей «Детский час» на Би-би-си, ктомуже их книги изобиловали самыми невероятными допущениями. К. С. Льюис в моем восприятии почему-то до сих пор ассоциируется с попытками моего дядюшки Мака превратить меня в послушного мальчика, а его протертая кашка всегда вызывала у меня глубокую неприязнь.

В отличие от всего этого, Рикмэл Кромптон и дешевые журналы тех лет предлагали подрывную альтернативу.

Я считаю, что Меррит остается великим преемником Генри Райдера Хаггарда, и «Корабль Иштар» занимает место рядом с романами «Она» и «Копи царя Соломона».

Эдгар Райе Берроуз, пользовавшийся большей популярностью, чем его современник Меррит, доминировал в дешевых американских журналах в течение многих лет. Герои вроде Тарзана, царя обезьян, Джона Картера с Марса, Карсона с Венеры и Дэвида Иннеса из Пеллюсидара оказали огромное влияние на мое мальчишеское воображение. Будучи школьником, я даже издавал журнал под названием «Берроузания», в котором отражалась моя страсть к Берроузу и ряду других писателей. О том, что они многим обязаны Берроузу, говорили и Ли Брэкетт, и Рэй Брэдбери. Одно из самых сильных воспоминаний детства: я просыпаюсь и обнаруживаю, что передо мной красноватый, пустынный ландшафт, дно мертвого, высохшего марсианского моря – воспоминание не менее мощное, чем память о собачьих боях и бомбежках времен войны.

Впервые рассказы К. Л. Мур «Джарел из Джойри» и «Нортвест Смит» я прочел в старых выпусках журналов «Уэйрд тэйлз» и «Эйвон фэнтези ридер», издававшихся Дональдом А. Уолгеймом. Мур ткала самые богатые ковры, и чувственность в ее рассказах оказала мощное воздействие на мальчишку, который уже и без того впадал в экстаз от головокружительной атмосферы «Желтой книги», «Савойи» и французских романтиков. Возможно, потому, что мое школьное образование было не таким формальным, как у большинства моих сверстников, я мог наслаждаться всеми этими книгами сразу, нисколько не ощущая при этом, что одна написана искуснее, чем другая. Я читал Доусона и Гарланда, открывал для себя работы Бердслея с таким же удовольствием, с каким погружался в «Шамбло» Кэтрин Мур, «Черных слуг ночи» Лейбера или «Череполицего и других» Говарда. Я помню, что, читая загадочного «Короля в желтом» Р. У. Чемберса или «Пьеро на мгновение» Доусона, восторгался не меньше, чем при чтении потрепанного номера «Черной маски» с «Одним часом» Дэшила Хэммета или «Юнион Джека» с «Проблемой доказательств» Энтони Скина (в которой фигурировали Зенит и Альбинос). Для меня по сей день остается тайной, почему эти произведения считаются литературой второго сорта и чуть ли не приравниваются к чтиву для домохозяек – впрочем, многие издатели именно такого рода чтиву отдают предпочтение или, по меньшей мере, полагают его более достойным читательского внимания. Карьеристский литературный империализм эпохи Блумсбери внес свой немалый вклад в нынешнюю прискорбную поляризацию.