Святополк Окаянный - Александр Майборода

Микула уже не боялся никого. Метели так занесли лес, что пройти было почти невозможно.

В морозные ночи, лежа на охапке соломы рядом с костром, Микула смотрел в бездонную небесную твердь и дивился множеству далеких мерцающих огоньков. В его голове невольно возникало множество вопросов: кто эти огоньки зажигал каждую ночь? Зачем?

Священник в церкви утверждал, что эти огни сотворил Бог для того, чтобы они ночью освещали путь заблудившимся путникам. И Микула молился, чтобы звезды указали путь домой Векше, Марфе и их детям. И Ярине.

Плохо одному... Мысли приходят разные, но зачем человеку мысли, если ему надо добывать хлеб насущный?

В это морозное утро Микула, как обычно, едва забрезжил рассвет, сходил и проверил ловушки. Попалось три снежнобелых зайца. Двух зайцев Микула положил в запасник в стволе дерева, а одного взял с собой, — он запечет его на костре.

Вернувшись к шалашу, Микула некоторое время занимался разделкой тушки, снимал шкуру чулком, потрошил, затем нанизал тушку на вертел и пристроил над тлеющими углями.

Пообедав горячим мясом без особенного аппетита — печеное мясо ему уже надоело, — Микула почувствовал, что ему безумно хочется обычной похлебки. Осмотрев свои запасы, Микула понял, что для приготовления похлебки у него имеется почти все, не хватало только горшка. Но горшок можно было найти в деревне.

Загоревшись новой затеей, Микула решил не откладывать дело в долгий ящик и тут же направился в деревню.

Подходя к деревне, Микула еще на опушке леса почувствовал странную тревогу. Но что вызвало его тревогу, он поначалу никак не мог понять. Поэтому, уже ученый после столкновения с печенегом, Микула с полчаса следил за деревней из укрытия на опушке. В результате наблюдения он догадался, что вызвало его тревогу, — деревенские ворота были прикрыты, а это значило, что в деревне были люди.

Кто были эти люди, Микула не знал, — за частоколом, огораживавшим деревню, никого не было видно. Но Микула логически рассудил, что если бы в деревне были печенеги, то оттуда доносилось бы конское ржание и лай собак, к тому же кочевники не стали бы прикрывать ворота. Это не в привычках любящих открытые пространства кочевников. Таким образом, деревню заняли, несомненно, не печенеги.

Тем не менее это не уменьшало опасности, так как в деревню, находившуюся рядом с проезжим трактом, могла забрести разбойничья шайка бродников. Попадаться в руки разбойников было опаснее, чем кочевникам, — бродники попавшихся им в руки людей, независимо от их племени, как правило, убивали.

Интуиция говорила Микуле, что ему следовало уйти назад в лес. Но рассуждая, он вспоминал, что давно уже не видел на дороге печенегов. Прошло много времени с начала их набега, и за это время печенеги, вероятно, вернулись в свои степи.

Микула подумал, что бродникам незачем было закрывать деревенские ворота. Это могли сделать только возвратившиеся жители деревни. Придя к такому выводу, Микула, чтобы проверить его, решил увидеть скрывавшихся в деревне людей.

Больше не размышляя, Микула вынул меч и, держа его в руке, подбежал, пригибаясь к земле, к частоколу. Ограда вокруг деревни была высока, но он хорошо знал щели, через которые можно было заглянуть за ограду.

Найдя щель, он прильнул к ней, и через мгновение радостно вскрикнул, ~~ он увидел светловолосую девушку, которая тащила ведро с водой от колодца. Микуле показалось, что это была Ярина. «Значит, жители деревни вернулись!» — радостно воскликнул он. Больше не боясь, он спрятал меч в ножны и, мечтая скорее встретиться с родными людьми, изо всей мочи побежал к воротам. Когда он был уже почти рядом с ними, навстречу ему вышли двое странных мужчин: лица у них были славянские, светлые, а одежда печенежская. На поясах висели кривые мечи.

Микула на ходу споткнулся. Не могли жители деревни одеваться в печенежскую одежду. Значит... У него оборвалось сердце, — это были бродники!

Круто развернувшись, Микула немедленно рванулся в сторону леса. Ошеломленные неожиданной встречей бродники, тем не менее повинуясь инстинкту хищника, бросились догонять убегающего.

Бежать по снежной целине было тяжело, и вскоре Микула почувствовал за спиной тяжелое дыхание преследователей. Видя легкую добычу, разбойники радостно визжали.

Они обязательно догнали бы Микулу, сбили с ног и связали бы. И тогда ему пришел бы конец. Но Микула сделал неожиданный ход. Он выхватил меч и, резко остановившись, повернулся лицом к бродникам.

Бродники были крепкие, не раз участвовавшие в схватках мужчины. Худощавый юноша для них не был соперником. Однако его отчаянная решимость дать отпор их несколько обескуражила, хотя и не испугала.

Держа мечи в вытянутых руках, они закружили вокруг Микулы, стараясь зайти ему за спину, чтобы нанести предательский удар.

— Лучше сдайся, — уговаривал один и пытался устрашить Микулу, — не сдашься, изрежем в мелкие куски и отдадим на корм собакам.

Лицо Микулы закаменело.

— Лучше умереть, чем стать рабом! — глухо проговорил он.

Один из бродников, не вытерпев, сделал выпад мечом.

Микула яростно отбил выпад. Мечи так сильно ударились, что от боли рука Микулы почти онемела. Его меч с железным лязгом отскочил от меча бродника и мог бы вырваться из рук юноши, если бы тот был сильнее и попытался препятствовать его естественному движению. Но Микула оказался в силах лишь подправить движение меча, и тот врезался под лохматую шапку второго бродника, который не ожидал подобного удара.

Бродник немедленно ткнулся лицом в пашню, шапка с его головы свалилась и обнажила рассеченную голову.

Другой бродник, увидев, что его товарищ тяжело ранен или даже убит, отскочил на несколько шагов назад, и Микула, заметив это, не теряя времени, бросился к лесу. Убегая, он не мог видеть, как бродник снял лук со спины, и быстро пустил вслед ему несколько стрел.

Будь бы Микула поопытнее, он не стал бы убегать от противника, вооруженного луком, а постарался бы его добить в близкой схватке. Но Микула видел только близкие спасительные деревья. Еще мгновение и он был бы в безопасности. Он уже почти коснулся рукой корявой коры огромного дуба, стоявшего на краю леса, как в спину что-то ударило сильное и тяжелое.

Удал был так силен, сначала Микуле показалось, что в спину ударил огромной мохнатой лапой неожиданно появившийся медведь.

«Но откуда мог взяться медведь?» — мелькнула последняя мысль в голове Микулы, и он провалился в темноту.

Микула уже не видел, что пустивший стрелы бродник, заметив, что его противник упал, пораженный стрелой, направился к нему, чтобы добить. Но не дойдя двух десятков шагов, он увидел среди деревьев нечто такое, что заставило его побледнеть, как первый снег, и в страхе броситься бежать в деревню.

Глава 22

Не дожидаясь, пока старшины закончат осмотр печенежского лагеря и убедятся сами, что его обитатели ушли восвояси, Векша решил побыстрее уходить из негостеприимного города. Он был уверен, что деревня была разорена, и может от нее и остались одно пепелище, но все же некоторые тайники с зерном должны были сохраниться, да и в лесу можно было добыть зверя. Векша знал излюбленные тропы и лежки лесного зверя. В общем, жить можно.

И собираться было не долго, все припасы давно съели, а лошадей пришлось зарезать еще раньше. Слава Перуну, что сами живы остались. Векша торопливо перекрестился и поправился: «Слава Иисусу!» Ныне отцовская вера в идолов не позволяется, за это могут и высечь на площади.

Правда, — Векша сел на оглоблю, безнадежно опустив руки, — без лошади телегу далеко не утащишь, самим бы до дому дотащиться.

За время осады простые жители, спасаясь от голода, лошадей забили на мясо. Тем не менее у богатых людей и у княжеских дружинников, что были под руководством воеводы Радко, лошади сохранились. И их оставалось довольно много, поэтому Векша решил обратиться к городскому старшине, и выпросить в награду для дочери, за ее заслугу в спасении города, коня.

Старшину он увидел перед воротами. Тот, вернувшись с отрядом первых мужей города из разведки в бывший лагерь печенегов, восседал на коне гордый и счастливый, — он был уверен, что князь за то, что отбили город от печенегов, обязательно его наградит.

Подойдя к старшине, Векша перегородил ему дорогу и низко поклонился.

Гудим бросил на смерда недовольный взгляд. Кто-то из старшин сердито прикрикнул:

— Уйди, смерд, с дороги!

Векша еще раз поклонился и робко проговорил:

— Я, Векша. Хочу обратиться с просьбой.

Гудим, пребывающий в благодушном настроении, мягко промолвил:

— Ну, говори, чего тебе надобно?

Векша, в котором от ласковых слов старшины разгорелась надежда, что его замысел исполнится, напомнил:

— Это благодаря моей девке город спасся. Не мог бы ты за спасение города наградить ее конем.