Избранное - Романы. Повесть. Рассказы - Мюриэл Спарк

— Ничего подобного, — сказал он, — я тогда уже был констеблем. А у констеблей память знаете какая.

— Очаровательный у вас дом, — сказала Чармиан и заметила, что Годфри уже поджидает их в прихожей с самым кислым видом, какой у него бывал всегда, если на нее обращали особое внимание.

Собеседование пока не начиналось. Эммелина Мортимер тихонько осведомилась у приезжих дам, не хотят ли они пройти наверх, а если кому-нибудь трудно, то можно и внизу, через кухню направо.

— Чармиан, — громко сказала миссис Петтигру, — вам ведь, наверно, надо. Пойдемте, я вас свожу.

Генри Мортимер пристраивал на вешалке пальто и шляпы и, объяснив мужчинам, куда наверх, вывел остальных в столовую, где за большим столом, на котором сияла ваза с нарциссами и лежала толстая кипа бумаг, уже сидела Гвен, мрачно и независимо курившая сигарету за сигаретой.

Годфри, войдя, вопросительно огляделся.

— Это мы здесь будем? — сказал он.

К чаю не накрыто, подумал Алек Уорнер. Он, видимо, опасается остаться без чая.

— Да, по-моему, здесь удобнее всего, — сказал Генри, как бы советуясь с ним. — Чем плохо? Посидим, поговорим, потом и чаю выпьем.

— A-a, — сказал Годфри. Алек Уорнер мысленно поздравил себя.

Наконец они расселись за столом, трое незнакомцев были представлены: мисс Лоттинвиль и мистер Джек Роуз с супругой. Миссис Мортимер удалилась, тщательно прикрыв за собой дверь: пора, мол, за дело. Солнце мягко озаряло стол и людей за столом, высвечивая пылинки в воздухе и на темных тканях, морщинистые лица, старческие руки и густо накрашенную Гвен.

Чармиан, с почетом воцарившаяся на самом удобном кресле, подала голос первая.

— Какая прелестная комната, — сказала она.

— Только уж очень здесь солнечно во второй половине дня, — сказал Генри. — Никому солнце не мешает? Чармиан — еще подушку?

Трое незнакомцев неловко переглянулись — они ведь все-таки были здесь люди новые, не то что прочие, известные хозяину и друг другу лет сорок, если не все пятьдесят.

Годфри подергал рукой, высвобождая ее из стеснительного рукава, и сказал:

— Должен заметить, Мортимер, что это телефонное хулиганье, уж как хотите, но чересчур...

— У меня имеются ваши показания, Колстон, — прервал его Генри Мортимер, раскрывая папку. — Предлагается так: я вам все это зачитаю, а вы, если что, дополните. Возражений нет?

Возражений как будто никто не имел.

Гвен глядела в окошко, Джанет Джопабоком возилась со своим мудреным слуховым аппаратом на батарейках. Миссис Петтигру облокотилась на стол, подперла рукой подбородок и замерла. Чармиан в своей новой синей шляпке, личико сердечком, была сама безмятежность. Алек Уорнер исподтишка разглядывал незнакомцев — сначала миссис Роуз, потом мистера, а уж затем и мисс Лоттинвиль. У миссис Роуз брови были раз и навсегда вздернуты в знак покорности судьбе и лоб изборожден глубокими морщинами. Мистер Роуз держал голову набок; он был неимоверно широк в плечах, брыляст, и обвислые щеки, нос и вялый двойной подбородок казались повторением одной и той же кривизны. Супругам было обоим под восемьдесят, если не больше. Мисс Лоттинвиль была маленькая, сухонькая и сердитая с виду. Левый угол ее рта и правый глаз то и дело одновременно подергивались.

Генри Мортимер читал не слишком официальным, однако жестким голосом.

«...утром, в начале двенадцатого... все три раза... Судя по голосу, простой человек с улицы. Тон угрожающий. Сказано было во всех трех случаях...»

«...во всякое время дня... впервые — двенадцатого марта. Сказано было... Тон сугубо деловитый... По голосу хулиганистый юнец...»

«...утром, с самого утра... каждую неделю с конца прошлого августа. Образованный мужчина средних лет... тон чрезвычайно зловещий...»

«Звонил очень вежливый молодой человек...» Это были показания Чармиан, и Годфри не выдержал.

— Ну какой же он вежливый молодой человек, что он говорит-то? Думай ты головой. Чармиан!

— Все три раза он разговаривал очень вежливо, — сказала Чармиан.

— Простите, — сказал Генри. — Я, может, продолжу? А потом дам слово Чармиан.

Он дочитал показания Чармиан, и та сказала:

— Все правильно.

— Ну какой же он вежливый? — вопросил Годфри.

— Мистер Гай Лит, — объявил Генри, продолжая чтение. — Ну, Гай, конечно, не приехал...

— Гай поручил мне сообщить, — вмешался Алек, — что мы вольны обсуждать его показания как и сколько нам угодно, лишь бы не касались его частной жизни до тысяча девятьсот сорокового года.

— Еле таскается с двумя клюками, — заметил Годфри.

— Показания Гая, — сказал Генри, — по существу, не отличаются от прочих — с той, однако, любопытнейшей разницей, что ему звонят по междугородной из Лондона от шести до семи вечера, когда действует льготный тариф. По его мнению, это безобразничает какой-то школьник.

— Чепуха, — сказала дама Летти. — Это мужчина средних лет.

— Казалось бы, чего проще, — сказал Генри, — засечь междугородный телефонный звонок из Лондона в провинцию. Однако же полиция до сих пор не выяснила, кто и откуда звонит Гаю Литу в Стедрост.

— Вот именно, — сказала дама Летти. — Полиция...

— Впрочем, это мы обсудим позднее, — сказал Генри. — На очереди показания мистера Рональда Джопабокома — да, Рональд ведь тоже не приехал. Что такое с Рональдом, Джанет?

— Юнец, не более того, и, по-моему, хулиганистый, — отозвалась Джанет Джопабоком.

— Рональд, — прорычал Годфри ей в ухо. — Почему Рональд не приехал? Он же обещал быть.

— Ах, Рональд. Да, он должен был мне позвонить. Позабыл, наверно. Беда с ним. Я не дождалась и позвонила ему сама, но его не было дома. Право же, я нынче за Рональда отвечать не могу. Вечно он где-то пропадает.

Алек Уорнер вынул маленький блокнотик и что-то записал карандашиком.

— У Рональда, — сказал Мортимер, — впечатление такое, что звонит ему человек преклонного возраста, голос дрожащий и скрипучий, говорит умоляющим тоном.

— У него, должно быть, телефон не в порядке, — сказала дама Летти. — Звонит негодяй средних лет, говорит твердым голосом и зловещим тоном. И не забывайте, Генри, что я, к несчастью, общалась с этим типом чаще всех остальных.

— Да, друг мой Летти, вы, конечно, особенно натерпелись. Так, теперь ваши показания, мисс Лоттинвиль... «В три часа утра... Иностранец...»

В дверь просунулась голова миссис Мортимер.

— Чай готов, Генри, и ждет вас. Я накрыла в малой столовой, чтобы...

— Еще минут пять, Эммелина.

Она скрылась, и Годфри тоскливо поглядел ей вслед.

— И наконец мистер Роуз, — сказал Генри. — «Мне звонили на работу около двенадцати два дня подряд... деловой, официальный голос... мужчина пожилого возраста...»

— Вот это верно, — сказала дама Летти. — Только я бы назвала его голос зловещим.

— Он шепелявил? — осведомился Годфри.

— На этот счет мистер Роуз как будто ничего... Шепелявости не заметили, мистер Роуз?

— Нет, нет. Очень четкий выговор. Жена моя говорит — военный, но, по-моему, скорее правительственный служащий.

Все заговорили разом.

— Ну что вы, — сказала Джанет Джопабоком, — он просто...

— Это банда, — сказала дама Летти. — Наверняка орудует целая банда.

Мисс Лоттинвиль сказала:

— Уверяю вас, главный инспектор, это, несомненно, какой-то азиат.

Генри подождал, пока шум улегся, и спросил мистера Роуза:

— Вас самого устраивают ваши зачитанные показания?

— На сто процентов, — отозвался мистер Роуз.

— В таком случае продолжим обсуждение после чая, — сказал Генри.

— Но вы не зачитали показания дамы слева от меня, — возразила мисс Лоттинвиль. Слева от нее сидела миссис Петтигру.

— Мне никто ни с чем подобным не звонил, — отрезала та. — И показаний я никаких не давала.

В тоне ее был такой накал, что Алек Уорнер подумал: а ведь, пожалуй, лжет.

Миссис Мортимер сидела во главе щедро накрытого стола, держа наготове серебряный чайник.

— Иди-ка садись возле меня, — мягко сказала она Гвен, — поможешь передавать чашки.

Гвен закурила сигарету и боком пристроилась на указанном месте.

— И тебя тоже донимают этими звонками? — спросила у нее Эммелина Мортимер.

— Меня-то? Да нет, просто не туда попадают.

Миссис Петтигру доверительно сообщила миссис Мортимер:

— Лично я даже в толк не возьму, какие такие звонки. Между нами говоря, по-моему, все это выдумки с первого до последнего слова. Хотят обратить на себя внимание, и только. Как дети малые.

— Что за дивный сад, — сказала Чармиан.

Потом они снова собрались в столовой, где в солнечном свете бледно поблескивал каминный огонь. Генри Мортимер сказал:

— Доведись мне жить сначала, я вменил бы себе в обычай ежевечерне сосредоточенно размышлять о смерти. Я бы, так сказать, сжился с памятью о ней. Такая память жизненно необходима. Смерть, когда она подкрадется, не должна заставать человека врасплох: ожидание ее — залог полноты жизни. Постоянная сопричастность смерти оживляет бытие. Иначе оно теряет вкус: жить без этого чувства — все равно что питаться одними яичными белками.