Когда рассеется туман - Кейт Мортон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотя «Амур и Психея», огромный и внушительный, стоял на главной лужайке, перед парадным входом, в малом фонтане, скрытом в самом конце южного сада, было свое — волшебное и грустное — очарование.
Круглый каменный бассейн высотой в два фута и двадцати футов в диаметре был отделан мелкой плиткой, голубой, как сапфировое ожерелье леди Вайолет, то, что лорд Эшбери привез ей с Востока.
В центре высилась большая неровная глыба красновато-коричневого мрамора, величиной примерно с двух взрослых человек, широкая внизу и заостренная кверху, как скала. Посередине — желтоватый мрамор на красном — распростерся упавший Икар. Привязанные к рукам крылья, вырезанные очень тщательно, так что видно было каждое перышко, лежали за его спиной, покрывая скалу.
Из бассейна к неподвижной фигуре тянулись три русалки; длинные волосы обрамляли их ангельские лица, у одной была маленькая арфа, у другой — венок из ивовых листьев, а третья поднимала Икара из воды — белые руки на смуглом теле.
Пара лесных ласточек, равнодушных к красоте скульптуры, летала над ней, присаживаясь на вершину скалы только лишь для того, чтобы через секунду спорхнуть, коснуться поверхности бассейна и набрать в клюв воды. При виде птиц я ощутила непреодолимое желание опустить руки в прохладную воду. Оглянувшись на дом, я решила, что он слишком погружен в свое горе, чтобы заметить, как усталая горничная задержится на минутку в самом дальнем конце южного парка, чтобы хоть немного освежиться.
Я опустила поднос на край бассейна и встала коленом на плитки, горячие даже сквозь чулки. Наклонилась и коснулась согретой солнцем воды. Отдернула пальцы, закатала рукава и наклонилась снова, намереваясь опустить руки по локоть.
И тут до меня донесся смех — звон колокольчика в сонной тишине знойного дня.
Я замерла, прислушалась и осторожно вытянула шею, заглядывая за скульптуру.
Они сидели там. Ханна и Эммелин. Ни в каком ни в лодочном домике, а на противоположном бортике бассейна. Я оторопела от изумления, увидев, что они стянули черные траурные платья и остались в одних нижних рубашках, корсетах и кружевных панталончиках. Ботинки валялись на белой каменной дорожке, окаймлявшей бассейн. Длинные волосы девочек блестели на солнце. Я снова оглянулась на дом, удивляясь этакой дерзости. Гадая, не стала ли я невольной соучастницей преступления. Пытаясь понять, пугает это меня или, наоборот, радует.
Эммелин лежала на спине, согнув ноги и салютуя небу коленками — белыми, как ее рубашка. Одну руку она подложила под голову, другой — бледной, редко видевшей солнце — болтала в бассейне. Запястье выписывало в воде ленивую восьмерку. От пальцев одна за другой расходились крошечные волны.
Ханна сидела рядом, обхватив руками одну ногу и подогнув под себя другую. Положив подбородок на колено, она рассеянно шевелила в воде пальцами. Правая рука сжимала листок бумаги, такой тонкий, что он казался почти прозрачным на ярком солнце.
Я выдернула руки из воды, раскатала рукава и привела себя в порядок. С тоской поглядывая на сверкающую прохладу, взяла поднос.
Подойдя поближе, я услышала слова Эммелин:
— …не понимаю я, почему он так упрямится.
Рядом с девочками лежала горка клубники. Эммелин кинула в рот одну ягодку, а хвостик выбросила в сад.
— Па всю жизнь такой, — пожала плечами Ханна.
— Все равно, — настаивала Эммелин. — Это уже просто глупо. Раз Дэвид постоянно пишет нам из Франции, Па мог бы в конце концов прочитать его письма.
Ханна посмотрела на скульптуру, склонив голову так, что отсветы от волн побежали по лицу.
— Дэвид оставил Па в дураках. Сделал то, что ему запрещали, да еще тайком, за спиной.
— Так ведь целый год прошел!
— Па страшно обидчивый. И Дэвид это знал.
— Жаль. Такое письмо интересное. Прочти мне еще раз про столовую и пудинг.
— Не буду я больше ничего читать! Уже и так три раза прочла. Между прочим, это вообще не для твоих ушей. — Она протянула письмо, на лицо Эммелин упала тень. — На, сама читай. Тут картинка с пояснениями.
Дунул теплый ветер, край листка загнулся, я заметила четкие линии рисунка.
Под моими ногами захрустели белые камешки, Эммелин обернулась и увидела рядом с Ханной меня.
— О-о-о, лимонад! — воскликнула она, выдергивая руку из воды и забыв о письме.
Ханна засунула письмо за пояс и тоже оглянулась.
— А, Грейс, — улыбнулась она.
— Мы тут прячемся от старика Гнид-форда, — сказала Эммелин, садясь спиной к фонтану. — Ой, как же я люблю солнце! У меня вся макушка горит.
— И щеки, — заметила Ханна.
Эммелин подняла лицо к небу и закрыла глаза.
— Ну и хорошо. Я вообще не против, если б круглый год было лето.
— Лорд Гиффорд ушел? — спросила у меня Ханна.
— Точно не знаю, мисс, — ответила я, ставя поднос на бортик. — Хотя думаю, да. Лорд Гиффорд сидел в гостиной, когда я разливала чай, и ее светлость не предупредила, что он остается к обеду.
— Надеюсь, что так и есть. И без того сплошные горести, а тут еще все утро мне пялятся в вырез платья.
В зарослях желто-розовой жимолости прятался кованый садовый столик, я подтащила его поближе, чтобы сервировать закуски. Покрепче установила фигурные ножки на камнях, перенесла поднос и начала разливать лимонад.
Ханна взяла клубничину за стебелек и задумчиво покрутила между пальцами.
— Ты, случайно, не слышала, о чем говорил лорд Гиффорд?
Я заколебалась. Понятное дело, когда подаешь чай, не положено слушать, что происходит в комнате.
— О дедушкином имении. О Ривертоне, — пояснила Ханна. Она встретилась со мной глазами, и мне показалось, что ей так же неловко спрашивать, как мне — отвечать.
Я поставила кувшин.
— Я… я не уверена, мисс…
— Слышала! — воскликнула Эммелин. — Гляди — краснеет! Ну ведь слышала, да? — Она подалась ко мне с круглыми глазами. — Расскажи нам! О чем там говорили? Имение переходит к Па? Мы остаемся?
— Не знаю, мисс, — ответила я, сжимаясь, как обычно, при звуках властного голоска Эммелин. — Никто не знает.
Эммелин схватила стакан лимонада.
— Кто-то должен знать, — упрямо сказала она. — Лорд Гиффорд, наверное. Иначе зачем он приехал сюда сегодня? Наверняка, чтобы прочитать дедушкино завещание.
— Я имею в виду мисс, что это зависит от одного события.
— Какого?
— От того, кто родится у тети Джемаймы, — ответила за меня Ханна, снова встретившись со мной глазами. — Так, Грейс?
— Да, мисс, — еле слышно подтвердила я. — Во всяком случае, мне показалось, что в гостиной говорили именно об этом.
— А причем тут тетя Джемайма? — не поняла Эммелин.
— Если у нее родится мальчик, — задумчиво объяснила Ханна, — он получит все по праву. Если нет — лордом Эшбери станет Па.
Эммелин, которая только что бросила в рот очередную ягоду, прижала ладони ко рту и захохотала:
— Только представь себе: Па — хозяин имения! Как смешно!
Розоватый поясок ее рубашки зацепился за край бассейна и начал рваться. По ткани побежала зигзагообразная стрелка, я мысленно заметила себе, что надо будет его починить.
— Думаешь, он захочет, чтобы мы жили здесь?
«Хорошо бы», — с надеждой подумала я. В этом году в Ривертоне было ужасно тихо. Только и дела, что натирать мебель в пустых комнатах и волноваться за тех, кто воюет вдали.
— Не знаю, — ответила Ханна. — Надеюсь, что нет. Мы уж и так застряли здесь на все лето. В деревне дни тянутся вдвое дольше, а дел, чтобы занять их, вдвое меньше.
— Спорим, захочет!
— Нет, — уверенно сказала Ханна. — Па никогда не бросит завод.
— Ну не знаю, — недоверчиво протянула Эммелин. — Если Па и любит что-то больше своего завода, так это Ривертон. Самое обожаемое место на Земле. — Она завела глаза к небу. — Хотя, что за радость сидеть в доме, где даже не с кем поговорить… — Она вдруг осеклась, и тут же вскрикнула: — Слушай, Ханна, знаешь, что я подумала? Если Па станет лордом, тогда мы станем «достопочтенными», понимаешь?
— Ну, станем, — ответила Ханна. — А что дальше?
Эммелин вскочила, вытаращив глаза.
— Да много чего! — Она поставила стакан на стол и вспрыгнула на бортик. — Достопочтенная Эммелин Хартфорд из Ривертона. По-моему, звучит! — Она повернулась, захлопала ресницами и сделала реверанс своему отражению. Протянула ему руку.
— Счастлива познакомиться с вами, любезный сэр. Достопочтенная Эммелин Хартфорд к вашим услугам, — и, рассмеявшись сама над собой, побежала вдоль по бортику, балансируя руками и репетируя новое приветствие сквозь взрывы хохота.
Ханна задумчиво следила за ней.
— А у тебя есть сестры, Грейс?
— Нет, мисс. Ни сестер, ни братьев.
— Правда? — изумилась она, будто не могла себе представить, как это — быть единственным ребенком.