Отравительница - Виктория Холт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Супругом! Но он — король, мадам, и к тому же женат.
— Верно, он — король. Его положение значительно выше вашего. Но я не сомневаюсь в том, что, если вы заставите его захотеть этого брака, он настоит на нем; кто сможет ему запретить? Он женат, говорите вы. Да, он женат на королеве Наварры. Я не думаю, что папа откажет в разводе королю-католику, который пожелает избавиться от жены-еретички. А теперь ступайте и обдумайте мои слова. Но помните о скромности. Неразумно повторять кому-либо на данном этапе даже одно мое слово. Пожалуйста, не забывайте об этом.
Луиза покинула покои Катрин. От волнения у нее голова шла кругом. Не ослышалась ли она? Неужели Катрин и правда обещала выдать за короля Наварры ее, дочь господина д'Иль Руе? И для этого она должна была всего лишь обратить Антуана в другую веру!
Когда Луиза ушла, Катрин послала за герцогом де Гизом и кардиналом Лорреном.
Она была довольна собой. Она рассеяла страхи этих мужчин, продемонстрировав враждебность Жанне Наваррской и делу реформистов, подыскав любовниц их лидерам и спровоцировав скандал, который должен был рассердить Колиньи и поразить в самое сердце партию гугенотов — два ее самых заметных руководителя запятнали себя адюльтерами.
Пока все складывалось удачно, но Катрин не хотела заходить в этом деле слишком далеко. Она должна сохранять противоборство соперничающих домов Бурбонов и Гизов; если они объединятся против нее, она не выстоит.
Она не допускала мысли, что красавице Луизе удастся обратить Антуана в католичество, но ей было необходимо убедить де Гизов в подобных намерениях Катрин. Ей казалось, что она понимает этих фанатично религиозных людей. Они не менялись. Кто мог подумать, что жестокий и честолюбивый Франциск де Гиз окажется католиком? Они оставались коварными, хитрыми и безнравственными во всем, кроме своих религиозных убеждений.
Герцога и его брата впустили к Катрин. Они низко слюнились над ее рукой.
— Добро пожаловать, господа. Что вы думаете о поведении братьев Бурбонов?
— Я бы хотел увидеть, — злорадно улыбаясь, сказал кардинал, — лица Жанны и Элеоноры, когда они услышат о шалостях своих мужей.
— Подбросить им обоим любовниц было мастерским ходом, — со смехом добавил герцог. — Лично я считаю, что поведение Антуана не имеет большого значения. Другое дело — Конде.
— Конде сильнее Антуана, — сказал кардинал.
— Но у него не хватило сил сказать «нет» мадемуазель де Лимей, — от души рассмеялась Катрин.
— Он слабак по женской части, но все же опасный враг, — вставил герцог. — Конде следует остерегаться. Его освобождение после смерти короля Франциска было величайшей ошибкой.
Герцог посмотрел на Катрин с былой заносчивостью во взгляде.
— Лучшее место для головы Конде — на плахе, а не на его плечах.
— Я не люблю несправедливость. Конде защитил свою честь, и было решено освободить его.
— Только не нами, — напомнил ей кардинал.
Она молча кивнула и подумала: из всех моих врагов сильнее всего я ненавижу кардинала. Даже больше, чем герцога. Да поможет мне Бог устранить его!
— Возможно, вы правы в отношении Конде, господин кардинал, — миролюбиво сказала она. — Но народ любит принцев Бурбонов. Думаю, казнь привела бы к волнениям.
— Мадам, — сказал герцог, — рано или поздно религиозную проблему придется решать. Ваше отношение к гугенотам сделало их наглыми и самоуверенными.
— Полагаю, мой герцог, я доказала вам мою преданность католицизму.
Де Гизы промолчали с презрительными лицами, и Катрин, глядя на братьев, не смогла справиться с охватившим ее страхом. Бурбоны не внушали ей подобного чувства. Герцог обладал внутренней силой, кардинал — беспредельным коварством; только смерть могла остановить эту пару. Убить их можно было лишь ударом в спину.
— Я попросила вас прийти ко мне, господа, — сказала Катрин, — чтобы предоставить вам новые доказательства моих дружеских чувств и преданности нашей общей вере. Я предлагаю обратить Антуана и Конде в католичество.
— Вам не удастся это сделать. Они — ярые еретики. Жены не позволят им стать католиками.
— Жены не позволили бы им забавляться с любовницами, если бы имели над ними полную власть, господа! Но этой парочке удалось вырваться из-под опеки их добродетельных супруг.
— Но вера, мадам!
— Луиза де ла Лимодьер — очень красивая девушка, мой герцог. Она уже вынашивает ребенка, которого зачала от нашего маленького короля Наварры. Жанна не слишком обрадуется, когда услышит об этом. Она выскажет Антуану все, что о нем думает, и этому франту, привыкшему к лести и обожанию такой красавицы, как Луиза де ла Лимодьер, не понравится брань его менее привлекательной и язвительной супруги. Я допускаю, что Антуан может переменить веру. Он не способен долго придерживаться одних убеждений.
— Вера, мадам, — это святое, — сказал кардинал. — Мужчина может менять женщин, но не религию.
Катрин не стала спорить; для осуществления ее планов было важно, чтобы Антуан остался гугенотом. Но она сделала вид, будто верит в возможность его обращения в католицизм.
— Он слаб, господа. Он — тростник на ветру. Источник опасности — Жанна Наваррская; она управляет супругом, является в их семье лидером. Мы не можем ничего с ней поделать — разве что объявить ее еретичкой и передать в руки инквизиции или аннулировать ее брак и женить короля Наварры на более подходящей даме.
Теперь де Гизы, похоже, заинтересовались. Кардинал погладил длинными белыми пальцами свою яркую мантию; глаз герцога над шрамом заслезился.
— Кого вы прочите, мадам, на роль второй жены короля Наварры?
— Вашу племянницу, господа. Марию, королеву Шотландии. Что вы думаете о моем выборе?
— Он великолепен, — заявил кардинал.
— Я согласен, — сказал герцог.
Они улыбнулись королеве-матери, снова удостоверившись в том, что она — их друг. Катрин хотелось рассмеяться. Обмануть их было так же легко, как мадемуазель де ла Лимодьер. Неужели они действительно решили, что она вернет во Францию маленькую шпионку? Очевидно, да!
Святая Дева! — подумала Катрин. Могу ли я проиграть, если эти великие мужи так глупы!
Испанский посол, господин де Шантонне, был человеком, искушенным в интригах. Он с детства готовился к дипломатической карьере; он унаследовал коварство и смелость от своего отца, канцлера Николы де Гранвелля; Филипп Испанский поступил мудро, поручив этому человеку представлять его интересы во Франции.
Де Шантонне был осведомлен о ловушках, подстроенных Бурбонам, поскольку дамы, заманившие их туда, являлись членами Летучего Эскадрона; послу, знавшему о его тайном предназначении, не составляло труда догадаться, кто направлял эти козни. Королева-мать! Но он не знал, что руководило ею — страх или желание оказать услугу де Гизам.
Де Гизы были союзниками Испании; королева-мать, отличавшаяся непостоянством поведения с того момента, как маленький Карл поднялся на трон, стала героиней многих тревожных писем, посланных Шантонне королю Испании. Филипп Испанский не доверял королеве-матери, поскольку всегда принимал во внимание точные суждения посла. Шантонне считал, что сближение Катрин с де Гизами объясняется ее желанием заручиться их дружбой и воспользоваться ею в целях укрепления личной власти.
Шантонне действовал исключительно в интересах своего господина; он был шпионом и интриганом в не меньшей степени, чем послом. Он, как и королева-мать, имел своих соглядатаев и знал, что Луиза получила указание соблазнить короля Наварры и добиться его обращения в католицизм. Это устраивало Испанию, но Филипп хотел от Антуана не только перемены веры.
Поэтому де Шантонне сблизился с Антуаном; он льстил принцу, восхищался им, стал его другом. С Антуаном было легко подружиться. Для этого требовалось не скупиться на комплименты, что испанский посол делал с легкостью.
Де Шантонне беседовал и пил с Антуаном.
— О, — сказал испанец, — какое блестящее и славное будущее ожидает Ваше Величество, если вы правильно разыграете ваши карты. Я не сомневаюсь, что вам это удастся, поскольку, готов спорить, под этими красивыми локонами прячется светлая голова. Вам известно, мой король, что некоторые люди склонны отказывать красивому человеку в уме?
— О каком блестящем и славном будущем вы говорите, месье?
— Мой король, мы могли бы пойти куда-нибудь, где нас не смогут подслушать? В этом дворце слишком много глаз и ушей, я предпочел бы выйти на воздух.
В саду посол раскрыл планы, которые строил испанский король для Антуана.
— Часть Наварры, как хорошо известно Вашему Величеству, находится в руках моего господина; она завоевана в сражении.
Антуан погрустнел. Это было его больным местом. Но испанец продолжил:
— Две половины этой провинции принадлежат разным королям, что является весьма неудобным. Что, если вам предложат обменять Наварру на Сардинию?