Месторождение времени - Георгий Гуревич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ким поймал ее за руку:
— Стой, Лада. Послушай, Лада. Ты — это не ты. Ты — записанная и восстановленная. Это твоя вторая жизнь.
Лада замерла, расставив руки. Одна у Кима в руке, другая протянута к двери.
— Ким, это правда? Ты не разыгрываешь меня?
— Истинная правда. Гляди, вот Нина, Сева, их же не было при записи.
— А Гхор?
— Жив. Восстановлен. Здоров. Совсем здоров, уверяю тебя.
— Вези же меня к нему скорей!
Они ехали по земле, в автомашине, и Лада всю дорогу расспрашивала о Гхоре: как он выглядит, как себя чувствует, помнит ли о ней, справлялся ли?
А Ким держал ее за руку, живую, теплую, нежную и сильную, молодую, с выгоревшим пушком на загорелой коже. Ловил дыхание, блеск глаз, восхищался… и не верил.
Что же это такое рядом с ним, ставшее Ладой?
Новой Ладе он попробовал рассказать о той, что состарилась и умерла во сне, не приходя в сознание. Но юная жена Гхора слушала без внимания, с эгоизмом влюбленной внучки. Бедная бабушка, жалко ее, но свое она отжила. О бабушке поплачем в другой раз.
— А Гхор? Как он выглядит? Не изменился?
Киму даже обидно стало за ту старушку, отдавшую жизнь ради счастья этой равнодушной девицы. И обе они — Лада. Как странно! Путаница в уме. Мыслить надо по-новому.
— И он уже не седой? — допытывалась Лада.
Последний разворот. Дамба, ведущая на остров. Аллея с еще не растаявшим снегом, серым и ноздреватым. Ворота.
Но кто это бежит навстречу по лужам, поднимая грязь фонтаном, оступаясь в мокром снегу, балансируя руками?
— Куда под колеса, оголтелый?!
И Лада из кабины прямо в воду:
— Гхор!
— Лада!
Стоят в снежной каше по колено, целуются. Головы откинут, посмотрят друг на друга и целуются опять.
— Любимый!
— Любимая!
Минуты через три Лада вспомнила о третьем лишнем, протянула ему руки для утешения:
— Кимушка, спасибо!
Но Кима не было. Он оставил влюбленных у машины и ушел прямо в чащу по ноздреватому снегу к березкам и осинкам, еще худеньким, голенастым, с растопыренными сучьями, но освещенным солнцем и жизнерадостным, как девчонки-подростки, у которых все хорошее впереди. Шагал, продавливая наст, смотрел сквозь ветки на бледно-голубое небо и широко улыбался. Так и шел с застывшей улыбкой.
Ревности не было. И зависти не было: такому беспредельному счастью нельзя завидовать. Да Ким и сам был счастлив. Видимо, счастье дарить — самое чистое, самое светлое, оно сродни материнству. И таких минут у Кима будет много отныне. Много, много раз будет он сводить расставшихся, видеть глаза, затуманенные слезами радости, слышать трепетное спасибо. Почтальоном радости будет он в этом мире — нет приятнее функции…
ГЛАВА 7. ВСЕ ЕЩЕ ПЛАЧУТ
Будем вечно молодыми! Вечно будем молодыми!
Сплетая руки, юноши и девушки несутся в буйном хороводе. Глаза их блестят, лица раскраснелись, ветер треплет волосы, дыхания не хватает для пения, для крика, для танца…
Небо тоже ликует. Художники раскрасили светом облака.
Словно девушки в пестрых нарядах, толпятся они над Москвой, каждое смотрится в зеркало реки. Взлетают ракеты, огненные букеты распускаются в небе, с шипением, треском и звоном крутятся огненные колеса. Треск и грохот в небе, песни и хохот на земле. Весело и оглушительно празднуют люди победу над смертью.
— Дедушка, будешь молодым! Иди плясать с нами.
— Гляди на этого бородатого. Вылитый Ксан. Наверное, журналист.
— Эй, приклеивший бороду, передай Ксану, что мы счастливы.
И весельчаки не знают, что их слушает подлинный Ксан. По своему обыкновению, он делает выборочный опрос, ловит обрывки разговоров, нанизывает на память, вяжет, петля за петлей, сетку доводов для будущих дискуссий.
— Сто лет живем — ура! Двести лет живем — ура, ура! Триста — ура, ура, ура!!!
— А я, дружок, о пяти годочках мечтал. Поскрипеть, кости погреть на солнышке.
— Получай, папаша, три столетия!
— Не за себя, за дочку рада. Тридцать лет девочке, а лучшее уже позади. Морщинок больше, внимания меньше.
— На полюсе не был. Побываю. В Париже не был. Побываю. На Марсе не был…
— Бывают жизни нескладные, неудавшиеся, тянучие. Так хорошо, что выдадут вторую. Дотерпел до конца, все перечеркнул, начинай заново.
— А ты, дядя, не откладывай! Сегодня начинай заново.
— Дешевое отношение к жизни будет, неуважительное. Тяп-ляп, сто лет кое-как. Ты цени годы, цени минуты. Не важно — сколько прожил, важно — как жил…
— Семьсот лет, ура! Восемьсот — ура! Тысячу — урра!!!
— Ишь разохотились!
— Слушайте, а ведь это скучно: тысячу лет ты инженер, тысячу — блондин, тысячу лет — пигмей.
— Нет, уж новая жизнь — новая внешность и новый темперамент. По вкусу. По каталогу.
— А я в следующей жизни стала бы мужчиной.
— Поговорка была: если бы молодость знала, если бы старость могла… Наконец-то совершенство: могучие старики.
— Отменяется растрата сил человеческих. Только выучился…
— Мне главного нашего жалко. Голова математика, пальцы художника. Обидно — двух лет не дотянул.
— Люди прошлого не должны быть обездолены.
— Ученые придумают. Есть же герасимоведение — восстановление портрета по черепу. Вот и тело восстановят как-нибудь — по клеточкам, по химии волос, костей, что ли…
— Пушкина. Пусть бы написал о нашей эпохе!
Девушка протягивает другу обе руки.
— Сто жизней проживем вместе, правда?
— Ура! Нашим ученым — ура! Все вместе, хором: ура!
Но мир велик и многолюден. Есть в нем и такие, которые не радуются даже в этот день всемирной радости. С озабоченным видом набирают они номера на своих браслетах, взывают:
— Справочная, дайте мне позывные Гхора. Через ноль? А профессора Зарека? Тоже через ноль? Безобразие!
В XXIII веке каждый человек с каждым может связаться по радио. Каждый друг знает пожизненные позывные друга, каждый возлюбленный с нежностью шепчет любимое имя и номер любимой. Но есть люди, которых можно вызывать только через ноль — через радиосекретаря, иначе им некогда будет работать и спать. Чаще это знаменитые врачи, знаменитые артисты и знаменитые космонавты. У Ксана тоже номер с нулем. И он сам распорядился дать браслеты с нулем Зареку, Гхору и Ладе. Ведь он знал, что мир велик и даже в праздник радости найдутся несчастные. Статистика говорит, что каждую секунду на Земле умирает один человек. Их близким невозможно ликовать в надежде на будущее. Им надо спасать умирающего сейчас.
— Справочная, дайте номер помощника Зарека, высокого такого, полного, его показывали на экране. Кимс 46–19? Спасибо.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});