Под знаменем Сокола (СИ) - Токарева Оксана "Белый лев"

— Ну и ну, воистину ты, друг ромей, владеешь каким-то особым ведовством. Внука-то моего словно подменили. Прежде его за науку врачебную пряником печатным заманить не всякий раз удавалось, одно озорство имел на уме, а нынче от урока силком не оторвешь!

Помимо прочих обязанностей уроженец этих мест Тойво считал своим долгом служить молодым наставникам еще и проводником. Вот и нынче, как только боярыня Мурава, завидев лоскуты синего неба, проглядывающие из-за плотной завесы тяжелых обложных облаков, словно незабудки на вешнем лугу, засобиралась с братом в лес, наломать вербы для Белого Бога, Тойво вызвался их проводить.

Хорош проводник! А если, пока он тут по кустам шарит, пушистого бесенка кличет, его наставники в трясину забредут (это, конечно, вряд ли: боярыня Мурава разумела лес не хуже финнов) или в Тешилов одни вернутся, прости-прощай все планы и мечты!

— Вот ты где! Попался разбойник!

Нет, не зря он все-таки назвал соболенка Онни — счастливчик. Такой точно не пропадет. Не успел от хозяина отбиться, уже добычу нашел — родившегося этой зимой детеныша выхухоли. Правда, что делать с этой добычей, соболенок явно не знал. Лежавший на спине выхухоленыш слабо отбивался задними перепончатыми лапами, подняв веслообразный хвост и поводя по сторонам длинным, внимательным носом, а Онни сидел на нижней ветке ольхи и отчаянно верещал, пытаясь то ли позвать на помощь, то ли запугать неведомое диво.

— Ах ты, бедолага! И угораздило же тебя так далеко от воды уползти. Норку затопило? Ну и что теперь с тобой делать? Тебя ведь любая куница или лис запросто сцапают! — боярыня Мурава, наконец, отыскавшая внука волхва и его пушистого любимца, подхватила выхухоленыша на руки, спасая от гнева Онни. — Ну ничего, отнесем тебя к реке, там, глядишь, и сородичи твои отыщутся!

Тойво только снисходительно головой покачал. Баба, она баба жалостливая и есть. Все равно, кого пестовать — дитя малое или звереныша.

А ведь поначалу он молодую ведунью слегка побаивался: уж больно строго и даже сурово держала себя красавица. А уж о батюшке Велесе и его слугах как отзывалась, лучше не повторять. Мудрому деду Арво, гостившему у княжны в Тешилове, отчасти удалось развеять это предубеждение. Чай, волхвы тоже люди, и люди разные. А уж после того и Тойво получше молодую боярыню узнал, и оказалось, что Мурава-краса вовсе не строгая и не суровая, а добрая, ласковая и приветливая. Недаром и раскапризничавшиеся младенцы затихали у нее на руках, и испуганные лошади успокаивались с ней рядом, и собаки прекращали брехать, дружелюбно крутя хвостами, а уж грозный Малик или Нежданов Кум льнули к ней, как не всякие домашние сторожа и мышеловы льнут.

— Это что за уродец? — к сестре присоединился теперь и Анастасий. — Это кикимора или лемур?

Тойво назвал.

— Вы… кто? — переспросил Анастасий. — Слово-то какое-то срамное.

— Слово как слово, — пожал плечами Тойво. — Да и зверь не самый бесполезный. У него мех не хуже бобрового, но мы его ради мускуса добываем. Бабы одежду в укладках выхухолевыми хвостами прокладывают от паразитов и ради приятного запаха.

Зная по опыту, что любопытный, как трехлетнее дитя, ромей не отвяжется, пока не узнает о выхухолях буквально все, Тойво приготовился изложить то, что сам о них знал: чем питаются, как детенышей выкармливают, каким образом под водой дышат. Но в это время внимание мальчишки и его спутников привлек знакомый внуку волхва и новгородской боярышне с малолетства победный и весенний звук: сухой треск и нарастающий гул, словно плотники расщепляют на доски не менее сотни сосновых стволов.

— Что происходит? — мигом позабыв про выхухоль, удивленно прислушался ромей, точно знавший, что ладьи для похода рубят или в Дорогобуже у Днепровского волока, или ниже по течению Оки, а здешние землеробы только присматривают места для новых пожог, ожидая, пока снег сойдет.

— Река пошла!

Тойво снисходительно улыбнулся неосведомленности своего ученого спутника. Неужто и в самом деле есть где-то края, где реки не замерзают и в середине зимы на деревьях висят спелые плоды?

— Ну, слава Богу! — Анастасий улыбнулся. — А то князь Святослав и его воеводы с этой злонравной погодушкой просто извелись. Хотели уж выходить на реку и топорами раскалывать льды!

— Теперь осталось совсем чуть-чуть потерпеть! — деловито отозвался Тойво. — Дождаться, пока лед сойдет, и можно ставить на воду ладьи!

— Думаю, на это стоит поглядеть! — заметил Анастасий, вопросительно глянув на сестру.

Молодая боярыня рассеянно кивнула. Она слушала горестную песню гибнущего льда, и на ее юном прекрасном лице улыбка сменялась тенью, а тень — улыбкой.

Возле реки царил настоящий переполох. Упорно сопротивлявшийся напору талых вод и солнца лед, наконец, поддался и пошел трещинами, изгибавшимися причудливыми линиями, похожими не то на зигзаги молний, не то на плетение гигантской паутины. Еще немного, и все великолепные мосты, которые так любовно наводила за долгие месяцы владычица-зима, умчатся прочь, открывая дорогу горделивым стругам и неповоротливым плотам.

Поднявшаяся вода выгнала на поверхность целую стаю выхухолей. По берегу вслепую метались уже несколько десятков зверьков, в то время как из щелей возле кромки льда вылезали все новые и новые особи. На бедолаг хищно косились вороны и сороки.

Тойво дал себе зарок наведаться сюда не далее, как завтра. За выхухолевые хвосты платили лишь немногим меньше, нежели за бобровые скоры, а это какой-никакой, а заработок: не просить же все время у деда. Да и дяденьку Анастасия почему бы не порадовать. Тойво поделился своими планами с наставником, но тот только головой покачал:

— Не думаю, что получится. Коли пошла река, нам с тобой надо снадобья для похода собирать да в дорогу готовиться, князь русский, насколько я понимаю, медлить не станет. А то еще как бы Мстиславич, неровен час, не наведался.

Ох, зря он Ратьшу помянул.

Поскольку писк, визг и треск от ломающегося льда на берегу стояли такие, что аж уши закладывало, Тойво не сразу обратил внимание на новый звук, ни к реке, ни к лесу отношения не имевший. По дороге в Тешилов, шедшей в этом месте параллельно реке, невидимые пока за крутой излучиной, ехали всадники, человек сто, а то и больше. Сердце Тойво радостно забилось: «Неждан! Друг и защитник! А с ним, верно, Хельги воевода со своими людьми!». Больше некому. Торговые гости, предпочитавшие пользоваться или зимником — вставшей Окой, или ходить по водному пути, в эту пору пережидали распутицу в малых и больших городах, а князь Ждамир, обойдя с полюдьем землю вятичей, уже неделю как обретался в Корьдно и в Тешилов за сестрой не спешил.

Тойво поделился своими приятными предположениями с Муравой. Раскрасневшееся от вешнего солнца прекрасное лицо молодой женщины осветила радость, быстро сменившаяся настороженностью или даже испугом.

— Люди моего мужа не используют хазарскую сбрую, — проговорила она, внимательно прислушиваясь к конской поступи. — Да и у здешних гридней я такой что-то не примечала…

— Быстро в лес! — первым оценил ситуацию Анастасий, увлекая спутников вверх по склону холма, подальше от дороги.

Когда они уже стояли на гребне, надежно укрытые от недобрых глаз темной зеленью молодого бора, из-за излучины появились пришельцы.

Они ехали, не таясь, по двое в ряд на сытых холеных конях, взбивавших в жидкое тесто напитанную влагой землю, пренебрежительно выставив напоказ бурмицкую и франкскую броню, держа наготове тяжелые топоры и мечи. Они ничего не боялись, потому что чувствовали свою силу. И словно рассыпающийся горькими брызгами пенный гребень гибельной волны, вздымалась в такт конской рыси буйная пепельно-русая копна волос их вождя, и холодной ненавистью горели глаза, и пылал на левой щеке рубец, оставленный на долгую память Хельги Хельгисоном. О намерениях Ратьши Мстиславича не стоило и гадать: княжич их и не скрывал.

«Едут с востока, со стороны Мещеры, — рассудительно подумал Тойво, с любопытством и совсем без страха разглядывая медленно приближавшихся находников. — Стало быть, Желеслав и Будимир не соврали, и Ратьша из Дедославля прямиком направился в одно из разбойничьих гнезд, пристанищ охотников за рабами и хазарских гуртовщиков. Ну, это понятно. Ратьша с хазарами, похоже, давно дружбу водит. Недаром в его нынешнем отряде их едва не больше половины. У Ратьши чуть более сотни, а в Тешилове около четырех десятков дружины, не считая руссов, да рядовичи, которые тоже на что-то способны, когда речь идет об их жизни и свободе. Если вовремя заметят да затворят ворота, может и отобьются. А там, глядишь, еще дяденька Анастасий что-нибудь выдумает, неспроста же на княжьем дворе бают про его диковинки и придумки…»