Сожженные мосты Часть 2 - Александр Маркьянов

— Что скажете?

Низенький, в белом халате оторвался от экрана.

— Он говорит правду — уверенно сказал он, я могу дать гарантию.

— Абдалла?

Один из боевиков с автоматом почтительно приблизился.

— Необходимо уходить, Светлейший, немедленно. Город еще не оцеплен, я это точно знаю — и мы сумеем выскочить.

Молодой задумался.

— Иншалла, мы уйдем — сказал он — но говорю вам, мы еще вернемся. Аллах велик — и он покарает тех, кто смеет поднимать руку на правоверных! Жестоко покарает, не пройдет и полного месяца, попомните мои слова, иншалла.

Пройдя потайной дверью, молодой оказался в комнате, где он жил последнее время — два с лишним года. Покидать ее было жалко, он успел привязаться к этому дому, полному тайн и загадок, к нехитрым вещам, сопровождавшим его все это время. Все это придется бросить. И снова — бежать.

В стене открылась еще одна потайная дверь — и в комнату шагнул еще один человек. Того же роста, на вид того же возраста — хотя на деле второй был на пять лет старше, и даже лица их были неуловимо похожи. Хотя они не были ни братьями ни даже родственниками. Второй был одет в камуфляж и в руках у него был автомат.

— Аллах с нами, Джабраил — произнес первый — Аллах хранит нас, открывая замыслы врагов наших.

Второй нахмурился.

— Полчаса. Не больше. Через полчаса тебя здесь быть не должно.

— А ты?

— Я остаюсь.

— В здании? — испугался первый — не говори глупостей, Джабраил.

— Нет, не здесь. Я потом догоню вас.

— Ты должен быть с нами. Муса приказал тебе.

— Муса далеко. Не бойся за меня брат. Я должен проконтролировать то, что здесь произойдет — лично. Каждый мастер желает видеть плоды трудов своих.

— Это опасно. Ты должен быть с нами.

— Это не опасно. Я уйду отсюда и никто не сможет этому помешать. Мы с братом ушли из Бейрута. А там было куда опаснее, чем будет здесь.

— Тогда — да поможет тебе Аллах, брат.

У афганских сил безопасности шанс был — один-единственный. Действовать точь в точь с русскими наставлениями — полученная развединформация после ее проверки подлежит немедленной реализации! Необходимо было сразу, в тот же день поднимать вертолеты и десантировать четыреста сорок четвертый полк коммандос на Герат. Тогда были хоть какие-то шансы — не слишком большие, потому что под Гератом проходили ходы кяризов, которые мало кто знал — и один из них проходил как раз под домом, где нашел приют вышедший из сокрытия имам. Но все таки шансы были. Но афганское командование решило оцепить город, для чего выдвинуло к нему пятую пехотную дивизию Королевской армии. Тем самым — они могли потерять не меньше двадцати четырех часов, потребных для того, чтобы дивизия выдвинулась в район операции. На самом деле — они потеряли тридцать два часа — когда дивизия получила приказ на выдвижение, выяснилось, что командование дивизии пустило налево все имеющееся топливо, в том числе неприкосновенный запас. В конечном итоге, плохо спланированная операция набрала ход тогда, когда было уже слишком поздно.

15 июня 2002 года

Виленский военный округ, сектор «Ченстохов»

Чета

Генералитет с приближенными покинули расположение только к вечеру, и ехать в село на ночь глядя было просто опасно. Поэтому, повечеряв с казаками — настроение у всех было никудышное — сотник завалился спать. А поутру, едва только солнце взошло — отправился в ближайшее село, где и жил Радован со своими четниками.

В село вела одна дорога, от расположения казаков до села было всего чуть больше километра. Сербы жили на отшибе от польских домов, их дома были расположены не так как обычно располагаются сельские дома в России или в и том же Виленском крае — а полукругом, все улицы были не сквозные, а закрытые, заборы образовывали своего рода укрепление, за которым можно было держать оборону. К домам сербов вела всего одна дорога, и на ней у самого въезда стоял вооруженный четнический пост…

Сотник тормознул машину у самого шлагбаума, сербы насторожились но, видя что машина казачья ничего не предприняли.

— Божедар!

На счастье в составе дежурных на въезде четников оказался Божедар, он то и узнал сотника…

— Добри дан, господин казак.

— Доброго дня и тебе. К дяде твоему еду. Он дома?

— Прошао. Он работает, но у него мастерская рядом с домом.

Шлагбаум поднялся…

Серб и в самом деле занимался делом — прямо к дому, вполне опрятному, кирпичному был пристроен высокий кирпичный пристрой с немилосердно дымящей черной трубой, из пристроя доносился мерный стук молота…

Захлебываясь в ярости, залаяла собака, сотник выходить из машины не рискнул — а ну, мабуть сорвется…

Через минуту из пристроя вышел и сам Радован, грязный, весь в саже, красный от огня, голый по пояс и одетый в грязный, прожженный по многих местах кузнечный фартук, закрывающий грудь по шею.

— А… пан коммандер. Добре…

Собака не унималась…

— Да привязан… ланац… цепь сам ковал… проходите…

Внутри пристроя оказалась кузнечная мастерская, прилично обставленная но грязноватая. В очаге бесился раздуваемый огонь, мерно стучал мотор генератора, дающего сжатый воздух для кузнечного очага и для пневматического молота. Но пневматический молот стоял без дела — а вместо него Радован использовал обычную большую наковальню. Около наковальни стоял настоящий богатырь, чем то неуловимо похожий на Радована, только по виду лет двадцати, здоровенный, тоже весь грязный и раскрасневшийся от огня. В руках он держал большую, увесистую кувалду.

— Добри дан, рус… — пробасил он.

— То син… сын мойе. Славомир звать. Он, как и я, ковач… кузнец.

— У нас на Дону «коваль» говорят — заметил сотник.

— Почти как у нас…

Рука у молодого серба была сильной и мозолистой.

— Промысел держите… хорошо…

— Промысел хорошо… — согласился серб — куем помалу… оградку кому… крест скуем если надо…недавно ограду с розами ковали… уметь надо.

— Оружие, я смотрю, тоже куете — сказал сотник без всякой задней мысли, смотря на сложенные, на полках у стены готовые изделия.

— Оружие тоже… серб без оружия не серб…

Сотник внимательно посмотрел на Радована.

— Да брось, друже… Мне без разницы, ножи да сабли куешь — куй. Дело нужное. Лучше чем поляки… у каждого дом почище твоего и нигде не работают… верней кто работает по ночам, а кто уже на каторге сидит. За работу за эту, которую они по ночам справляют. Так что — работай. И оружие мне твое тоже… интереса нет, пока оно по нам не стреляет. Надо пулемет — пусть пулемет у тебя будет.

— Хвала тебе за слова добрые, пан коммандер… На обед останешься?

— Останусь — кивнул сотник — подневалим, потом и поговорим…

На стол собрали быстро, еда была простая, без изысков — картошка, мясо, кислое молоко с накрошенным хлебом и зеленью. Собрались все, даже Божедар прибежал с дежурства. Была и Драганка — готовила она. Без камуфляжа и снайперской накидки она смотрелась куда лучше — как обычная девчонка, которой только минуло восемнадцать…

Перед едой помолились — сербы читали свою молитву, сотник свою. В конце концов — молитва то одна только язык разный…

Подневали, перекрестились перед трапезой на образа. Негромко играла музыка, звучали непонятные слова песни — про «чету» и какого-то там «комитача» — но музыка хорошая, напевная, сотник даже кое-что из слов запомнил. Потом Божедар на пост убежал, Драганка по хозяйству закрутилась, Славомир в кузню пошел. И остался сотник с главой семейства и командиром сербской четы за столом один…

— Погутарим? — свойски спросил сотник.

— Поговорить то поговорим… только вот что я… сказать хочу… пан коммандер. Ты за своего казака… Чебак его кличут… чего доброго за него сказать можешь? Или недоброго?

Сотник пожал плечами.

— А в чем интерес имеешь?

— Да Драганка моя с ним… Боюсь я за нее, без матери растет…

Велехов вздохнул.

— Чего скажу… Казак гарный, у меня других и нет. Действительную с честью отслужил. Курень на Дону хороший, род знатный, семья большая. Два брата у него, старший и младший. Отец в армии остался служить, полковник от артиллерии. Старший брат действительную служит, в морской пехоте, младший в том году пойдет. Выпорю я Чебака, вот те крест на Круге выпорю. Упреждал добром — не ходи в самоволки.

Серб довольно кивнул, видимо характеристика потенциального зятя его очень даже устроила. Оно так и должно быть, породниться с казаками — большая честь.

— Так дело молодое…

— Не только молодое — но и служивое. Порядок должен быть. Ежели службу ломаешь — так и ломай, а не по самоволкам бегай…

— То есть так… — согласился серб.

Наступила тишина — неловкая, когда тема разговора исчерпана, обе стороны знают, о чем они хотят поговорить, и не знают, как перейти к этому разговору.