Утешительная партия игры в петанк - Анна Гавальда

Да еще кое-где он был порван.

А уж как вонял!

Правда, вонял.

Но…

Он был синий.

Вечером на белье с фестонами обошлось без ложбинок, а припозднившийся подарок облачился в восхитительную ночную рубашку.

Чтобы положить конец этой унизительной для них ситуации, Шарль покорно повернулся на бок.

Последовавшая за этим… маневром тишина была довольно напряженной. Чтобы как-то разрядить обстановку, он кисло-сладко сострил:

— Это, наверно, из солидарности… Мои гормоны, кажется, забастовали, как и твои…

Это ее позабавило, по крайней мере, так ему хотелось думать, и она уснула.

Но не он.

Это была его первая «осечка».

А ведь когда на прошлой неделе он решился спросить у фармацевта совета насчет своих проклятых волос, которые теперь выпадали прядями, то в ответ услышал, что с этим ничего не поделаешь, ибо проблема в избытке тестостерона.

— Считайте это признаком мужественности… — заключил фармацевт с обворожительной улыбкой. (Сам он был абсолютно лысый).

И как же это понимать?

Еще одна загадка, которая не поддавалась его логическому мышлению…

Это уже перебор. Слишком унизительно.

А теперь остановись! — подумал он. — Стоп! Хватит всей этой ерунды, гони-ка прочь проклятого Калимеро[106] и приходи в себя.

То, что он нарушает свои обязательства, прогуливает конференции на другом конце света, транжирит деньги фирмы, теряет время в разрушенных аббатствах, разговаривает с привидениями, оживляет их ради сомнительного удовольствия попросить у них прощения, травит свои легкие, портит принтеры и калечит себе спину в своей юношеской постели — это еще куда ни шло! А вот то, что у него не встает, с этим он примириться не мог, нет уж, увольте!

— Понял? Стоп! — повторил он вслух, чтобы быть уверенным, что услышит.

И чтобы доказать самому себе серьезность своих благих намерений, зажег свет. Протянул руку и взялся за постановление от 22 марта 2004 года о нормах огнестойкости предметов производства, строительных элементов и сооружений.

Директивы, решения, свод правил, указ, постановления, мнение комитета, предложение руководителя Гражданской обороны, двадцать пять статей и пять дополнений. После чего заснул, поглаживая член. Слегка, конечно.

Генерал отступающей армии, застенчиво похлопывающий своего самого верного гвардейца: Домой, солдатушка, домой. С остальным разберутся вороны…

9

И сделал так, как собирался: послал все к чертовой матери. Тристана, Абеляра, Пруста и прочих сентиментальных кретинов.

Прихода весны не заметил. Стал работать еще больше. Порылся в вещах Лоранс, стащил у нее снотворное. Отключался на диване, приходил в их спальню, только когда опасность невероятной близости была позади, отрастил себе что-то вроде бороды, чем вызвал сначала насмешки двух своих домочадцев, потом угрозы, и наконец — безразличие.

Жил с ними. Но уже не там.

Был на пределе, обманывал всех подряд, но осторожно. Принимал деловой вид, когда к нему обращались, и требовал уточнений, когда собеседник был уже далеко.

Не слышал, как шепчутся у него за спиной.

И вообще не понимал, с какой стати зависло столько проектов? Выборы, отвечали ему. Ах да… Выборы…

Стал разбираться в проблемных делах, часами беседовал по телефону и на долгих встречах с мужчинами и женщинами, которые потрясали у него перед носом удостоверениями все новых контор. Бесконечные проверочные инстанции, комитеты по защите, координационные представительства, исследовательские центры, технические контролеры, вездесущие эксперты из Socotec и Veritas, а тут еще эти поправки к «Кодексу жилищного строительства» и новые правила приема в эксплуатацию общественных зданий первых четырех категорий, высоток и зданий класса С. Какие-то бестолковые чиновники коммерческих палат, мэры-мегаломаны с некомпетентными замами, безумные законодатели, нервные предприниматели, эксперты-паникёры и ябедники всех сортов.

Однажды утром ему напомнили, что текущие стройки производят триста десять миллионов тонн отходов в год. Однажды вечером другой голос, менее агрессивный, выдал ему, наконец, в цифровом выражении оценку уязвимости его нового и без того адски сложного объекта.

Он был без сил, уже не слушал, но все-таки пометил в записной книжке: «Уязвимость объекта».

— Приятных выходных!

Марк, молодой парень, с огромным баулом на плече, зашел попрощаться с ним и, поскольку босс не реагировал, добавил:

— Скажите… Вы еще помните, что это такое?

— Извините, — повернулся он к нему вместе с креслом. Из вежливости и чтобы немножко встряхнуться.

— Вы помните, что такое выходные? Это два таких неуместных дня в конце недели…

Шарль отплатил ему усталой улыбкой. Он любил этого юношу. Тот чем-то напоминал ему его самого в юности…

Его настырная восторженность, ненасытное любопытство, потребность найти себе Учителей и выжать из них все, что только возможно. Прочесть о них все, абсолютно все, и в первую очередь, то, что труднее всего поддавалось пониманию: запутанные теории, невесть где произнесенные доклады, факсимиле набросков, работы, изданные на английском, кем-то расхваленные, опубликованные бог знает где, в которых отродясь никто не мог разобраться. (Вот тут Шарль попутно благодарил Бога: если бы в том возрасте, и при тех же наклонностях, у него был бы еще и Интернет… страшно подумать…)

И потом, его фантастическая работоспособность, сдержанность, упорное нежелание обращаться к людям на «ты», уверенность в себе, не имеющая ничего общего с амбициозностью, с ее наглостью и пустотой, но тем не менее, не исключающая Притцкер,[107] черт возьми, а почему бы и нет, и даже эта пышная шевелюра, которая скоро поредеет…

— Куда это вы снарядились? — окликнул он его. — На край света?

— Ага, почти что. В провинцию… К родителям… Шарлю хотелось бы немного продлить это неожиданно возникшее взаимопонимание. Разговорить его, спросить, например: «Да? И где же они живут?» или «Я все забываю спросить, на каком вы курсе?» или, скажем, «Как вы, кстати, к нам попали?». Но он, увы, слишком устал, чтобы раздувать огонек из пробежавшей между ними искры. И только когда этот верзила вознамерился удалиться, он заметил книгу, торчавшую у него из сумки.

Оригинальное издание Delirious New York?[108]

— Вижу, вы по-прежнему под влиянием голландцев…

Тот стал что-то бормотать, словно мальчишка, которого застукали за поеданием варенья:

— Да, признаюсь, я… Этот тип меня восхищает… на самом деле…

— Как я вас понимаю! Этой книгой он покорил Америку, еще даже не построив там ни одной высотки… Подождите минутку… Я иду с вами.

Набирая код сигнализации, добавил:

— Когда мне было столько лет, сколько вам, я был очень любопытен, и мне довелось присутствовать на презентациях многих удивительных работ, но, поверьте, я никогда не был так потрясен, как в восемьдесят девятом, когда он представил свой проект библиотеки в Жюсьё…

— Это когда он вырезал из бумаги?

— Ага.

— Да, хотелось бы мне на это посмотреть…

— Это было… действительно, как бы вам сказать… Так остроумно… Да, по-другому и не скажешь, остроумно…

— Мне сказали, что этим сейчас уже никого не удивишь… что он проделывал это много раз…

— Не знаю…

Они вместе спускались по лестнице.

— …но по крайней мере один раз он это точно повторил, сам видел.

— Да что вы? — молодой человек остановился, придерживая сумку.

Они зашли в первое попавшееся бистро, и в ту ночь впервые за долгие годы Шарль вспомнил о том, что он все-таки архитектор.

И стал рассказывать.

В 1999 году, то есть через десять лет после «фурора Жюсьё», через одного знакомого из инжиниринговой компании «Аруп» ему удалось попасть в Бенаройа Холл в Сиэтле и присутствовать на одном из самых интересных шоу в своей жизни (не считая, конечно, выступлений Нуну). Никаких музыкантов в новехоньком концертном зале: только богатые спонсоры, буржуазный бомонд, powerfull citizens.[109] Суетящаяся служба охраны и вереница лимузинов вдоль Третьей авеню.

За несколько месяцев до того был объявлен конкурс на строительство гигантской библиотеки. В нем участвовали и Пей, и Фостер, но прошли проекты Стивена Холла и Колхаса. Первый был довольно банальным, но Холл был из местных, и это давало ему преимущество. Buy american, you know…[110]

Нет, он не рассказывал, он переживал все заново. Вставал, разводил руками, садился обратно, отодвигал пивные кружки, что-то чертил в блокноте и объяснял Марку, как этот гений, которому в то время было пятьдесят пять, то есть он был чуть старше его самого, разыграв перед аудиторией настоящий спектакль, при помощи обычного листа белой бумаги, карандаша и ножниц — и Шарль то изображал его, то вслед за ним сгибал и разгибал разрезанный лист бумаги, одержал победу, отхватив-таки стройку стоимостью более 270 миллионов долларов.