Тюльпаны, колокола, ветряные мельницы - Владимир Дружинин

Увы, он вынужден жить в Париже, вздыхают бельгийцы. Ничего не поделаешь: Бельгия — маленькая страна, многим талантливым людям приходится искать работу за рубежом. К тому же Париж для южной половины Бельгии не совсем чужой. Поет Брель и по-фламандски, чем радует и другую половину сограждан.

Любовь Бреля к родине — неуступчивая, взыскательная. Ни себя, ни других он не тешит иллюзиями. У него есть враги, он прямо называет их, бичует.

Он ненавидит все показное, ханжеское. «Ханжи» — одна из лучших его песен. Здесь ханжи — в черных одеждах святош, под химерами собора. «Если бы я был богом и увидел их за молитвой, я сам потерял бы веру». В другой песне он с горечью говорит о людях, которые говорят друг другу «о стихах, ими не читанных, о любви, ими не испытанной, сообщают истины, не приносящие пользы».

Требование поэта к людям, к самому себе сжато выражено названием одной из песен — «Жить стоя».

«Смотри, как иные прячутся, едва поднялся ветер, сгибаются, боятся, как бы он не толкнул в схватку чересчур жестокую. Прячутся, бегут, опустив голову, от зарождающейся любви, прячутся в тени привычек, впитанных с детства. Опускаются на колени под тяжестью иллюзорных надежд, опускаются, чтобы прочитать молитву, хотя молиться уже поздно и нельзя вернуть свидания, которые не состоялись. Так неужели же невозможно жить стоя?»

Песня «Буржуа» ироничная, полна яда.

«Мы были голодны, бывало, сидели за пивом, пели господам, проходившим мимо: „Буржуа точь-в-точь как свиньи, они чем крупнее, тем уродливей“. А сегодня мы сидим за пивом вместе с господами и нам юноши показывают зад и поют: „Буржуа точь-в-точь как свиньи…“»

Брель велит каждому поглядеть на самого себя. «О чем ты мечтал в юности, какие смелые фразы произносил?» — говорит поэт-певец. Что же осталось от высоких идеалов? Многие ли сохранили их?

Боль Жака Бреля понятна. Мещанство в Бельгии матерое, обросшее жиром. Немалая часть рабочего класса подпала под его влияние, погрязла в копеечных интересах. Бельгийский пролетарий никогда не поднимался на баррикады. Выдающихся революционеров страна не выдвинула. Она оказалась в стороне от больших классовых боев, сотрясавших Европу.

Но она не застыла на месте, плоская страна, — напоминает Брель.

Обо всем этом думаешь, слушая песни Бреля, — меткие, волнующие, умные.

Приходит на память «Капрал Касс — помпон». «Фуражка набекрень» — так лучше всего переводится это французское прозвище. Однако капрал уже не военный сегодня. Он живет в своем домике недалеко от Бельгии, работает в саду. Правда, орудуя лопатой, он воображает траншеи, огневые точки… О, соседи считают его добродушным мечтателем. Сажает цветы, насвистывая военную песню. Тоскует по казарме, только и всего, И еще — ему хочется, чтобы она была опять В Париже — его казарма. Ну можно ли строго судить за это чудаковатого малого! Да, его тянет снова войти в Париж во главе солдат. С песенкой, которую он вот уже четверть века не может забыть. Никак не отвяжется…

Голос певца только что звучал лирично, затем резче, с иронией, — Брель не сразу дает волю гневу. Э, не до шуток! Слишком серьезно то, что замышляют кое-какие капралы и генералы там, за рубежом, очень недалеко — на Рейне! Тонко передает Брель смену интонаций. И заканчивается песня взрывом гнева против тех, кто готовит новую мировую бойню.

…Радио в автобусе давно умолкло, а песни Бреля во мне не умолкают. Они и провожали меня до самой границы.

Фото. Бельгия

Морской путь в Бельгию ведет в устье полноводной реки Шельды. Берега ее густо застроены.

В Бельгии декабрь, но продавец легко одет, его цветы тоже не мерзнут.

Десятки бронзовых ремесленников на столбах ограды окружают сквер в центре Брюсселя. На снимке — мебельщик. Замечательный скульптурный ансамбль — дань мастеровым, создававшим Бельгию, «страну городов».

В этом доме в пригороде Брюсселя жил Эразм Роттердамский.

Третье столетие крепко стоит ферма в Ватерлоо, где Наполеон провел тревожную ночь, готовясь к сражению.

Главная улица Антверпена ведет к воде, к причалам.

На главной площади Антверпена — старые дома купеческих гильдий, с эмблемами судоходства и ремесел.

Высоко над Антверпеном вздымается колокольня средневекового собора, выдающегося памятника зодчества.

Легендарный великан, с которым люди должны были поладить, чтобы заложить Антверпен.

Рубенс проявил себя и как зодчий, — дом Рубенса в Антверпене построен по его проекту.

Знаменитый Маннекен Пис, маленький озорник, о котором вы прочтете в этой книге.

Церковь «На большой дюне», основанная в IX веке, — одно из самых старых зданий в Бельгии.

Праздник — смотр стрелковых обществ в Бельгии. Впереди колонны, наряженной в костюмы прошлого века, — «король», то есть лучший стрелок, с наградами на груди, и «королева», — его жена.

Турнэ — один из древнейших городов Валлонии.

Тихие каналы, древние стены — таков Брюгге, город-музей, привлекающий миллионы туристов.

Нельзя не подивиться мастерству кружевниц в Брюгге. Вот одна из них у порога своего дома.

Острые крыши Брюгге, его резные башни вдохновили не одного поэта.

В просвете старинной улочки — звонница Брюгге, с мощным карильоном.

Упорный маленький Люксембург

Что вы знаете о Люксембурге?

Автобус стоит точнехонько на границе — задние колеса его еще в Бельгии, а передние — в Великом герцогстве Люксембург. Момент преодоления границы хорош сам по себе, а сейчас тем паче. Подумать только — Люксембург!

Что вы знаете о Люксембурге? Одно из самых маленьких государств Европы, вот, пожалуй, и все. Мне тоже известно немного. Я чувствую себя первооткрывателем.

Стоим мы на рубеже, у открытого шлагбаума, потому что надеемся увидеть пограничника. Интересно, какая у него форма? Воображение невольно, но охотно рисует камзол, панцирь, шляпу с перьями и алебарду или мушкет. Должно быть, так действуют слова «Великое герцогство», звучащие столь архаично. Да что же это такое — Люксембург? Герцогства, графства были в несчетном множестве и почти все исчезли, а вот Люксембург остался…

Где же пограничный страж?

— Слишком холодно сегодня, — притворно сокрушается Жорж, наш шофер-бельгиец, круглый весельчак, рассказчик анекдотов.

Не может быть, чтобы пограничник побоялся холода! Однако страж так и не вышел из своей будки. Мы заметили лишь мановение руки за стеклом. Великое герцогство милостиво, без всяких формальностей, приняло нас в свои пределы.

Вот те на!

Мне немного досадно. Воображаемая картина Люксембурга, охраняемого живописными мушкетерами, обнесенного крепостным рвом с подъемными мостами, была так хороша!

Вместо этого — обыкновеннейшее шоссе, рядок двухэтажных домов, прижатый к лесистой волне Арденн. Дома на первый взгляд такие же, как в Бельгии…

— На что вы надеялись! — удивляется мой сосед, человек неромантического склада. — Какая тут может быть экзотика, в Западной Европе!

И все же что-то изменилось. Мушкетеров нет, но… Сдается, не наш век, а какой-то другой встречает нас в этом люксембургском городке. Неширокие окна, прорубленные в толстенной кладке, могучие железные ворота крепостной стати, ведущие в тесный дворик. Старомодные, неразговорчивые, неяркие вывески. Они не кличут прохожего, не зазывают…

Да, автобус явно покатил нас в прошлое.

День не угас, а на улице ни души. Похоже, городок уснул. Лохматые ели, рыжие песчаные обрывы вздымаются над кровлями. Очень скоро придет темнота и не даст нам разглядеть невиданный, все еще загадочный Люксембург.

Хмурая улица кончилась, к шоссе придвинулся лес, отхлынул, и началась другая улица, точь-в-точь такая же. Плотные ряды домов-бастионов и стеклобетонная бензостанция, сверкающая, как люстра.