Сладкие весенние баккуроты. Великий понедельник - Юрий Вяземский

— Мне Иаков немного не так рассказывал, — заметил Фаддей. — Иаков утверждает, что я воскликнул: «Ты пришел погубить нас, оставь, зачем мы тебе?» — то есть не я говорил, а несколько демонов в тот момент говорили моими устами. Более того, они якобы назвали его Сыном Божьим. И Он велел им замолчать, чтобы они не поганили его святое имя…

— Прости меня, — вдруг прошептал Филипп. — Ради Бога, прости. Мне стыдно теперь. Я себя ненавижу…

— За что простить? — удивился Фаддей.

— Я груб был с тобой. Я забыл, как тяжко ты страдал. Мы помним лишь собственные страдания… Прости, если можешь.

Филипп теперь сострадал Фаддею и сострадал так искренне, стыдливо и жарко, что предмету его сострадания, похоже, стало не по себе, и он замахал руками, словно отмахиваясь от мух.

— Я не о себе говорю, — нервно произнес Фаддей, и глаза его уже сверкали в темноте. — Я беса своего вспомнил, чтобы привести в пример и показать, как усилилось злое воинство, когда Спаситель сошел с горы Искушения и выступил на бой.

— А дальше помнишь? — говорил Фаддей, — Спаситель вошел в лодку, и все мы поплыли на другую сторону озера. Зачем, спрашивается? Ведь земли языческие, и некому там проповедовать! А я скажу, и слово мое будет истинным. Есть три места в Палестине, где демоны прямо кишат. И если иголку возьмешь и поднимешь, то кончика ее не повернешь, не потревожив хотя бы одного из духов. Один раввин говорил мне, что бесов там бывает до семи с половиной миллионов. Якобы сам подсчитал и божился, что в подсчетах своих не ошибся.

А мест этих три. Первое — Хоразин, в котором я родился, вернее, гора Сатан, на северо-западе от города, если идти в сторону Сиро-Финикии. За этой горой, если ты помнишь, мы встретили Юсту — ту самую ханане-янку, у которой дочь бесновалась и которая сама была безумной… Второе место — гора Соблазна к востоку от Иерусалима, тут совсем рядом, стадиях в десяти. А третье бесовское место — земля Гадаринская, куда мы тогда и отправились. Вы оба там были и видели, но я объясняю значение, — продолжал Фаддей. — Ступили мы на дорогу, которая ведет из Гергесы в Гиппос. А эта дорога — самая страшная. С обеих сторон, помните, скалы, и в скалах — пещеры и склепы, куда со всей округи привозят хоронить мертвецов. Покойники, заметьте, языческие, которых ввиду их нечистоты демоны смерти особенно любят и за которыми тучами носятся в этой оскверненной земле… Множество там бесноватых. Но нам навстречу, заметьте, выбежал самый сильный и самый неистовый из них…

Фаддей кинул взгляд в сторону рощи, в которой оставил Биннуя и Хамона, и сказал:

— Его и сейчас пугаются, когда он рассердится и шагнет вперед. А до исцеления его о нем ходили легенды. Он был чудовищно злобен и первым выскакивал из могилы, бросаясь на путников, которым случалось идти мимо. Людей он не трогал, но так дико кричал, что многие столбенели, некоторые лишались сознания, а один юноша, говорят, сам после крика Хамона сделался бесноватым… Я помню, как все испугались, увидев Хамона. Зилот выхватил меч и заслонил собой Петра. Не устрашился только Андрей, который никого и ничего не боится.

— Я тоже не испугался, — возразил Филипп. — Разве я выглядел тогда испуганным?

А Иуда сказал:

— Да, я перепугался. Потому что до этого была буря. И к берегу мы пристали под вечер. А когда пошли между скал и могил, было уже совсем темно. И вой, и крики… Я думаю, страшно было даже Иисусу.

— Силы он был потрясающей! — увлеченно продолжал Фаддей, не обращая внимания на реплики. — Его связывали, но он рвал веревки. Несколько раз на него надевали железные цепи. Но он потрясал ими, звенья ломались, а цепи разлетались по сторонам. Он был наг, потому что демоны заставляли его срывать с себя одежды.

Боли он не чувствовал. Голова его была в крови, так как часто случалось ему ударяться головой о камни, когда он бегал по скалам и прыгал через трещины. Кожа на руках и ногах у него была в некоторых местах содрана чуть ли не до кости. Но он не обращал внимания…

— Бесы в нем — вот на что призываю обратить внимание! — воскликнул Фаддей и поднял вверх палец. — Во мне один бес сидел, а в нем — целое полчище. Когда Спаситель спросил, сколько их в нем сидит, они ответили: «Легион» А легион — это несколько тысяч. Не так ли?

— Шесть тысяч, если это полностью укомплектованный легион, — ответил Филипп.

— Мой бес лишь в синагоге, в присутствии Спасителя, заговорил моими устами, а до этого всегда был сам по себе, — сказал Фаддей. — Хамон же мне объяснял, что с тех пор, как он однажды, забыв помолиться, съел какую-то нечистую пищу, он все хуже и хуже помнил себя, потому что демон проник ему не только в тело, но и в сознание и его собственное сознание стал гнать и пинать, вытесняя из души. И после каждого такого пинка новый демон влезал, пока их целый легион не скопился. И тогда уже Хамон совершенно себя не помнил, потому что демоны не только сотрясали его, не только кричали и выли через него, но самые мысли его стали отныне сплошь демонскими и бесовскими.

Мой бес, как мне рассказали, по одному слову Спасителя выскочил из меня, — продолжал Фаддей. — С Хамоном было иначе. Я хорошо помню и вот свидетельствую перед вами. Спаситель сказал: «Выйди, дух нечистый, из этого человека». Но они не послушались, потому что их было много. И пришлось тогда Спасителю напрячь силы и спросить их: «Как тебе имя?» И Злой Дух уступил и ответил Ему: «Легион». И вот уже имя названо, и, стало быть, Спаситель получил власть изгнать сатанинское воинство. Но и тогда изгнать не удалось, так как — помните? — бесы стали требовать от Него, чтобы Он не убивал их «прежде времени», а позволил им переселиться в свиней, которые в то время паслись около озера. И лишь когда бесы и демоны вселились в несчастных животных, Спаситель смог наконец изгнать их. И стадо бросилось с кручи в воду, и свиньи, конечно, утопли, но бесам в воде еще лучше, чем на воздухе, потому что трупы там разлагаются намного медленнее…

Великое сражение разыгралось тогда на земле Гадаринской, возле Гергесы, на берегу озера-моря! Спаситель специально привел нас туда, чтобы мы видели, постигли и свидетельствовали. И тяжко, с трудом далась Ему эта битва! — заключил Фаддей.

— Прошло немного времени, и Учитель отправил нас по всей Галилее, — подхватил Филипп, заговорщически глядя на Иуду. — И велел прежде всего изгонять бесов. И мы изгоняли. А ты, Фаддей, как мне рассказывали, лучше всех изгонял их, и изгонял во множестве. Так что, если логически рассуждать, число бесов должно было уменьшиться, а сила их ослабнуть.

Фаддей посмотрел на луну, а потом сказал:

— Дальше стало еще труднее. Помните, мы ждали Спасителя, который, взяв с собой Петра, Иакова и Иоанна, взошел на гору, а нас оставил внизу. А утром пришли люди, и среди них — Дионисий, которого мы тогда не знали. Он мальчика своего принес и спросил: «Где ваш Учитель?» Зилот повел его к Андрею. Андрей спросил: «Зачем тебе Учитель?» А Дионисий заплакал и долго не мог говорить. А потом стал рассказывать: «Вот, сын у меня единственный, один у меня он, и с детства в нем бес поселился. Когда он его схватывает и терзает, мальчишка начинает кричать, падает и испускает пену. И особенно тяжко страдает в новолуние, потому что кидается в воду или прыгает в огонь, пытаясь с собой покончить. А после немеет и целыми днями лежит без движения, как паралитик… Помогите, добрые люди, попросите своего Учителя, чтоб Он исцелил мне сына». Так он попросил Андрея…Ты разве не помнишь?

— Меня не было. Мы отошли с Толмидом, — сказал Филипп.

— Я был. И я помню, — сказал Иуда.

— Ну вот, — продолжал Фаддей, — Андрей улыбнулся, обнял Дионисия и сказал ему: «Не нужен тебе Спаситель. Мы сами твоего мальчика вылечим. Учитель дал нам власть изгонять бесов. Пойдем покажешь». И они пошли к мальчику. Он лежал без движения, а вокруг него толпились люди, которые пришли с Дионисием. Андрей возложил на мальчика руки, призвал имя Спасителя и прочел молитву, которую Он нам дал. И мальчик, у которого глаза были до этого закрыты, открыл их, улыбнулся Андрею, а потом… вцепился ему зубами в руку, так что кровь брызнула… Ты помнишь его лицо?

— Ты меня спрашиваешь? — спросил Филипп, потому что Фаддей на него смотрел.

— Глаза у него были зверские, — сказал Фаддей. — И бездна ада была в этих глазах. И ад ликовал и смеялся. Андрей же боялся пошевелиться, чтобы не сломать зубы ребенку, потому что вцепился он, как собака, как пес бешеный. А когда отец разжал ему зубы, Андрей усмехнулся и сказал: «Пусть кто-нибудь другой им займется. Похоже, я еще не проснулся как следует и нет во мне силы…» И, кажется, ты, Филипп, потом стал изгонять из него беса…

— Говорят тебе: меня не было с вами! — почти закричал Филипп. — Мы с Толмидом пошли в гору, потому что проснулись и увидели, что сверху из облаков вышли Учитель и Петр с Зеведитами. И мы пошли их встречать. А вы остались внизу.