Сладкие весенние баккуроты. Великий понедельник - Юрий Вяземский

— Иисус назвал Петра сатаной? Быть того не может! — испуганно воскликнул Иуда. — Ты сам это слышал?

— Нет, сам я не слышал, — ответил Фаддей.

— А ты слышал, Филипп? — спросил Иуда. Но Филипп лишь устало махнул рукой.

— Никто не слышал, — сказал Фаддей, — так как Петр отвел Спасителя в сторону. Но Петр рассказывал об этом разговоре Иакову, Иаков передал Матфею, а тот записал в свой пергамент. Причем записал так: «Иисус, обратившись, сказал Петру: следуй за Мной, сатана!» А Иаков утверждает, что Спаситель сказал «Отойди!» Но все говорят, что Он назвал Петра сатаной. И странно, что ты, Иуда, не слышал о том, о чем все рассуждают. И чаще других эти слова вспоминает сам Петр. Иучит, что в первую очередь надо думать о Божьем, а не о человеческом…

— Так всё-таки «следуй за Мной» или «отойди от Меня»? — спросил Иуда. — Это ведь разные приказы.

— У каждого из нас есть заветное желание, — задумчиво отвечал Фаддей. — И за это заветное желание Злому Духу легче всего уцепиться, потому что ради его исполнения мы всем готовы пожертвовать. Кроме того, Злой Дух или кто-то из дьяволов его может принять облик того человека, мыслями или словами которого он овладел. Даже братьев и матери Спасителя. Даже Петра. Он проникает в них в виде злой мысли, произносит лживое слово, которым пытается сбить с пути истинного… — Фаддей повернулся к Иуде и посмотрел на него так, словно впервые его увидел. — Почему разные приказы? Приказ один: «Отойди с дороги и встань позади Меня. Потому что твое дело — следовать за Мной по пути, который Я избрал, а не пытаться вести Меня по дороге, которой ты хочешь, чтобы Я шел…» Неужели не ясно?

— «Встань позади Меня и делай то, что Я говорю», — повторил Иуда и растерянно улыбнулся.

Фаддей кивнул.

— «Возьми меч и иди на бой», — то ли процитировал, то ли спросил Иуда.

— Да, если не хочешь служить Злому Духу и быть врагом Спасителя, — ответил Фаддей.

— А что это за меч? Как им пользоваться?

— Прежде всего, это меч Веры. Ты не знаешь, как выглядит Вера и как ею пользоваться?

Иуда виновато посмотрел на Фаддея и спросил нежно и тихо:

— А ты знаешь?

Фаддей ответил незамедлительно и твердо:

— Я знаю, что скоро начнется Великая Битва, в которой Спаситель на нас особенно рассчитывает. Мы жизни свои за Него должны положить…

— И когда эта Великая Битва начнется?

— Она уже началась, — сказал Фаддей. — Войско уже выступило в поход. Помнишь, когда несколько дней назад мы покидали Ефраим, Спаситель шел впереди, а мы — сзади. Даже Петр не смел к Нему приблизиться. Такое в Нем было величие и такая решимость! И на повороте дороги Спаситель остановился и обернулся. Ты помнишь Его взгляд? В этом взгляде всё было: блеск щитов, сверкание мечей, зарево грядущих пожарищ, шум битвы, победные крики, стоны раненых… И страшно стало. Даже Андрей, который ничего не боится, замер и ужаснулся… Неужто не заметил?

— Заметил, но другое, — сказал Иуда. — Мне показалось, что в то утро Иисус был как-то особенно одинок, и это его одиночество нас словно отталкивало. Даже Иоанн не решился к Нему подойти. А он всегда бывает рядом с Иисусом, когда тому плохо… Мне показалось, что Он шел, как идут на казнь. А когда обернулся, во взгляде его я увидел тоску и печаль… Нет, страха я не ощутил. Мне стало вдруг больно и стыдно, что, вот, мы отстали от Него и Он идет впереди одинокий и всеми покинутый.

— Истинное величие всегда одиноко, — сказал Фаддей. — Перед решающей битвой великий полководец выглядит торжественно и недоступно, а люди думают про него, что он одинок и печален.

— А потом, — сказал Иуда, — потом Иисус отозвал нас в сторону, чтобы женщины и другие ученики не слышали, и сообщил нам — уже не в первый раз, — что Он будет предан первосвященникам и книжникам, что Его осудят на смерть, что язычники распнут Его, но в третий день Он воскреснет… Ты это называешь Великой Битвой, Фаддей?

— Я таких слов не слышал, — ответил маленький бородатый апостол. — Я вообще не помню, чтобы Спаситель отзывал нас в сторону. Войско на походе не останавливается, и всякие рассуждения только мешают решительному движению… Мы остановились только на ночлег, неподалеку от Иерихона. И тогда у нас действительно возник разговор. Иаков и Иоанн подошли к Спасителю и попросили его, чтобы Он разрешил им командовать правым и левым флангами.

— Ты так понял их просьбу? — спросил Иуда.

— А как ее иначе можно понять? — ответил Фаддей. — Я, правда, не уверен, что в Великой Битве вообще будут какие-то фланги. Но желание любимых учеников быть по правую и по левую руку от Полководца… Не вижу в этом ничего предосудительного. И зря Петр разозлился, а Зилот выскочил вперед, как будто кто-то хотел ударить Петра или уже ударил. Просьба вполне естественная. И думаю, что не сами Иаков и Иоанн до нее додумались — их надоумила Саломия, их мать. Ведь она приходится двоюродной сестрой Марии, и, стало быть, Иаков и Иоанн — троюродные братья Спасителя.

— Фланги тут ни при чем, — вдруг подал голос Филипп. — Они хотели сесть по правую и левую руку от Учителя на пире, который многие называют мессианским.

— Правильно, — сказал Фаддей. — Так многие подумали. И рассердились, полагая, что братья Зеведеевы домогаются каких-то особых для себя почестей. Но речь, повторяю, шла не о пире, а о том, чтобы в гуще сражений быть ближе всего к Спасителю и, стадо быть, больше остальных подвергаться опасности и рисковать жизнью. Но Спаситель сказал им, что Господь Мудрости сам решит, кому доверить командование правым и левым флангами…

— И этого Он не говорил, — сердито прервал его Филипп. — Учитель сказал им, что они не знают, о чем просят. Что они понятия не имеют о той чаше, которую Он должен будет испить, и о том крещении, которым Он будет креститься.

— Совершенно верно, — опять поддержал его Фаддей. — В битве, которая нам предстоит, Иаков и Иоанн едва ли будут на первых местах. Конечно, Бог всех расставит. Но лично я ближе всех к Спасителю вижу Петра и Андрея…

— А себя ты где видишь? — вдруг ехидно спросил Филипп.

И совершенно серьезно Фаддей ему ответил:

— В разведке. Потому что, как мне кажется, я лучше всех остальных учеников чувствую, слышу и вижу бесов и демонов.

Филипп усмехнулся и затряс головой. А Фаддей вдохновенно продолжал:

— До этого я их только чувствовал. Но седьмого нисана, когда рано утром мы подходили к Иерихону, я стал их слышать… Сперва я услышал их запах. Возле Иерихона всегда прекрасно пахнет, так как вокруг растет много бальзамовых деревьев и других благоуханных растений. И вот, среди этих благоуханий я вдруг почувствовал вонь — как бы сгустками или отдельными облачками, словно, проходя по саду, вдруг попадаешь в отхожее место — из аромата в зловоние, а потом снова в аромат. И там, где пахло смертью и разложением, я слышал либо шуршание в траве, либо жужжание в воздухе, либо крадущиеся шаги и треск сухих сучьев, как будто какое-то животное пряталось, а я его не видел. И какое-то тихое рычание, или боязливое скуление, или тоскливый вой… Я сразу догадался, что Злой Дух выслал своих дозорных, чтобы следить за нашим движением… А когда слепцы стали кричать: «Помилуй нас, Господи, сын Давидов!», в толпе сперва зашипели: «Перестаньте нарушать порядок!», потом закаркали: «Не приближайтесь к Назарею, Он — мятежник и объявлен в розыск!», затем завыли: «Если Он прикоснется к вам — смертью умрете!..»

— Опять сочиняет! — вздохнул Филипп. — Слепцов пытались успокоить Петр и Зилот, которые шли впереди и оберегали Учителя.

— Я их слышал в Иерихоне! А в Вифании стал наконец видеть! — радостно воскликнул Фаддей. — Когда взошли мы на гору Елеонскую и Мария Клеопова помазала Спасителя на битву! Сбывается древнее пророчество…

— Ты полагаешь, она Иисуса на битву помазала? — спросил Иуда, пристально глядя на Фаддея.

— «Дева помажет. Сверкающий Славой, окутанный Силой, Правдой исполненный, выступит в битву с Ложью-злодейкой, Астват-Эрэта», — торжественно процитировал Фаддей и пояснил: — Есть такое древнее пророчество.

— Зороастрийское, разумеется? — усмехнулся Филипп.

— Некоторые женщины и священные собаки способны видеть и чувствовать то, что нам, мужчинам, не дано, даже если мы тысячи книг прочли, — отвечал Фаддей, не обращая внимания на его реплику. — И чутки они не только к приближению смерти, но и к наступлению битвы… И вот, когда Мария приступила к помазанию, я видел, что рядом со Спасителем встали два ангела: один — по правую руку, другой — по левую. С этой минуты я тоже стал не только слышать, но и видеть. Ангелов — редко. Бесов и демонов — почти каждую минуту.

— Сейчас тоже видишь? — спросил Филипп.

— Вижу. Вон там, за деревом, — ответил Фаддей, сурово глядя в темноту пальмовой рощи.

— За деревом?! За каким? — наигранно удивился Филипп и, приставив руку ко лбу, стал демонстративно разглядывать близрастущие деревья. Но когда из-за пальмы вдруг вышел какой-то незнакомый человек в заброшенном на голову капюшоне и быстрым шагом пошел в сторону Виффагии, Филипп сразу же перестал гримасничать и даже вздрогнул от испуга.