Сокровища Перу - Карл Верисгофер

— Посмотрите, — сказал Халлинг, — там, под пальмами, собрались туземцы и, кажется, держат совет, но заметьте, что кудесник как будто подслушивает, подглядывает, но не смеет к ним приблизиться, да и Обия и Баррудо тоже!

— Ну, да это понятно, все они принадлежат к придворной партии! — пошутил Рамиро.

— Что тут за тайна?

— Я расспрашивал сегодня колдунью, но она молчит как рыба: она дала мне только понять, что мы все узнаем, когда луна перестанет светить.

— А вот собрание и расходится, — сказал Бенно. — Несколько человек идут сюда!

Действительно, приблизившись к белым, туземцы через переводчика сказали, что все племя просит белых людей провести у них еще неделю, и что они берутся охотно снабжать их пищей, а жены их будут печь для белых бейиу (хлеб из маниока) и варить водку; кроме того, они сегодня устроят пиршество и праздник в честь белых гостей.

— О, на таком празднестве мы непременно должны присутствовать! — сказал Халлинг.

Все согласились на просьбу туземцев, только Рамиро подавил вздох и молчал. Педрильо подошел к нему и, положив ему руку на плечо, сказал:

— Что с вами, сеньор? Больны вы или грустите?

— Нет, нет, мой добрый друг, и я согласен с остальными, только пойдемте теперь куда-нибудь на ловлю или на охоту, лишь бы только не сидеть здесь в бездействии! Я хочу посмотреть, как здесь женщины делают горшки. Вчера я заметил, как одна женщина лепила из глины громаднейший сосуд, из которого можно было бы напоить или накормить целую роту солдат. Он был величиною с колесо телеги. Пойдемте, господин Халлинг!

— Пойдемте, только как мы будем изъясняться без Тренте? Конечно, можно прибегнуть и к языку жестов.

Оба молодых человека отправились в деревню. По дороге им встретились две женщины, несшие громадные корзины с живой рыбой. Неподалеку мужчины ловили рыбу, и друзья подошли посмотреть, как это делают дикари. В том месте, где река образовывала довольно высокий водопад, была укреплена в воде громадная, плотно сплетенная из ивовых прутьев корзина, в которую попадала вместе с водой и рыба. Предоставив мелкой рыбе уходить на волю, туземцы насаживали крупную на свои длинные стрелы и таким способом вытаскивали их из воды.

В другом месте мужчины вбивали в землю столбы и устраивали над ними навес из плетеных матиков. Затем все эти столбы убирались венками и гирляндами цветов, куклами из соломы, фигурами различных животных, мелкими красивыми корзиночками и различными другими безделушками. Сюда, под этот навес, женщины несли громадные корзины плодов и ставили их в большие сосуды с водою, чтобы предохранить их от полчищ муравьев.

Неподалеку от этого сооружения стояла хижина той древней старушки, что лепила гигантский горшок, о котором говорил Бенно. Старушонка, худая как скелет, дрожащими пальцами вырезала в сырой еще глине громадного горшка какие-то причудливые рисунки, не обращая ни малейшего внимания на подошедших к ней молодых людей, с любопытством следивших за ее работой. Тяжело вздыхая, старушка приделала к горшку две массивные ручки.

Бенно дотронулся до ее плеча, и когда она взглянула на него, молодой человек знаками спросил у нее, для чего должен служить этот громадный горшок, не для еды ли?

Старуха отрицательно покачала головой.

— Пить? Минго? — продолжал Бенно.

— Нет! — Старуха закрыла глаза и склонила голову, затем указала на сосуд, на землю, но видя, что ее не понимают, взяла лопаточку из крепкого дерева и, вырыв небольшую яму, показала, что горшок зарывают в землю. При этом она опять указала на себя и закрыла глаза.

— Ну да, ну да! Теперь я понял! — воскликнул Халлинг. — Этот громадный горшок — ничто иное, как гроб. В него укладывают покойника и затем зарывают!

Подоспевший Тренте подтвердил догадку Халлинга.

— А где же они зарывают этот горшок?

— Каждый в своей хижине. Каждый раз, когда заготовленный мною горшок зарывают в землю с каким-нибудь мертвецом, я тотчас же изготовляю новый, — сказала старуха. — За это мужчины приносят мне рыбу и мясо, дрова и воду, а женщины — овощи и плоды, так как сама я стара и не могу добывать себе все это. Да, Тамунда стара, но она умеет делать такие рисунки, каких не умеют делать другие, да, поверьте мне!

— Ну, а если, например, умрет вождь, и его также хоронят в таком глиняном горшке? — спросил Бенно.

Глаза старухи засверкали, она знаком пригласила молодых людей следовать за собой и заковыляла в свою хижину. Здесь она поспешно раскидала кучу матиков, сваленных в углу и друзья увидели другой громадный горшок, совершенно черный, весь разукрашенный причудливыми белыми рисунками: тут были и зубцы, и круги, и какое-то чудовище с громадными глазами, и змеи, и развесистые пальмы, и парящие в высоте орлы.

— Тенцилей! — прошептала старуха, указывая на черный сосуд. — Тенцилей! — и лицо ее исказилось злобным выражением злорадства и мести.

— Но он проживет еще долго, он молод и силен! — сказал Бенно.

— Да, но Хромоногий сильнее его! — все также злобно возразила старуха. Затем, как бы спохватившись, на все дальнейшие вопросы старуха только качала головой и говорила:

— Тамунда ничего не знает, ровно ничего не знает! Идите с миром, чужеземцы!

Халлинг и Бенно простились со старухой и пошли дальше.

— Там режут кур и коз в таком множестве, будто собираются праздновать возвращение пропавшего сына. Это они готовятся к сегодняшнему празднику.

Так как жара становилась утомительной, то молодые люди вернулись к своим товарищам и последовали их примеру, то есть растянулись в тени на траве и предались полуденному отдыху.

С наступлением вечера начался праздник туземцев.

Среди цветов и гирлянд зелени, среди фигурок зверей и людей из ярко раскрашенной соломы и стружек спускались с крыши между столбов те же узелочки с темным воском и светильниками, освещавшие всю эту праздничную залу мягким, приятным светом. В большом котле дымился горячий минго, в белых облаках пара на низеньких буковых столах были навалены целые груды жареного мяса и рыбы, тут и там стояли громадные корзины фруктов. Настроение у всех было приподнятое.

Перед входом пылал громадный костер из хвороста, чтобы отгонять москитов.

Для белых вместо скамеек и стульев были принесены обрубки стволов, толстые балки; туземцы же все сидели на корточках на земле. Все они расфрантились и разукрасились, как могли. Женщины вырядились в накидки из пальмовых волокон и ожерелья из плодовых зерен и свиных косточек. У мужчин же, блистая всеми цветами радуги, были пояса из нескольких рядов крупных плоских просверленных камней, большие прямые перья в ушах и высокие головные уборы из звериных шкур или птичьих хвостов. Как мужчины, так и женщины держали в руках веера из пальмовых листьев, оклеенные мелкими нагрудными перьями разных птиц.