Мертвый сезон - Андрей Воронин

Синица повернул голову и уставился на него с тупым удивлением заморенной клячи, которой вместо гнилой соломы вдруг предложили отведать отборного овса.

– К чему это вы клоните, товарищ полковник? – спросил он.

– Я, товарищ майор, ни к чему не клоню, – давя в пепельнице длинный окурок и тут же вынимая из пачки новую сигарету, сообщил Скрябин. – Я вопрос тебе задал.

– Сколько лет? – для разгона переспросил Синица. Вопрос был сложный: счет времени майор вел только тогда, когда требовалось раскрыть дело в установленный начальством срок. Жизнь майора Синицы текла, как тихая равнинная река, то плавно изгибаясь, то петляя из стороны в сторону, а то и вовсе закручиваясь водоворотом, и не было по берегам этой реки ни верстовых столбов, ни каких-то иных отметок. – Не могу знать, товарищ полковник, – признался майор. – Если это имеет для вас какое-то значение, я могу в кадрах уточнить...

– Для меня имеет, – сказал Скрябин, – а для тебя, значит, не имеет? А ты когда-нибудь слышал или, может, читал, что ежегодный оплачиваемый отпуск – это не просто подарок тебе от родного государства, а производственная необходимость?

Синица вяло пожал плечами. Жена от него ушла, забрав детей, и он понятия не имел, что ему делать со свободным временем. По вечерам он пил портвейн, сидя перед телевизором, в выходные дни – водку, тоже, как правило, один, перед телевизором, или в дешевом шалмане за углом, где его все знали; К вечеру воскресенья им уже овладевала смертельная скука, и, хотя большим энтузиастом своего дела Синица себя назвать не мог, утром в понедельник он отправлялся на службу с чувством явного облегчения. Что же до отпуска, то Синица, хоть убей, не мог придумать, на что потратить такую прорву времени. Собственно, случая всерьез задуматься над этой проблемой ему не выпадало: до сих пор начальству казалось очень удобным не напоминать майору о том, что ему пора отдохнуть. А теперь такой случай, судя по всему, представился, и Синице не надо было долго ломать голову, чтобы понять, откуда дует ветер. Если Гаспаряна убрал не какой-то мифический киллер, нанятый не менее мифическим конкурентом, а его ближайший помощник, его правая рука, то дело автоматически превращалось во внутригородское, сугубо конфиденциальное, очень тонкое и интимное, почти семейное. В деле этом были завязаны почти все первые лица города, и полковник Скрябин в их числе. Понятно, что выносить сор из избы никому не хотелось, и участие в расследовании майора Синицы с этого момента становилось, мягко говоря, нежелательным. Непочтительно высказавшись в адрес покойных, он ясно дал понять Скрябину, что использовать его вслепую не удастся. Он слишком много видел и понимал, а если бы продолжал заниматься этим делом, то, несомненно, увидел бы, понял и узнал еще больше. Словом, сейчас Синица стоял перед выбором, куда ему отправляться: в отпуск или на тот свет. Лет двадцать назад он бы еще подумал – молодой был, горячий, и хотелось ему тогда установить на земле царство добра и справедливости, – а сейчас думать ему было не о чем. Погасят, как спичку, а толку – ноль целых хрен десятых...

"Окна наконец покрашу, пока совсем не сгнили, – подумал он. – Потолок можно побелить..." Он представил себе процесс побелки потолков в своей двухкомнатной хрущевке – целиком, начиная с перестановки мебели и заканчивая многодневным отмыванием и оттиранием неистребимого известкового налета со всех без исключения предметов и плоскостей, – и понял, что малость переборщил. Ну их к дьяволу, эти потолки! Что ему, здоровье не дорого? И вообще, какая разница, какого они, потолки, цвета – белого, как у всех, или серо-желтого, как у него?

Задумавшись, он, как это частенько с ним случалось, начисто позабыл обо всем на свете, в том числе и о полковнике Скрябине. Последний минуты две ждал ответа на свой риторический вопрос, а потом посмотрел на Синицу повнимательнее и понял, что тот опять витает в эмпиреях и может оставаться там бесконечно долго. Тогда полковник кашлянул в кулак и побарабанил пальцами по столу. Синица вздрогнул и сел прямо, сонно моргая припухшими веками.

– Опять дрыхнешь, – с отеческой укоризной сказал ему Скрябин. – И что ты за человек, Синица? Я понимаю, на совещаниях спать – нехорошо, конечно, но понять можно, сам грешен, не без того. Но вот так, с глазу на глаз, прямо посреди разговора... Я же говорю, в отпуск тебе пора, а то ты скоро на задержаниях начнешь засыпать.

– Так точно, – бесцветным голосом пробормотал Синица. – То есть виноват, товарищ полковник, задумался.

– О чем же, если не секрет? – насторожился Скрябин.

– Да вот дома ремонт пора делать. Окошки совсем облупились, скоро сгниют, потолок белить надо. Обои, там, пол покрасить... В общем, дел накопилось выше крыши.

– Ну и правильно, – облегченно откидываясь на спинку кресла, произнес полковник. – Давай-ка прямо сейчас пиши заявление, и с завтрашнего дня чтоб духу твоего здесь не было. Занимайся своим ремонтом. Знаешь, как оно получается: руки работают, голова отдыхает. Вот тебе бумага, ручку вон в стаканчике возьми... Давай пиши. А с этим делом мы без тебя разберемся. Объявим этого Саакяна в федеральный розыск и через неделю получим его в лучшем виде – упакованного и ленточкой перевязанного. Не беспокойся, Николай Евгеньевич.

– А я и не беспокоюсь, – сказал Синица, старательно и коряво царапая по бумаге шариковой ручкой.

Он действительно не беспокоился. Все было ясно как божий день. Учитывая обстоятельства дела и имена его участников, можно было не сомневаться, что Скрябин поручит его какому-нибудь болвану с неполным средним образованием, каких в последнее время развелось в милиции сколько хочешь. Дело закроют и сдадут в архив, а настоящим расследованием займутся заинтересованные лица – например, господин Багдасарян и иже с ним. Скрябин же со всей мощью полицейского аппарата будет на подхвате – что-то разузнать по официальным каналам, где-то подстраховать, а когда потребуется, отвернуться в сторонку и стыдливо прикрыть глаза. Да и дело на поверку оказалось пустяковым. Просто Гамлет продал своего хозяина с потрохами, прикончил его руками своих приятелей, а потом избавился от исполнителей и был таков. Только как же он отважился? Его же теперь на том свете найдут, из-под земли достанут и обратно в землю вобьют...

Последняя мысль, как показалось Синице, имела хвостик, и даже не хвостик, а длиннейший хвостище, уходивший в непроглядный мрак. За этот хвостище так и подмывало потянуть, чтобы узнать, к чему он привязан там, в темноте, куда Синицу так старательно не пускали. Майор представил себе, что можно вытащить на свет божий, потянув за этот хвост, и решил не рисковать – здоровье дороже.

Он решительно поставил под заявлением дату, криво расписался и отдал бумагу Скрябину, который тут же, не сходя с места, ее завизировал.

– Вот так, – сказал полковник, убирая заявление Синицы в папку с тисненной золотом надписью "В приказ". – Завтра на работу можешь не выходить. Отпускные получишь через неделю. Неделю-то протянешь?

– Так точно, – сказал Синица, который, если начистоту, плохо представлял, в каком состоянии находятся его финансы.

– А то, может, подкинуть тебе деньжат? – предложил Скрябин и даже полез в карман – надо полагать, за бумажником. – В порядке беспроцентной ссуды, а? Вернешь, когда сможешь.

Удивить Синицу сегодня было трудно, и он ухитрился выслушать беспрецедентное предложение Скрябина, даже глазом не моргнув.

– Спасибо, товарищ полковник, – отказался он. – Знаете, как говорят: берешь чужие и на время, а отдаешь свои и навсегда... Перетопчусь как-нибудь.

– Ну, как знаешь, – сказал Скрябин, вынимая руку из кармана.

Он, несомненно, знал, что Синица вечно ходит в долгах, как в шелках, и отказ майора взять деньги наверняка заставил его призадуматься, однако принять от полковника то, что, по сути, являлось лишь слегка завуалированной взяткой, Синица не мог. Не то чтобы принципы не позволяли, – душа не принимала.

Еще раз поблагодарив начальство за проявленные заботу и внимание, Синица спросил разрешения быть свободным. Уже в дверях Скрябин окликнул его.

– Чуть не забыл, – сказал он. – Ты, Николай Евгеньевич, табельное оружие в оружейку снести не забудь. Вечно ты забываешь, валяется этот ствол у тебя где попало...

– Обязательно, Петр Иванович, – сказал Синица.

– Ну, тогда все. Счастливо тебе! Отдыхай, набирайся сил, мозги вентилируй – они у тебя на вес золота. Мы без тебя как без рук. Так что давай восстанавливай форму, чтоб на ходу не засыпать.

Перед уходом Синица заглянул к себе в кабинет, убрал в сейф кое-какие бумаги, а заодно поискал пистолет. Пистолета нигде не было. В такой ситуации полагалось испугаться, но Синица не испугался – привык. Отсутствие пистолета в кабинете наверняка объяснялось тем, что он остался дома, в бельевом шкафу, как бывало уже тысячу раз. Майор запер кабинет и побрел к выходу.