Ненавистник полицейских. Клин. Тайна Тюдора. - Эван Хантер

Жевал сладости, которые они ему принесли, и рассказывал, что такие больничные будни как тут — настоящее удовольствие, чего стоят одни только медсестрички в своих облегающих белых униформах.

Казалось, он вовсе не держал зла на того мальчишку, стрелявшего в него. Такие у них забавы, размышлял он. И продолжал жевать конфеты, шутить, рассказывать, пока не пришло время гостям уходить.

Как раз перед тем, как им уйти, он вспомнил анекдот про мужчину с тремя семенниками…

Берт Клинг был в прекрасном настроении в тот вечер.

ГЛАВА XVIII

Третьи похороны последовали за вторыми с удивительной быстротой. Зной не благоволил соблюдению принятых погребальных церемоний. Пришедшие на похороны родственники медленно шли за гробом, обливаясь потом. Сатанинское, злобно ухмыляющееся и опаляющее своей гримасой солнце. Све- жевыкопанная земля, которая, наверное, была прохладной и влажной, приняла гроб с сухим пыльным равнодушием.

Пляжи на той неделе были набиты до отказа. В Калме Пойнте на острове Мотта баталер зарегистрировал рекордное число — два миллиона четыреста семьдесят тысяч желающих покататься на серфе. У полиции были свои проблемы. У полиции были трудности с дорожным движением, поскольку каждый, кто имел хоть какой-нибудь драндулет, непременно отправлялся в дорогу. У полиции также возникли проблемы с пожарными гидрантами, потому что дети по всему городу включали насосы, закрывая их выходное отверстие расплющенными банками из-под кофе, и устраивали шумную возню под импровизированным душем. У полиции были проблемы с кражами, потому что люди спали, открыв окна, припарковывали свои автомобили, забыв их замкнуть, а окна закрыть. Продавцы на минутку перебегали через улицу, чтобы глотнуть пепси-колы. У полиции возникли проблемы с «поплавками», потому что опаленные зноем и измученные духотой жители искали облегчения в загрязненных потоках рек, окаймляющих Айсолу, и кто-то из них тонул, бывали случаи, когда некоторые из них всплывали с раздутыми телами и выпученными глазами.

У полиции в районах Уолкер Айленд н Ривер Дикс были тюремные проблемы, потому что заключенные считали, что жара — это уж слишком много, чтобы вынести, и они стучали оловянными плошками по запотевшим решеткам своих душных камер, а полицейские слушали этот грохот и хватались за оружие.

В общем, полиции хватало всяких проблем.

Карелла боялся увидеть ее в черном. Но он знал, что это будет так. Когда муж умирает, жена всегда надевает черное.

В спокойные часы ночных дежурств они с Хэнком часто разговаривали, и Хэнк много раз описывал Элис в черных ночных рубашках. И Карелла изо всех сил пытался, но не мог разъединить понятия черного цвета. С одной стороны, черный как прозрачное невесомое одеяние соблазнительницы, а с другой, черный как одежда траура.

Элис Буш сидела напротив него в гостиной одной из квартир Калме Пойнта. В открытые настежь окна ему были видны высокие готические строения Колледж Кампус, врезающиеся в безжалостную сияющую голубизну неба. Он много лет проработал вместе с Бушем, но в его квартире был впервые и, видя перед собой Элис Буш, одетую в черное, испытывал чувство вины перед покойным Хэнком.

Квартира оказалась совсем не похожей на ту, в которой, по его представлению, должен был бы жить такой человек, как Хэнк. Хэнк был крупным, грубо вытесанным. А квартира была какая-то утонченная, типично женское жилище. Ему не верилось, что Хэнку было удобно в этих комнатах. Его глаза рассматривали шкафы, изящные атрибуты обстановки, кресла, диваны, в которых Хэнк никогда не мог сесть, выпрямив нога. На окнах висели шторы из жатого чинтца. Стены гостиной имели болезненный бледно-лимонный оттенок. Приставные столики были перегружены завитушками и инкрустированными узорами. В углах комнаты размещались полки для безделушек, заставленные хрупкими стеклянными фигурками собачек и кошечек, гномов и Маленького Бо Пипа, держащего изящно сделанный стеклянный пастуший рожок.

Комната, как и вся квартира, казалась Карелле хитро запутанной композицией для постановки комедии нравов. Хэнк, должно быть, не вписывался в эту обстановку, он был лишним, как водопроводчик на литературной встрече за чаем.

Другое дело миссис Буш.

Она сидела на роскошном мягком зеленовато-желтом двухместном диванчике, откинувшись, подобрав под себя длинные ноги. Миссис Буш была неотъемлемым атрибутом этой комнаты. И сама комната была задумана для миссис Буш, предназначена для женственности, и существа мужского пола здесь чувствовали себя лишними.

Она, одетая в черный шелк, сидела перед ним, с необычайно пышным бюстом и невероятно тонкой талией. Ее широкие тазовые кости, прекрасно оформленные, будто специально предназначались для вынашивания детей, но, так или иначе, она оказалась женщиной совсем другого типа. Он никак не мог представить ее рождающей новую жизнь. Он видел ее только такой, как ее описывал Хэнк — в роли соблазнительницы. Черное шелковое платье еще больше усиливало это впечатление. Вычурность комнаты не бросалась в глаза. Это была своеобразная сцена, декорированная специально для Элис Буш.

Платье без глубокого выреза. Его и не должно быть.

Не было оно и особенно облегающим, оно и не должно быть таким.

Оно не было дорогим, но прекрасно сидело на ее фигуре. Он не сомневался, что все, что она носила, прекрасно сидело на ней. И также не сомневался, что даже мешковина выглядела бы интересной тканью на этой женщине, которая была женой Хэнка.

— Что я сейчас делаю? — спросила Элис. — Застилаю постели на территории полицейского участка. Обычное дело для вдовы полицейского, разве не так?

— Хэнк не оставил каких-нибудь накоплений? — спросил Карелла.

— И говорить нечего. Полицейским нелегко копить, не правда ли? Кроме того… Стив, он ведь был еще молод. Кто думает о таких вещах? Кто думает, что такое может случиться? — Она смотрела на него широко раскрытыми глазами. Они у нее были темно-карие, а волосы очень светлые, обрамлявшие лицо с безупречно белой и нежной кожей. Красивая женщина. Ему не хотелось рассматривать ее по частям. Лучше, если бы она была безвкусно одетой, жалкой и несчастной. Ему не нравилось, что она выглядела свежей и привлекательной. Дьявольщина! Что же было в этой комнате такого, отчего человек начинал задыхаться? Он чувствовал себя здесь будто последним оставшимся в живых мужчиной в окружении красоток с обнаженными грудями на тропическом острове, вокруг которого плавают акулы-людоеды. Бежать отсюда некуда. Остров называется Амазонией или как-то вроде этого и безраздельно принадлежит женщинам, а он — последний из мужчин, оставшийся в живых.

Комната и Элис Буш.

Женское начало царило повсюду, обволакивая его пресыщенным цепким объятием.

— Отвлекитесь, Стив, — сказала Элис. — Выпейте.

— Ладно, — ответил он.

Она поднялась, на миг