Князь Барбашин 3 (СИ) - Родин Дмитрий Михайлович

Вернее, мог бы, если бы не один чёртов посол...

К своему разочарованию, Дантышек успел удостовериться, что ни император Карл, ни его младший брат Фердинанд, не проявляют большого интереса к происходящему в тех местах, и творящиеся, например, в Венгрии события их волнуют куда больше, чем судьба глухого северо-восточного угла христианского мира.

Нет, при должном умении он, безусловно, смог бы убедить императора в том, что тот не может не прореагировать на угрозу остезейским землям, в конце концов, Ливония является одной из имперских провинций, защита которой входит в круг его обязанностей. Пусть не прямым военным вмешательством, но хотя бы организацией имперской торговой блокады и сбором средств для оказания помощи борющимся ливонцам. И вот тут, как назло, и появился этот трижды проклятый князь. Тот самый "красный ястреб", как за глаза прозывали его в Гданьске, сокрушивший в прошлой войне пытавшихся помешать установлению русского господства на море королевских каперов, а нынче, словно каким-то диавольским наущением буквально очаровавший Карла, фактически убедив того не только не вмешиваться в русско-ливонский спор, но даже признать царский титул Московита! Последнее, вообще ни в какие ворота не лезло.

А уж теперь, после такого фееричного провала, русские явно добьются своих целей, какие бы они ни были.

Вот и выходило, что задача, кажущаяся такой простой там, в Кракове, здесь, в Вальядолиде выглядела уже практически неразрешимой. И на союз с Франциском, к которому в королевском совете относились с лёгким скептицизмом, стоило обратить куда более пристальное внимание, дабы не остаться совсем уж одним против неимоверно усилившегося восточного соседа. Да, именно это и стоит посоветовать королю, когда он отпишется ему о сложившейся ситуации.

Удовлетворённо хмыкнув, Дантышек, немного подумав, задул в комнате все свечи. Пожалуй, на сегодня хватит. Письмо королю стоит писать на свежую голову, ведь, как говорят эти восточные схизматики: "утро вечера мудренее".

*****

Иван Сабуров с грустью смотрел на сестру, к которой его, после смерти отца, теперь по разрешению великого князя пускали навещать во дворце, правда в присутствии сенных девок или кого из боярышень. Наедине княгине оставаться было нельзя даже с братом, но кто сказал, что для такой встречи умная сестрица не сможет подобрать самых преданных из своего окружения? Так что разговоры на половине государыни велись не только о погоде.

Впрочем, долго ли ещё быть сестрице государыней? И ведь всем хороша! Даже сейчас, когда молодость ее была уже позади, великая княгиня не растеряла привлекательности. Что ещё государю надобно? Хотя "что" знали все при дворе. Наследника, вот кого не хватало Василию Ивановичу! И ради этого он готов был пойти на развод и новый брак, благо целый собор постановил за православными такую возможность. А поскольку был государь уже не молод, а между разводом и новым венчанием должно было пройти более года, то тучи, давно веявшие над головой сестры, стали сгущаться слишком быстро.

Это поняла и сама Соломония, так что торопилась, как могла. Вот и сегодня Иван тайком привел к ней двух старух, которых нашли довольно далеко от Москвы. Бабульки, судя по всему, дело своё знали, поплевали вокруг, изгоняя бесов, а потом одна из них подхватила Соломонию под руку и повела в отдельную комнату. Что уж они там делали, Иван не ведал, и коротал время, заигрывая с девушками из свиты великой княгини.

Наконец старушки свою работу закончили и вышли из светёлки вместе с Соломонией.

- Сегодня-завтра уж потерпи, голубица, а потом в баньку сходи, да мужа на ложе ублажи хорошенько. Тело твоё готово к зачатию, - закончили старушки начатую ещё в комнате речь и, получив оговорённую плату, тихо ушли, ведомые одной из девушек.

А брат и сестра сели обсудить сложившееся положение.

- А Василий-то в столицу опять не поехал, остался в своём селе, Воронцове, - с грустью молвила Соломония. - Люди сказывают, нашёл там себе полюбовницу.

Иван вздохнул. Знал он про ту связь греховную, которую Василий навещал вроде бы тайно. Все глубже увязал во лжи великий князь, погружаясь в сладостный грех. Впрочем, и Иван не был святым, и в тайне (ну, думалось, что в тайне) от жены содержал на Москве деваху, с которой тоже жил во грехе, но уважал, как жену. Что сказать, прикипел к ней, да и девчонка была глазу приятна: тонка в талии, с длинными руками, черноока и улыбчива.

Мотнув головой, чтобы отогнать непрошенное видение, он вновь сосредоточился на словах сестрицы:

- Всё ж зря ты с Барбашиным не сошёлся, говорят его лекарь просто чудеса творит.

- Брось, сестрица, сколько уже баб-травниц перепробовали, - отмахнулся Иван, и понизил голос до шёпота: - Давно глаголю, не в тебе дело, в Ваське. Сколь девок он уже перепортил и что? Где хотя б один ребёночек появился?

- Тише ты, оглашенный, - встрепенулась Соломония. - Не верю я новой старшей боярыне. Не Авдотья Челяднина. Это та мне верной была, а эта...

Соломония досадливо поморщилась и махнула рукой. Неожиданная смена главы придворных боярышень, что повсюду сопровождали великую княгиню, выбила её из себя похлеще иного предательства.

- Это всё Шуйские, - зло прошипел Иван. - Говорил же, не к добру те разговоры, что Андрюшка вести начал. Надобно было ему тогда ещё травленный бокал поднести.

- Ой, и дурень же ты, Иванушка, - усмехнулась княгиня. - Неужто и впрямь веришь, что Андрейка те слова сам придумал? Да он просто голова говорящая. Оторвёшь её - Шуйские новую отрастят. Да тебя же и под суд сведут. Вот уверена, что Шуйские ждут - не дождутся, когда же ты своё чёрное дело сделаешь. Думаешь, зря отец тебя от тех мыслей отговаривал? Андрюшка твой в придворных интригах никто. А вот Немой - как глава рода - всё! Прав был отец, давно они это задумали. А мы, точнее я, не верили.

- Однако что-то Андрюшка не похож на пустого исполнителя, - буркнул Иван. - Вон как приподнялся в последнее время!

- Ну так, кто по-молодости определит, кем новик станет, - грустно усмехнулась Соломония. - Вон Димка Бельский, как был дурнем в делах воинских, так и остался. А Андрюшка просто небесталанен оказался, оттого его Шуйский ныне от двора и убирает, что понял, что от племянника на воинском поприще пользы для рода больше будет. Заметил, поди, что речь о бесплодной смоковнице нынче другие уста произносили? Вот то-то! Но и твой бокал с ядом, уверена, ждут до сей поры. Не тому, так этому...

- А что им это даст?

- А ты подумай? К девкам моим уже с вопросами о бабах-ворожеях приставали. А уж коль тебя с ядом поймают - припишут помышление против государя и тогда нас уже ничего не спасёт.

- Будто ты ещё во что-то веришь!

- Верю. И верить до последнего буду. Мне бы с Варькой Барбашиной переговорить, да боязно.

- Так чего там думать, - вскинулся Иван. - Есть у меня кое-кто, кого с нами и не свяжут. И коли есть у их лекаря настой какой - приобретёт. А вот как захочет он ворожбу навесть...

- Отказывайся. Шуйским я не доверюсь ни в чём. А Барбашины ещё не забыли, что они - Шуйские!

Иван кивнул, показывая, что всё понял.

*****

Осенняя ночь наступает рано. И вместе с наступающей тьмой города и веси на Руси погружаются в сон, дабы утром встать на заре. Но в доме, что стоял посреди пышного сада возле Москворецкой башни Кремля, прикрывающей своими бойницами Алевизов ров, продолжал гореть свет. Сегодня сложившийся с годами своеобразный учёный клуб, обычно собиравшийся в келье подмосковного Симонова монастыря, гостевал в кремлёвском доме бывшего государева постельничего, а ныне пребывающего в опале Ивана Никитовича Берсень-Беклемишева.

Приятный запах воска - ну не сальными же свечами освещать жилище пусть и опального, но царедворца - витал в воздухе. На столе, покрытом скатертью, стояли мисы с едой и кувшины с наливками. И вёлся тихий, но такой опасный разговор.