Нежнее неба. Собрание стихотворений - Николай Минаев

III. «Когда в мое сердце вгрызается грусть…»

Когда в мое сердце вгрызается грусть,Я – воин и вождь не мычу как корова,Нет, я повторяю тебя наизусть,Особенно нравится мне «Гончарова».

Сегодня я страстно мечтаю о дне,Когда с позволенья Великого Духа,Мой брат бледнолицый, достанется мнеТвой скальп знаменитый от уха до уха!..

IV. «В Ваших ангельских стихах…»

В Ваших ангельских стихахСильно веет дух Америкин;Проздравляю впопыхах!..ЗампредпрофсоженприсМэри Кин.

V. «Я русскую литературу до тонкости изучил…»

Я русскую литературу до тонкости изучил,И сам к творчеству склонность имею большую;Жаль, что Гиляровский безвременно почил,А Брюсов за контр-революцию сослан в Шую.

Из русских после Надсона, Вы – лучший поэт,Остальными, по правде сказать, я недоволен…Желаю успехов!.. Пушкину привет!..Я слышал, что он серьезно болен.

VI. «Безумно Вас люблю, поэт мой черноокий…»

Безумно Вас люблю, поэт мой черноокий,И подражая Вам, пишу стихи сама;Пришлите карточку, не будьте так жестоки,Но с надписью в стихах, не то сойду с ума.

Мне мама говорит: «Поэзия опасна,Не будешь ею сыт, она лишь портит кровь…»Но это – ерунда! У Вас она прекрасна,Вот только бы чуть-чуть побольше про любовь!..

VII. «Я страдал от подагры сорок восемь лет…»

Я страдал от подагры сорок восемь лет, —Мне восемьдесят семь, проживаю в Чили,Но творенья твои, вдохновенный поэт,Меня окончательно излечили.

Я окреп, недовольство исчезло как дым,По ночам мне только хорошее снится,Вообще чувствую себя молодымИ на этих днях собираюсь жениться!..

VIII. «Соперник, примите с острова Кубы…»

Соперник, примите с острова Кубы,Крепкое пожатье и поцелуй в губы.

Я чту Вас не как поэта-имажиниста,А как величайшего в Европе шахматиста.

Меня не касается бряцанье на лире,Я очень опасаюсь за первенство в мире.

Впрочем не в моем характере бросаться словами,Разобью Алехина – сражусь с Вами!..

IX. «Вы бесспорно талантливы – это не лесть…»

Вы бесспорно талантливы – это не лесть,Это каждому интеллигентному человеку видно,Но один недостаток у Вас все-таки есть,И по-моему это чрезвычайно обидно.

В сей торжественный день пожелаю я ВамНе идти по пути безусловно вредномуРади Бога, прислушайтесь к моим словам: —Не подражайте больше Демьяну Бедному!..

«Я руки за голову заложил…»

Я руки за голову заложил,Я вытянул измученное тело,И кровь по руслам воспаленных жилПолууспоительно хрустела.

Пусть страсть в изнеможенье истеклаИ пресыщенье – нежности преграда,Но память из граненого стеклаПросвечиваться радугою рада.

Я прекословя сердцу снизошелК сухим губам прохладой ороситься,И в темноте мне выдан был за шелкПростой лоскут заношенного ситца.

И вот душа чего-то лишена,И суживаются зрачки, и строжеЗвенит в ушах и в мыслях тишинаМеж приторными приступами дрожи.

Поэма о дне моего сорокалетия («В тот день, когда мне минет сорок лет…»)

И о последующей моей героической жизни и смерти

В тот день, когда мне минет сорок летРассматривая жизнь свою под лупой,Я улыбнусь как пиковый валетНайдя жену тщеславною и глупой.

Любовницу бездарной и тупой,С манерами и взглядами солдата,Знакомых надоедливой толпойИ молодость загубленной… Тогда-то

Забравшись в трюм, без паспорта, черезАтлантику, от скуки изнывая,Я поплыву на Буэнос-Айрес,Чтобы попасть в столицу Парагвая.

С полгода пробродив по городамИ чувствуя себя слегка усталым,Посватаюсь к какой-нибудь мадамПочтенных лет с приличным капиталом.

Когда ж апоплексический ударЕе сразит в кафе Ассунсиона,Я получу по завещанью в дарПубличный дом под видом пансиона.

И не смущаясь из-за пустяков, —Стыд не огонь, не прожигает кожу, —За счет сластолюбивых стариковЯ собственные блага приумножу.

Но далее к доходам охладев,Как подобает истому герою,Я распущу любвеобильных девИ фешенебельный притон закрою.

Слоняясь то с заплатами по швам,То самым элегантным и душистым,Я вдруг смотря по обстоятельствамПримкну иль к анархистам иль к фашистам.

И буду после пламенных речей,Во имя справедливости и мщенья,Взрывать дворцы, калечить богачейИ убивать министров без смущенья.

Иль может быть как раз наоборот,В пример и поучение для прочихРасстреливать из окон и воротПроцессии и митинги рабочих.

В конце концов и это надоест!..И, тщательно покрасившись под негра,Я удалюсь из шумных злачных местСлужить к плантатору на Рио-Негро.

И под защитой аргентинской тьмы,Там где-нибудь в подвале за верандой,Почищу негритянские умыКоммунистическою пропагандой.

И как-нибудь весною, в октябре,Мы, сговорившись всем кагалом рабьим,Хозяина поджарим на костреИ дочиста плантацию разграбим.

Поняв, что это мне кой-чем грозит,Чтоб на себя быть снова непохожим,Приобретя индейский реквизит,Я сделаюсь на время краснокожим.

Средь бела дня, почти-что на виду,Скальпируя без всяких промедлений,Я небывалый ужас наведуНа мирных истребителей оленей.

Но все имеет свой конец – увы! —И вспомнив то, что Музы мне вручили,Поэтом знаменитым из МосквыЯ появлюсь на горизонте Чили.

По просьбе дам, лелеющих мечтуМеня пленить, я в лунный вечер в роще,Встав в позу живописную, прочтуИм что-нибудь любовное попроще.

Конечно – потрясающий успех!И прослезясь от пафоса моментаПовесится на шею мне при всехЗаконная супруга президента.

Придется тут ее поцеловать,А поутру величественней Данта,Забравшись с сапогами на кровать,Я гордо выслушаю секунданта.

Привыкнув полагаться на авось,Со стороны быть может неуклюже,Без колебаний я проткну насквозьНе по летам ревнующего мужа.

И в тот же день, как будто сильно пьян,Лохматый и оборванный бродяга,Похожий на бразильских обезьян,Отправится на север из Сант-Яго.

От вечных страхов как не изнемочь,Когда тебя выслеживают строго!Лишь на пятнадцатые сутки в ночьЯ перейду за тропик Козерога.

И как-то за бутылкою вина,В случайном разговоре встречный малыйНапомнит мне о том, что есть страна,Которая зовется Гватемалой.

Поразузнав что нужно без трудаИ предвкушая новую аферу,Я полечу стремительно туда,Не уплатив за стол и номер в Перу.

И вот однажды гражданам с утраГазета «Вразумительное слово»Поведает, что прибыл к ним вчераИзвестный прорицатель из Козлова.

А в полночь переступит мой порогГлава правительства сухой и ржавыйС вопросом: «Как в возможно краткий срокНам сделаться великою державой?»

Поколдовав и вылив гущу в чан,Как бы в припадке чародейной дрожи,Я изреку: «Все зло от англичан!Поэтому и сахар стал дороже!..»

Работая словами и пером,Я в пору сахарного недородаОрганизую английский погромНа благо гватемальского народа.

И лишь за то, что бедным я помог,По требованью европейских миссий,Меня упрячут крепко под замокДо заседаний всяческих комиссий.

Но вовремя мой отдых прекратив, —Как этакой любви не подивиться? —Меня спасет от мрачных перспективЧетырнадцатилетняя девица.

И распродав двух кошек и трех сов,Ее отцу и пинкертонам в пику,Мы с поездом в одиннадцать часовНа жительство отбудем в Коста-Рику.

И снова оказавшись не у дел,Я сделаюсь сначала дипломатом,Затем министром иностранных делИ предъявлю Китаю ультиматум.

Блестящий шаг, но тем не менее,Не захотев знакомиться с винтовкой,Взволнованное населениеЗапротестует общей забастовкой.

Но пожелав использовать вполнеМою незаурядную натуру,Парламент в панике предложит мнеНеограниченную диктатуру.

Установив спокойствие внутри,Расправившись по-свойски с крикунами,Я разгромлю недели в две иль в триКитайские десанты при Панаме.

И, в Сан-Хозе подписывая мир,Приобрету, другого не считая,Для маленькой республики Памир,А для себя – фельдмаршала Китая.

Но, как известно каждому уму,Всё – прах и суета в подлунном мире!Я глубже эту истину пойму,Когда мне стукнет семьдесят четыре.

И порешив на этом же году,Что мы без Бога плеснеем и стынем,Обвешавшись веригами пойдуНа поклоненье тамошним святыням.

И ко всему мирскому слеп и глух,Я буду в каждом встречном поселеньиПугать неразговорчивых старухРассказами о светопреставленьи.

И, наконец, на семьдесят шестом,В Боливии, в местечке Санта-Роза,Чрезмерным изнурив себя постом,Скончаюсь от артериосклероза.

«Над рассудком празднуя победу…»