Нежнее неба. Собрание стихотворений - Николай Минаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Задумался ветер, лиловое облако вспенив…»
Задумался ветер, лиловое облако вспенив,Тяжелую зелень и тучную рожь взбудоражив;Твой профиль – я знаю – казался бы нежно-сиреневНа фоне заката, который не в меру оранжев.
О, если бы сердце от смутных предчувствий очистив,Такую любовь и томленье такое отбросив,Зеленым листком колыхаться меж кленовых листьев,Иль колосом желтым качаться средь спелых колосьев.
И снова в душе полноту бытия обнаружив,Подземною влагой горячую кровь успокоив,Не знать о плечах, затуманенных дымкою кружев,О трауре глаз и о косах душистей левкоев.
Коричневы тени и сини края силуэтов,И я повторяю, себя до конца опечалив: —Теперь бы твой профиль казался почти фиолетовНа этом закате, что так изумительно-палев…
1924«Если б я родился павианом…»
Если б я родился павианомГде-нибудь в тропических широтах,Я бы ловко лазил по лианамИ ловил мартышек желторотых.
В детстве бы свой ум не беспокоя,Не читал про Пири и про Кука,И не знал бы вовсе, что такоеНаша человеческая скука.
Разве плохо будучи эстетом,Ночью, что есть силы понатужась,С милою предсвадебным дуэтомНаводить на готтентотов ужас.
Или ради развлеченья простоУ туриста утащив бутылку,Ею же бесхвостого прохвостаЭнергично стукнуть по затылку.
День за днем, то в чаще, то в оврагеВремя проводил бы я приятно,И за неимением бумагиНе писал стихов бы вероятно.
И питая склонность с самых раннихЛет к многодочерним павианам,Я считался бы у павианихПервым павианьим донжуаном.
1925 г. 25 февраля. Среда. МоскваМессалина («Приняв империи кормило…»)
Приняв империи кормилоРукою римлянки шальной,Ты даже цезарей затмилаРазгулом похоти больной.
И мог ли Клавдий золотушный,Любивший лишь покушать всласть,Насытить ласкою тщедушнойТвою чудовищную страсть.
И ты из цезарской постели,Сменив пурпуровый хитонНа плащ рабыни, с дрожью в телеШла в гладиаторский притон.
Где распален твоею жаждой,Твоим восторгом заражен,Давил могучим телом каждыйТебя нежнейшую из жен.
Где отвечая пылом силе,Ты трепетала как лоза,И, расширяясь, чуть косилиТвои прекрасные глаза.
А после в цирке равнодушно,Ты посылала на убойЕще вчера от страсти душнойВ поту дышавших над тобой.
<1925 г. 30 марта. Понедельник. Москва>«Любовью к прошлому ведом…»
Любовью к прошлому ведом,Во тьме годов тебя отметив,Я посетил твой старый дом,Борис Петрович Шереметев!
1925 г. 8 июня. Понедельник. Кусково.«Вы давно мечту таите…»
Вы давно мечту таите,Уважаемый мой сэр,Поселиться на Таити,Бросив РСФСР.
Правда, может быть вначалеЖаль Вам будет той страны,Где живем мы без печалиВсе свободны и равны.
Но утешьтесь, там за этоСолнце впятеро палит,И неведом для поэтаФантастический Главлит
Там немудрствующих янкиПрезирая за дела,Щеголяют таитянкиВ чем их мама родила.
И по зарослям шагая,Каждый маленький прохвостМожет видеть попугаяИ схватить его за хвост.
Там по женскому вопросуНе заезжены пути,И родному НаркомпросуМожно пользу принести,
На досуге после чая,Для рабочих и крестьян,Терпеливо изучаяБыт и нравы обезьян.
Но мечту свою таите,А не то Вас без трудаВодворят не на Таити,А похуже кой-куда!
<9 июня 1925 г. Вторник. Москва>11 августа 1925 года («По воробьям из пушек: бум и бах…»)
По воробьям из пушек: бум и бах,От множества цитат изнемогая,С похвальным постоянством попугаяТвердил одно и тоже Авербах.
Лелевич спичкой ковырял в зубах,Глазами одобрительно мигая,А в воздухе, попутчиков пугая,Струился дух рабкоровских рубах.
Тирады смысл под фразами запрятав,Кого-то клял взъерошенный Арватов,Бард от сохи не мог двух слов связать,
Грозя на мир пустить свою когорту,И повторив раз двадцать: «так сказать»,Малашкин, наконец, послал всех к черту.
<1925 г. 12 августа. Среда. Москва>С. М. Городецкому («Сергей Митрофаныч…»)
Сергей Митрофаныч!Мой возраст как будто не детский:Я вовсе не панычИ не бюргерчонок немецкий,Поэтому на ночьВыслушивать вздор молодецкий —Сие стихотворное крошево —Мне стоит, ей Богу, не дешево,К тому ж и для Вас, Городецкий,Я в этом не вижу хорошего!..
<1925 г. 16 сентября. Среда. Москва>«Морозная полночь за окнами там…»
Морозная полночь за окнами там,А здесь под журчанье ямбической речи,Мне сладко всецело отдаться мечтамО нашей, условленной, завтрашней встрече.
Три дня я блуждал под плащом темноты,Лишь голос твой слышал, но этого мало,Три дня на тебя не смотрел я, а тыМоим равностопным стихам не внимала.
Но завтра я снова губами прильнуК руке вероятно уставшей от клавиш,Но завтра ты снова, едва я взгляну,Над грудью открытое платье поправишь.
Дыханье зимы на стекле серебря,Сияет луна и, словам не внимая,В мечтах о тебе в эту ночь декабряЯ чувствую легкое веянье мая.
<1925 г. Декабрь. Москва>«Затих в бессильи ветер красный…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
