Тень правителей (сборник) - Роман Воликов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На кладбище было пустынно, будний день. Я побродил среди могилок, отыскал мусорный бак, набросал туда сухой листвы и сжёг пакет с окровавленными вещами. Я не любитель кладбищ, никогда не понимал, какие философские меланхоличные мысли может навевать посещение последнего пристанища. Рядом с баком была заросшая могилка с неказистым памятником. Я присел на скамеечку, закурил и мимоходом взглянул на памятник. В ту же секунду сигарета выпала из моих пальцев. На меня смотрел фотопортрет ухмыляющегося Васька. Я прочитал:
КАРАУЛОВ СЕРГЕЙ НИКОЛАЕВИЧ 28.12.1959–30.08.2012— Были с ним знакомы?
Я обернулся.
Если бы в городке N внезапно приземлились инопланетяне, этот факт вызвал бы у меня меньшее изумление, чем дама, которая задала вопрос. Передо мной стояла мисс Вселенной. Во всяком случае, именно так в моём представлении должна выглядеть первая красавица мира — высокая, длинноногая, с огромными миндалевидными глазами, ухоженная как дорогой бриллиант и одетая в наряды, эквивалентные по стоимости этому бриллианту.
— Нет, — поперхнувшись, сказал я. — Я здесь случайно проходил.
— Случайно на кладбище? — спокойно удивилась мисс Вселенной. — Странно. Вы не переживайте, у него были самые разные знакомые и иногда с очень своеобразной репутацией.
— Я действительно незнаком с товарищем, — сказал я. — Никогда не встречал.
— Да он и сам был странный, — продолжила, будто не услышав меня, мисс Вселенной. — Стихи писал. Хотите почитаю, я некоторые до сих пор помню наизусть.
— М-м-м, — неразборчиво промямлил я.
— Слушайте, — она зачем-то заложила левую руку за спину.
Мысль, принявшая оболочку фразы,Несет в себе энергии струю.Вам кажется, что я пишу рассказы,Я лярв для вас в реале создаю.Читателям я свой секрет раскрою,Собой вы лярву будете кормить.Фантом бесплотный, образ бестелесный,Питаясь вами, тело обретет.Чем больше вам он станет интересен,Тем лярва проще в души к вам войдет.То значит — вы эгрегора создали,И обратилось семя в страшный плод.Он обретет, живя в астрале силу,Своих адептов поведя вперед.Себе вы сами вырыли могилу,Вы смертны, а эгрегор не умрет.Он в ваших детях, внуках возродится,Эгрегор станет воплощеньем зла.Я, сочинив его, могу гордиться,Лярв создавать — нет лучше ремесла…
— Специфические стихи, — сказал я. — Больше похоже на колдовское заклинание. Он был писателем?
— Кем он только не был, — сказала мисс Вселенной. — Вернее, он был никем. Больше всего баламутом. Сеял вокруг себя хаос. И умер нелепо — пьяным замёрз в сугробе.
— А вы, простите, ему кем доводитесь?
— Вдовой, — сказала мисс Вселенной. — Мы были оригинальная пара.
«Уж действительно, — подумал я. — Просто красавица и чудовище. Какие только фортели матушка природа не выкидывает».
— Ну, что, Лёша, поехали в гостиницу? — сказала мисс Вселенной.
— Откуда вы знаете моё имя? — сказал я.
— Мне приснился сон, что я должна стать твоей любовницей, — сказала мисс Вселенной. — Почему бы и нет? У меня уже неделю не было секса. Да ты не волнуйся, мы Машке ничего не расскажем.
— Мы это кто? — спросил я.
— Я и ты, — ответила мисс Вселенной. — Если вместе, то мы. А кто ещё?
— Ну, ладно, поехали, — сказал я.
Мы вышли из кладбища и сели в её машину. Автомобиль был шикарный, немного напоминающий Бентли, но со спортивным уклоном.
— Что за марка? — спросил я. — Я такую не видел.
— Фирма-производитель называется «Тетраграмматон», — сказала мисс Вселенной. — Почти неизвестна широкой публике. Индивидуальная сборка, ну и всё такое.
— Круто! — сказал я.
— Меня зовут Лена, — мисс Вселенной тронулась с места. — Раньше была Караулова, теперь, естественно, Моржеретто, жена швейцарского банкира.
— Понятно, — сказал я. — А здесь ты чего делаешь?
— Вообще-то я здесь выросла. А потом я тебе уже сказала, мне приснился сон. Вот я и приехала. Разве этого недостаточно?
— Курить можно? — спросил я.
— Пожалуйста, — сказала Лена. — Любой каприз, мой милый.
«Если это сумасшествие, — подумал я, — то протекает оно вполне комфортно. Пока, во всяком случае».
Гостиница, куда меня привезла жена банкира и вдова Васька, выглядела как небольшое ранчо, стилизованное под деревенскую простоту, но всеми удобствами. С широкого балкона открывался вид на искусственный пруд с толпой водоплавающих и скотный двор, по которому лениво прогуливались два птеродактиля, прикованных массивными цепями к столбу.
— Любопытные птички, — сказал я. — Я полагал, что они давно вымерли.
— А эти… — равнодушно ответила Лена. — Что мы на самом деле знаем об эволюции, мой милый. Точнее, о её законах. Птички, между прочим, невзирая на свирепый вид, питаются исключительно растительной пищей. И очень шумные. Я попросила вырвать им язык, чтобы не беспокоили ночью.
— В Гринпис тебя на работу не возьмут, — сказал я.
— Это ужасно, — сказала Лена. — Я буду рыдать всю ночь. Если хочешь, им утром обратно вставят язык. Если хочешь, даже два.
— Ты дружишь с волшебниками?
— С кем я только не дружу, — уклончиво ответила Лена. — Мой покойный рогатик разбудил во мне чрезмерное любопытство. Согласись, человеческое мышление очень странный механизм. Например, человек легко воображает себе то, чего никогда не будет.
— Это называется мечта, — сказал я. — А в некоторых случаях — надежда.
— Возможно, — сказала Лена. — Но с таким же успехом то, чего не может быть, может воплотиться в плоть и кровь. Логика, конечно, противоестественная, но она не перестает быть логикой. Вот как, например, объяснить значение слова. Слово само по себе значение. Значение слова уже тавтология. Объяснение и значение — синонимы, значит уже тройная тавтология. Не слишком ли много повторов для одного слова?
— Есть же многозначные слова, — возразил я. — Зависит от интонации и подтекста.
— То есть от того, какой смысл вкладывает человек в сочетание букв, — сказала мисс Вселенной. — Любой факт есть вольная интерпретация фантазии, которая крепко засела в голове. Или от того, с какой стороны зеркала он смотрит на вещи — изнутри или снаружи?
— Ты хочешь сказать, что по двору бегают курицы, а птеродактили мне мерещатся?
— Проверять всё же не стоит, — улыбнулась Лена. — Займи самую живучую позицию — воспринимай мир так, как тебе удобнее.
— Не ожидал, что фотомодели склонны к философствованию, — сказал я.
— Во-первых, я не фотомодель. А потом, ты что, много общался с моделями?
— Мы вроде собирались сексом заняться, — сказал я. — Планы переменились?
— Нет, не изменились, — сказала Лена. — Но хочу, чтобы всё было по-людски: ужин при свечах, развлекательная программа в виде местного шоу.
— Может, обойдёмся без шоу, — насторожился я.
— Я уже оплатила. Перед артистами неудобно. Побудь немного один, я скоро вернусь, — Лена лёгкой походкой выскользнула из комнаты.
Я вышел на балкон, закурил и уставился на птеродактиля. Как же курицы, похоже, меня держат за полного кретина. По сюжету развития сумасшествия эта тварь должна сейчас со мной заговорить, хотя бы телепатически.
— Привет из Миоцена! — сказал я тому, который стоял ближе ко мне. — Или из какой ты там геологической эпохи. Скажи что-нибудь, подлюга, например «салам алейкум!».
Птеродактиль смотрел на меня злорадно, но молча. Затем разинул клюв, обнажив острые, большие зубы.
— Необщительный, сука! — я метко бросил ему в зев окурок. — Станет скучно, позвони!
— Милый, я готова! — Лена вернулась в комнату, одетая как советская пионерка. — Тебе нравится такой прикид?
— Что-то есть, — сказал я. — А я кем буду — грозным учителем математики?
— Лучше самим собой, — сказала Лена. — Ты ведь нечасто об этом задумываешься?
Предательское желание бежать из этого бедлама шевельнулось во мне, но проклятое любопытство пересилило.
— Думать это вообще не моя стихия, — нагло ответил я.
— Как приятно! — Лена взяла меня под руку. — Пойдёмте ужинать, мой профессор!
Стол был накрыт на нижнем этаже, плотно задвинутые шторы и зажжённые свечи создавали полное ощущение вечера. В углу располагался бар.
— Что будем пить? — я подошёл к стойке.
— Ты не поверишь, — сказала мисс Вселенной. — Я предпочитаю водку. Иногда я представляю, что пьяная как свинья валяюсь в грязи. Такой кайф!
— Оригинально! — сказал я. — Уже воплощала фантазию?
— Пока нет, — сказала Лена. — Но будем соответствовать приличиям. Открой красное «Мутон-Ротшильд», урожай шестьдесят девятого года. Четвертая бутылка слева в седьмом ряду.