Осколки Нации - Александр Мироненко

Особенно она любила пытать молодых девушек. Уродуя их лица ножом, или же отрезая уши и носы. Пытки для мужчин у неё были немного примитивнее, и обычно вращались вокруг их половых органов. Нередко она приостанавливала казнь, приказывая залечить раны несчастных, но после принималась за работу с удвоенной силой.

Были средь пленников, и такие которые под гнётом голода и пыток утрачивали всякие человеческие черты. Нападали на товарищей, убивали и пожирали их плоть. Таких существ называли каннибалами и забивали камнями.

Из года в год община рабов горела в адском огне боли, голода и надежды. Всякий раз, появлявшаяся будто из неоткуда болезнь, выкашивала всех под чистую, и тогда люди обретали долгожданный покой. Тогда работорговцы находили новых жертв, проводя их под надписью «Lasciate ogni speranza, voi ch'entrate» и всё началось сначала.

Упёршись руками в землю, герой попытался подняться на ноги, но острая боль стеганула по ноге, и он с криком завалился на бок. Постепенно стоящая вокруг непроглядная тьма уступила место сумеркам, и Давид смог осмотреться. С опозданием поняв, что это не тьма отступала, а скорее его глаза привыкли от безысходности. Вокруг всё также бродили ополоумевшие люди, и в десятке метров горел костерок.

Скрипя зубами, герой подполз к костру, у которого сидело несколько человек, включая и бородача.

— Вот что Давид, ты я вижу в себя пришёл, давай-ка я тебе наши порядки разъясню. — Произнёс бородач, не отводя взгляда от огня. — Лишних вопросов не задавать, с хозяевами не спорить. По нужде подальше отходить. Пайку у соседа не отбирать, самому делится. Мы крыс не любим…

— Крыс? — Непонимающе повторил герой.

— Да не крыс, а «Крыс»! Не дошло? Крыс, которые мохнатые и жирненькие, мы очень любим. Вот только давно всех пожрали… а вот если ты чего притаить решил… такое не прощается. Понял?

— Понял.

— Главный здесь я. Называй меня Бородой. Так все меня кличут. Связь с хозяевами через меня. Хотя это тебе едва ли поможет… Всё понятно? — Не дожидаясь ответа, Борода замолчал, к чему-то прислушиваясь.

Спустя мгновение послышался жуткий скрип навесов, и в темницу вошли трое работорговцев, освещая себе путь мощными фонарями. Свет от фонарей больно стеганул героя по глазам, но он наконец-то смог рассмотреть, каким гигантским было подземелье. По бокам тянулись поросшие мхом и ржавой арматурой, осыпающиеся штукатуркой, бетонные стены. Путь от входа до костра походил на расширяющеюся кишку, уходящую в неизвестную мрачную даль.

— Ну что падаль, жрать подано! — Усмехаясь, произнёс один из конвоиров, бросая под ноги людям небольшой ворох тряпья.

Вся орава рабов, не сговариваясь, бросилась на подачку отталкивая друг друга. В сторону героя покатился наполовину изгнивший кочан капусты, но его тут же перехватила какая-то тощая девочка. С едой было покончено и рабы разбежались кто-куда, прижимая к груди свою добычу. Нередко до ушей Давида доносились звуки потасовки и делёжки, но вскоре всё утихло.

Конвоиры подозвали бородача и о чём-то долго с ним разговаривали, много жестикулирую и, указывая в сторону героя. Потом передали ему небольшой свёрток и развернувшись зашагали прочь из этого затхлого смертью и мочой адского места. Борода вернулся к костру и устроившись поудобнее развернул свёрток. Внутри оказалась слегка заплесневевшая буханка чёрного хлеба и луковица. Бородач приступил к трапезе, отламывая не спеша от буханки куски и загрызая их луком. Вокруг него собралась пара человек, но одного его взгляда хватило, чтобы несчастные отошли подальше.

— На вот подкрепись, — произнёс бородач, протягивая ломоть хлеба герою, — и в другой раз не зевай. Хозяева тобой заинтересованы…

— Мной?

— Приказали присматривать, чтобы ты от голода не подох. Даже не знаю хорошо это для тебя или не очень. Я всего один раз видел, чтобы хозяева так за товаром присматривали… — Будто на полуслове оборвал свою речь Борода.

В нескольких десятков метров послышался режущий душу женский крик. Борода тут же сорвался с места и последовал к месту, которое Давид поначалу принял за кучу изгаженного тряпья. Из-под тряпок, упираясь лопатками в землю, выползло какое-то создание, отдалённо напоминающее человека, и на него тут же набросилось два хищных силуэта. Спустя пару секунд, в эту неразбериху вклинился худощавый силуэт бородача. Послышались хлёсткие звуки ударов и неизвестные разбежались в разные стороны, оставив лежать свою жертву без сознания.

Бородач наклонился к неизвестному, прощупывая пульс, и убедившись, что тот жив, вернулся на прежнее место. Умостившись удобнее перед костром, он вперил свой задумчивый взгляд в огонь:

— Все мы рано или поздно одичаем до их уровня. С каждым днём всё больше утрачивая человеческое начало, мы рискуем полностью забыть, кем мы являемся, отправившись в небытие. Человеку лишь дано право решать, каким именно поступком он пересечёт эту тонкую линию разума и инстинктов. — Последние слова бородача, явно не к кому не предназначались. Скорее это были размышления вслух. Но герой уловил некую иронию в его интонации и злобной ухмылке.

— Что там произошло? — Произнёс герой, проглатывая последний кусок хлеба, и пересыпая крошки с ладони в рот.

— Где? — Непонимающе проговорил Борода.

— Ну там! — Произнёс Давид, указывая рукой по направлению кучи с тряпьём.

— Там… — будто выныривая из глубокого транса, произнёс бородач, проведя взглядом за рукой героя. — Ах да. Парочка парней решили позабавиться. Примерно в одно время с тобой притащили новенькую. Хозяева приказали следить, чтобы товар не попортили вот я и…

Недослушав его герой, превозмогая боль, дополз до неизвестной и, повернув её лицо к свету, узнал в ней Мариам.

— Мариам… Ты жива? С тобой всё в порядке. — Позвал её герой, вытирая своими ладонями её закопчённое сажей и пылью лицо.

Девушка лишь слабо взмахнула ресницами силясь открыть глаза, но так и осталась лежать без чувств, не реагируя на попытки Давида привести её в сознание. Обхватив её хрупкое тело руками, он сквозь жуткую боль в ноге, переборов себя, поднялся на ноги, и хромая побрёл к костру.

Сквозь мрак по глазам ударил ослепительно яркий свет, пару секунд больно режущий сетчатку глаз. Безжизненные станы темницы сменились белыми, будто накрахмаленные простыни. Он услышал звуки стрельбы и крики женщин и детей. Они молили о пощаде, но их крики оборвали автоматные очереди. Спустя несколько мгновений он узнал своё родное убежище, свой дом, пылающий огнём войны. Герой стоял посреди Комнаты Хранение Оружия. За столом сидел Кузьма. Он был привязан верёвками к стулу, а на его лице не было живого места от синяков и побоев. В груди Кузьмы торчал штык нож, пригвоздив его к спинке стула. За спиной послышались шаги и чей-то знакомый до жути скрипучий голос.