Хромосома Христа - Владимир Колотенко

– Не забудь свой коктейль, – предупредил Жора.

Я посмотрел на него.

– Да, – сказал Жора, – видимо, и твой час пробил.

Он доверил мне приготовить такую композицию генов, которая, по моему мнению, поднимет на ноги больного. «А если не поможет?», – подумалось мне, но я тотчас отбросил сомнения.

Через полчаса мы были на месте.

– Рак, – произнес Жора одно только слово, от которого у меня по спине не побежали мурашки: к этому я был готов.

Бродя по ночным московским улицам на привязи у этого невзрачного черного ящичка, я тысячу раз задавал себе вопрос: наступит ли когда-либо время, когда я найду ему применение. И вот он понадобился всерьез, и у меня не побежали по спине мурашки.

Нас одели в белые халаты, шапочки, бахилы, прикрыли лица марлевыми повязками, привели к больному. Палата была пропитана сладковато-приторным запахом долгой и тяжелой болезни. Лечащий врач, симпатичный толстяк в очках и с буденовскими усами, от которого струился дурманящий аромат океанской свежести, долго рассказывал нам историю жизни и болезни пациента, которого мы сразу узнали, так как его фотографиями пестрели газеты, а его портреты несли на всех праздничных демонстрациях. Правда, сейчас он не улыбался, был неподвижен и землисто-зеленовато-желт. Как бронзовый памятник. Пока врач говорил, Жора, бросив короткий взгляд на больного, подошел поближе ко мне и шепнул на ухо:

– Он – не жилец.

Конечно же, Жора имел в виду больного. Но врач сделал паузу, точно прислушиваясь к Жориным словам, затем продолжил рассказ.

– Понятно.

Это было единственное слово, которое произнес Жора, все еще терпеливо выслушивая толстяка-очкарика, который, казалось, в большей степени оправдывался, чем объяснял свои неудачи в лечении пациента. Он снова открыл было рот, но Жора оборвал его:

– Ясно.

Теперь слышно было, как скачками по большому циферблату настенных часов прыгала длинная красная стрелка, секунда за секундой, воруя у жизни время и градус за градусом завоевывая себе территорию на циферблате. Мы стояли у постели больного и смотрели на него, как смотрят покупатели на товар, в качестве которого появились сомнения. Рак! Это роковое слово пугало каждого, кто хоть отдаленно слышал его. Его боялись, как пугала, как атомной бомбы, как конца света. Мы потратили не один год жизни, чтобы подобраться, подкрасться, как кот к мышке, к сути этой болезни, зная из опыта своих коллег и мирового опыта профессионалов, как безнадежно, как безуспешно ее лечение. Мир был напуган раком, как сейчас напуган терроризмом и СПИДом. Как предстоящим концом этого света!

– Он на наркотиках? – спросил Жора врача, кивнув в сторону постели, пытаясь вопросом остановить поток его немудреного красноречия.

– Спит, да-да, спит… на снотворных.

Наш генерал – статуя в белом – смотрел то на Жору, то на пациента, то на врача. Было видно, что он не в себе, что все эти разговоры его, человека действия, просто раздражали. Зачем разговаривать?! Ясно ведь, как день, что этого партийного бонза с некогда крутым нравом, а теперь безвольного старикашку с чуть призакрытыми небесно-белесыми глазами и ангельским взором, мы вот-вот можем потерять. Врачи уже, что называется, опустили руки, отдав его жизнь на откуп Богу. Считанные часы, возможно, минуты отделяют его от Неба. Так какие могут быть разговоры?! Жора приказал открыть окно, присел на краешек постели и опытным глазом врача скорой помощи следил за больным, поглядывая то на монитор кардиографа, то на больного. Наконец он встал, наклонился над спящим, и двумя пальцами левой руки разлепил его веки. Он заглянул в глаз, как в колодец, изучая реакцию зрачка.

– Уже минут десять, – ввернул фразу врач, – как ему ввели…

Я недоумевал, зачем ему вдруг понадобилась реакция зрачка?

– Все ясно, – сказал Жора, останавливая оправдывающегося врача жестом руки.

В наступившей тишине раздавалось только зудящее жужжание кондиционера. И грохотала на часах красная стрелка, побеждая пядь за пядью. Мы понимали, что пришло время «Ч», что мы стоим на пороге открытия или на краю пропасти. Пан или пропал. Но час пробил. Как раз было ровно пять.

– Мы останемся здесь вдвоем, – приказал Жора, кивнув в мою сторону, и врач с радостью ретировался, исчезнув за дверью.

Я мгновенно развернул свой прибор экспресс-диагностики, взял безвольную кисть больного и подложил под нее датчик прибора.

– Вижу, – сказал Жора, когда я оторвал взгляд от экрана и посмотрел на него. – Ты посмотри на его кожу, на ногти, на волосы… А глаза, а губы… Он – не жилец, – повторил он, – ты понюхай его… Это определенно!

Казалось, я тогда впервые узнал, как неприятна болезнь на запах.

ГЛАВА 19

Когда лежишь в воде на спине и смотришь на небо, кажется, что ты в мире один-одинешенек… Пока не поднимешь от воды голову и не посмотришь на берег. Жуть! «Как можно жить на этой земле, – думаю я, – при таком скоплении людей? И она среди них…»

Я снова взбираюсь на камень и стою перед ней, как мокрая курица, но втянув живот и выпятив грудь колесом. Она только улыбается, но очки не снимает. Несколько случайных капель неосторожной воды, упавших с моей руки ей на живот, не в состоянии заставить ее изменить позу Венеры Урбинской, вдруг облачившейся в легкий открытый купальник.

Удивительно, но я мерзну. Я решаю растереться полотенцем, чтобы не дрожать, но вскоре понимаю, что никакими полотенцами эту дрожь не унять. Что это, вернулась молодость?

Эхо выстрела еще долго стелется над водой и умирает где-то в горах. Я понимаю, что охота на меня ни на минуту не прекращалась. Это не промах, это напоминание о том, что я всегда у них на прицеле, а сейчас – как на ладони. Я стараюсь восстановить дыхание… Вдох… Выдох…

Вдох…

Мысли кричат по-вороньи,

Сердцу укрыться нечем.

Кто-то, мне посторонний,

Делит со мною вечер.

Танцы горячих пальцев —

Память шальная кожи.

Можешь со мной остаться,

Если неосторожен.

Незащищено стихну.

Здесь, под твоей ладонью.

Слышишь?! Я болью тикаю.

Тихо. Левосторонне».

Выдох…

Я, конечно, осторожничаю…

И слышу… Слышу…

Как и тогда – в Валетте.

– Что это было? – спрашивает Юлия.

Я только пожимаю плечами и уже никакой дрожи не ощущаю. Разве что дрожи в коленках, шучу я мысленно. И не прыгаю в воду, чтобы спастись от снайпера: от них не спасешься. И если бы они захотели…

Мысль о Тине, о том, что она тогда, в Валетте…

Мистика какая-то!

Тогда в августе… Стоп-стоп! Никаких воспоминаний! Я дал себе слово навсегда забыть все, что было в том августе. Пора, да, пора. Началось, правда, все гораздо раньше.

– Что, – спрашивает Лена, – что началось?

– Всё, – говорю я, – всё, что потом так и не кончилось…

Сейчас меня ничто не раздражает, и я рад этим минутам абсолютного покоя. Даже крики чаек не привлекают внимания. Выстрел? Нет-нет: выстрелы уже привычны, как и шорохи гальки. Я вижу ее стройное, красивое, юное тело, кратер пупка, по-детски выпирающие ключицы, яремную впадинку, ямки на щеках, когда она улыбается… Она улыбается. Этого мне вполне хватает. Чего еще желать? Я благодарен судьбе за эти мгновения счастья на камне.

Юля не произносит ни слова, но я слышу ее вопрос: «А у вас?». На мое привычное «Как дела?» она никогда не отвечает, только спрашивает: “А у вас?”. И мне приходится самому отвечать.

ГЛАВА 20

Экран был залит серо-красными красками, кое-где мерцали вялые сине-зеленые полосы, отдельными желтыми и фиолетовыми звездочками светились лишь верхние уголки. Картина была ясна: старость, злость, жажда мести, рак… Программа прибора высвечивала количественные характеристики каждого из этих состояний: сколько в тебе старости, сколько совести, злости, насколько ты мстителен и завистлив – все это можно было видеть на экране и дать каждому цвету, а значит и состоянию ауры, количественную характеристику. Юрин приборчик работал безукоризненно! Чтобы не ошибиться с диагнозом, Жора даже притащил в палату свой карманный биомодуль «собачий нюх». Этот «Тузик», как мы его называли, никогда не ошибался. Он разработан на основе реакций обонятельных рецепторов псиных клеток носа и точнее всяких там анализов желчи, мочи и крови позволяет установить диагноз. У меня тоже все было готово для инъекций. Нужно было только вскрыть стерильный пакет с нужной ампулой генетического материала. Генерал стоял молча, взгляд его ничего не выражал, он думал, как поступить. Ясно было, что в его жизни тоже настала нелегкая решающая минута. Не было никакой войны, не нужно было брать штурмом ни высоту, ни крепость, не было необходимости поднимать полк или армию в атаку… Нужно было довериться Жоре.

– Мы остаемся вдвоем, – повторил Жора, глядя в окно и всем своим видом показывая, что третьим является сам генерал.

Я все ждал, когда же Жора пустит в ход свой скальп. Почему он до сих пор не дает ему воли?