Томление - Маргит Сандему

— Да?

— Не могли бы мы… подождать со вторым ребенком? Я не чувствую себя пока еще способной… к этому.

Таральд схватил ее за руку.

— Ну, конечно же, я понимаю! Ты можешь ждать сколько угодно!

Он снова ничего не понял. Он думал, что она боится ходить беременной и должна приготовиться к этой мысли. И он даже не знал, какие страдания причиняет ей мысль о том, что она будет лежать в объятиях человека, которого безответно любила все эти годы, а он будет использовать ее просто как самку, которая должна родить ему детей.

Мысль эта была невыносима.

Некоторое время они шли молча.

— Послушай, — сказала наконец Ирья. — А почему ты решил, что я способна родить ребенка? Я всегда была слабенькой и болезненной. Может, я вообще не смогу родить. И тебе придется выбирать себе другую жену.

— Но Кольгрим хочет видеть только тебя.

Этот ответ немного смягчил душевные страдания Ирьи.

Даг и Лив поспешили вниз, навстречу Ирье, таща за собой своего неуправляемого внука. Он упирался и орал что есть мочи.

Когда они спускались по лестнице, то Ирья с Таральдом как раз входили в дом. Кольгрим кинулся навстречу Ирье, издав новый вопль — на этот раз от радости. Он бросился ей на шею и обнял ее.

Ирья обхватила его широкие, квадратные плечи.

— Милый мой мальчик, — утешала она его. — Дорогой мой, теперь я всегда буду с тобой.

Все остальные очарованно взирали на это чудо.

Кольгрим будто стал другим человеком.

Лив видела его лицо, пока он сидел на руках у Ирьи. Оно было торжествующим. Неужели он способен радоваться?

Как бы ни было, но мальчик стал гораздо спокойнее. Однако ненадолго. Он снова стал делать, что хотел, и совершенно не слушался старших.

Так же, как и в случае Силье и Суль, они поняли, что наказывать Кольгрима бесполезно. Он делался еще страшнее, свирепее и вел себя все хуже и хуже. Все же взрослым со временем удалось найти некое равновесие между добротой и строгостью к мальчику, но на это потребовалось немало сил.

Совершенно очевидно, что новый Тенгель Добрый из него не получится. Скорее Тенгель Злой, с ужасом думала иногда Лив.

Но несмотря ни на что он был им родным их внуком. И в глубине души Лив и все остальные испытывали к нему нежность, но также и горечь из-за его злой участи.

9

В усадьбе Гростенсхольм вновь праздновали свадьбу. Лив улыбалась своей беспомощной улыбкой.

— Может быть, мы устроим более скромный праздник, как ты думаешь, Ирья? Однажды здесь уже праздновалась пышная свадьба, с моим первым мужем, Лауретсом Берениусом. И после этого нельзя было отыскать более несчастливого брака! Затем последовала более скромная и незаметная — с Дагом, и ты знаешь, как мы всю жизнь счастливы друг с другом. У Таральда и Суннивы тоже было пышное празднество, но брак их сложился неудачно. Может, твою свадьбу мы сыграем поскромнее?

Ирья улыбнулась.

— Я согласна. Но мне хотелось бы пригласить и моего отца тоже…

— Милая девочка, конечно же, позови всех своих родственников! Из Линде-аллее мы тоже всех пригласим. Но на этот раз — никого лишнего.

И все равно Лив пришла в ужас, когда они вместе с Ирьей составили список приглашенных. Со всеми сестрами, братьями, дядюшками и тетушками набралось восемьдесят пять человек. Так что свадьба получилась не совсем «незаметной».

Итак, Ирья и Таральд стали мужем и женой. Священник произнес перед ними краткую, но трогательную речь и поздравил их с тем, что они нашли друг друга. А молодая, с кукольным личиком жена священника сидела и рассматривала обстановку в зале, улыбаясь милой, но несколько кислой улыбкой. Таральд и Ирья увидели ее несколько в ином свете, чем прежде. И они начали понемногу понимать, почему господин Мартиниус такой опечаленный. В течение праздника они еще больше утвердились в своих предположениях. Эта Жюли позволила себе говорить с хозяйкой дома, Лив, снисходительным тоном! Пусть никто не воображает, что может быть выше жены священника!

Глаза Лив сверкнули, и она подняла бокал за здоровье Ирьи.

— Добро пожаловать в наш дом, дорогая баронесса! И они услышали, как фыркнула жена священника. Свадебный пир подошел к концу. И когда гости разошлись, Таральд остановился у комнаты Ирьи.

— Спасибо тебе за все, милый мой друг, — приглушенным голосом сказал он. — Ты великолепно справилась со своими обязанностями. Теперь я должен подумать о своих.

Ирья отпрянула к стене, но он лишь взял ее за руку.

— Спокойной ночи, Ирья! Лучшей матери для Кольгрима найти было невозможно!

И он ушел к себе. Ирья вошла в комнату, которая соединялась дверью с комнатой Кольгрима.

Она долго сидела, уставившись в темноту, пока под утро не уснула в изнеможении.

Брак этот оказался счастливым, несмотря на все опасения. Таральд уделял своей жене внимание, и все четверо обитателей усадьбы часто проводили вместе долгие зимние вечера, уложив Кольгрима спать: они беседовали или играли в карты. Они хорошо уживались все вместе, и на Ирью смотрели как на ровню, хотя она была простолюдинкой. Она действительно была им ровней — эта умная молодая женщина с добрым сердцем.

В середине марта Таральд вошел в комнату Ирьи. Пока она возилась с Кольгримом, он посматривал в окно и наконец произнес:

— Что ты думаешь о том, чтобы завести еще одного ребенка?

Ирья вздрогнула всем телом, и Кольгрим закапризничал.

— Я согласна, — тихо ответила она.

— Ты считаешь, что ты справишься с этим?

Она немного помедлила.

— Ты имеешь в виду беременность и роды? Я думаю, что да.

Без всякой паузы он сказал:

— Тогда я приду сегодня вечером?

«О, бедное мое сердце, не бейся так неистово! Ты разорвешься на кусочки!»

— Хорошо, — ответила она все так же тихо.

В последний момент она еле удержалась от того, чтобы поблагодарить его за предложение.

После этого разговора она зашла в ванную. Руки ее дрожали, она не могла толком помыть голову. Она присела на скамью. Закрыла лицо руками и разразилась рыданиями.

Ее плач услышала Лив. Она в беспокойстве приоткрыла дверь и спросила:

— Ирья, что с тобой?

Ирья, захлебываясь слезами, не смогла ей ответить. Лив обняла свою невестку, ожидая, когда ты успокоится.

— Я боюсь, — выдавила наконец Ирья.

— Расскажи мне все.

— Нет, я не могу об этом…

— И все-таки попытайся.

— Нет, это касается только меня и Таральда.

Лив продолжала настаивать.

— Он чем-нибудь обидел тебя?

— Нет, вовсе нет!

— Он мой сын. Может, я смогу помочь тебе?

— Я боюсь… он увидит, какая я некрасивая. И я не смогу скрыть, как я люблю его…

«Боже мой! — в смятении думала Лив. — Что же наделал мой сын своей слепотой? Какую рану он нанес этой милой девушке?»