Дело о воющей собаке - Эрл Гарднер

Клод Драмм поднялся с места.

– Ваша честь, – заговорил он, – события приняли поразительный и абсолютно неожиданный оборот. Я знаю, что, учитывая обстоятельства, ваша честь не потребует от меня упоминать о сущности этих событий, по крайней мере перед жюри. Но я чувствую, что мое присутствие как заместителя окружного прокурора, знакомого с фактами этого дела, настоятельно необходимо во многих местах, и ходатайствую о переносе заседания на завтрашнее утро.

Судья Маркхэм посмотрел поверх очков на Перри Мейсона.

– У вас есть возражения, адвокат? – спросил он.

– Да, – ответил Мейсон, вставая. – Права обвиняемой требуют, чтобы перекрестный допрос данного свидетеля завершился на этом заседании. Я упоминал об этом перед началом допроса и достиг соглашения с обвинителем.

– Правильно, – подтвердил судья. – Ходатайство о переносе отклонено.

– Но ваша честь должны понять… – взволнованно начал Драмм.

– Довольно, – прервал судья Маркхэм. – Решение принято. Продолжайте, мистер Мейсон.

Перри Мейсон устремил на Телму Бентон долгий обвиняющий взгляд.

Она опустила глаза, переминаясь с ноги на ногу. Ее лицо стало белым, как стена позади.

– Насколько я понял из ваших показаний, – медленно начал Мейсон, – Пола Картрайт уехала из дома на Милпас-драйв в такси утром семнадцатого октября.

– Верно, – кивнула Телма.

– Вы видели, как она уезжала?

– Да, – тихо отозвалась она?

– Должен ли я понимать, – повысил голос Перри Мейсон, – что вы видели Полу Картрайт живой утром семнадцатого октября этого года?

Телма неуверенно закусила губу.

– Прошу занести в протокол, – вежливо произнес Мейсон, – что свидетельница колеблется.

Клод Драмм вскочил на ноги.

– Это абсолютно несправедливо, – заявил он. – Я возражаю против этого вопроса. Прежде всего, он спорный, к тому же его уже задавали и получили ответ, и, наконец, он не соответствует правилам перекрестного допроса.

– Протест отклонен, – сказал судья Маркхэм. – Занесите в протокол, что свидетельница колеблется перед ответом.

Телма Бентон подняла взгляд, в котором застыл панический страх.

– Не могу сказать, что видела ее в буквальном смысле, – заговорила она. – Я слышала шаги вниз по лестнице от ее комнаты, видела такси, стоявшее у дома, и женщину, севшую в такси, которое вскоре отъехало. Мне казалось само собой разумеющимся, что эта женщина – миссис Картрайт.

– Значит, вы не видели ее? – настаивал Перри Мейсон.

– Нет, – тихо признала она. – Не видела.

– Далее, – продолжал Мейсон, – вы идентифицировали это письмо как написанное почерком миссис Картрайт.

– Да, сэр.

Перри Мейсон предъявил фотокопию телеграммы, отправленной из Мидуика.

– По-вашему, – спросил он, – эта телеграмма также написана почерком Полы Картрайт?

Свидетельница вновь заколебалась, закусив губу.

– В обоих документах почерк одинаковый, не так ли? – продолжал Мейсон.

– Да, – еле слышно отозвалась Телма Бентон. – Думаю, это один и тот же почерк.

– Думаете, но не знаете? Ведь вы уверенно опознали в письме почерк Полы Картрайт. Как насчет телеграммы? Она написана тем же почерком или нет?

– Да, – тем же шепотом ответила свидетельница. – Это почерк миссис Картрайт.

– Следовательно, миссис Картрайт отправила эту телеграмму из Мидуика утром семнадцатого октября?

– Очевидно, – тихо сказала Телма.

Судья Маркхэм постучал молоточком.

– Миссис Бентон, пожалуйста, говорите громче, чтобы присяжные могли вас слышать.

Женщина подняла голову, посмотрела на судью и слегка покачнулась.

Клод Драмм снова поднялся:

– Ваша честь, теперь ясно, что свидетельница больна. Я прошу отложить заседание из сострадания к свидетельнице, без сомнения перенесшей тяжелый шок.

Судья Маркхэм медленно покачал головой.

– Я считаю, что перекрестный допрос следует продолжить, – сказал он.

– Если слушание можно перенести на завтра, – с отчаянием заявил Клод Драмм, – есть некоторый шанс, что дело может быть прекращено.

Перри Мейсон круто повернулся. Он стоял, слегка расставив ноги и воинственно выпятив подбородок; его голос отзывался в зале гулким эхом:

– К сведению суда, именно этой ситуации я хотел бы избежать. Против моей подзащитной публично выдвинуто обвинение, и она имеет право получить вердикт присяжных о своей невиновности. Прекращение дела обвинителем оставит пятно на ее имени.

После красноречивого заявления Перри Мейсона голос судьи Маркхэма казался тихим и бесстрастным.

– Ходатайство отклонено. Слушание будет продолжено.

– Не будете ли вы так любезны объяснить, – вновь заговорил Мейсон, – каким образом Пола Картрайт могла написать письмо и телеграмму утром семнадцатого октября этого года, когда вам отлично известно, что она была убита вечером шестнадцатого октября?

Клод Драмм снова вскочил:

– Возражаю против этого вопроса как спорного, подталкивающего свидетельницу к выводам, не подходящего для перекрестного допроса и опирающегося на недоказанный факт.

Несколько секунд судья Маркхэм молча смотрел на бледное и напряженное лицо Телмы Бентон.

– Протест принят, – отозвался он наконец.

Перри Мейсон взял письмо, якобы написанное почерком миссис Картрайт, положил его перед свидетельницей и указал на него пальцем.

– Разве не вы написали это письмо? – осведомился он.

– Нет! – вскрикнула она.

– Разве это не ваш почерк?

– Вы сами знаете, что нет. Он нисколько не похож на мой.

– Семнадцатого октября, – продолжал Перри Мейсон, – ваша правая рука была забинтована, не так ли?

– Да.

– Вас укусила собака?

– Да. Кто-то подсунул Принцу яд, и, когда я пыталась дать ему рвотное, он укусил меня в руку.

– Да, – кивнул Мейсон. – Но факт в том, что ваша правая рука была перевязана семнадцатого октября этого года и оставалась забинтованной еще несколько дней, верно?

– Да.

– И вы не могли держать ручку в этой руке?

Последовала небольшая пауза.

– Да, – внезапно заявила свидетельница. – И это доказывает, насколько ложно ваше обвинение, будто я написала письмо и телеграмму. Моя рука была покалечена, и я никак не могла ею писать.

– Были ли вы в Мидуике семнадцатого октября этого года?

Женщина колебалась.

– Не летали ли вы в тот день в Мидуик на самолете чартерным рейсом? – продолжал Мейсон, не дожидаясь ответа.

– Да. Я думала, что могу найти там миссис Картрайт, и полетела туда.

– И вы не заполняли этот бланк в мидуикском телеграфе?

– Я уже говорила вам, что не могла этого сделать.

– Отлично, – кивнул Мейсон. – Давайте вернемся к вашей руке. Она была настолько искромсана, что вы не могли держать в ней ручку?

– Да.

– И это произошло семнадцатого октября?

– Да.

– Восемнадцатого октября рука была в таком же состоянии?

– Да.

– И девятнадцатого тоже?

– Да.

– Но разве вы не вели дневник в течение упомянутого мною периода?

– Да, – быстро ответила Телма, но, спохватившись, закусила губу и поправилась: – Нет.

– Так все-таки да или нет?

– Нет.

Перри Мейсон извлек из кармана лист бумаги:

– Не является ли это страницей вашего дневника, относящейся к упомянутой дате, а именно к восемнадцатому октября этого года?

Свидетельница молча уставилась на вырванную страницу.

– И не является ли фактом, – продолжал Мейсон, – что вы одинаково свободно владеете обеими руками, что вы вели дневник в течение этого времени и делали записи ручкой, которую держали в левой руке? Не является ли фактом, что вы в состоянии писать левой рукой и всегда делаете так, когда желаете изменить ваш почерк? Не является ли фактом, что вы имеете у себя дневник, из которого вырвана эта страница, и что почерк на ней абсолютно идентичен почерку в письме, якобы написанном Полой Картрайт, и на телеграфном бланке, якобы заполненном ею же?

Женщина поднялась, уставилась остекленевшими глазами сначала на судью Маркхэма, потом на присяжных и внезапно завизжала.

В зале начался форменный бедлам. Приставы призывали к порядку. Помощники шерифа бросились к свидетельнице.

Клод Драмм истерически требовал перерыва, но его крики потонули во всеобщей неразберихе.

Перри Мейсон вернулся к столу защиты и сел.

Помощники шерифа взяли Телму Бентон за локти и хотели увести от свидетельского места, но внезапно она свалилась в обморок лицом вниз.

Мало-помалу голос Клода Драмма начал пробиваться сквозь стоящий в зале рев.

– Ваша честь, – кричал он, – во имя гуманности и достоинства я требую отложить перекрестный допрос, дабы свидетельница могла прийти в себя! Очевидно, что она очень больна, чем бы ни было вызвано ее состояние! Продолжать в такое время перекрестный допрос было бы бесчеловечно!

Судья Маркхэм устремил задумчивый взгляд на Перри Мейсона.