The Cold War: A New History - Джон Льюис Гэддис

-ДЖОНАТАН ШЕЛЛ

Мог ли кто-то мечтать о том, чтобы сказать Сталину, что он нас больше не устраивает, и предложить ему уйти на пенсию? От того места, где мы стояли, не осталось бы и мокрого места. Теперь все по-другому. Страх ушел, и мы можем говорить на равных. Это мой вклад.

-Никита С. ХРУЩЕВ, 13 октября 1964 г.

Хрущев хватался за соломинку, делая этот комментарий в день, когда его кремлевские коллеги объявили о своем намерении сместить его. "Я... рад, что партия дошла до того, что может обуздать даже своего первого секретаря", - добавил он. "Вы обмазали меня дерьмом, а я говорю: "Вы правы". "

Обвинения, выдвинутые против Хрущева, с лихвой оправдывали его характеристику. Его обвиняли в грубости, рассеянности, высокомерии, некомпетентности, непотизме, мании величия, депрессии, непредсказуемости и старческом маразме. Он допустил развитие культа личности и перестал прислушиваться к мнению своих советников. Он разрушил советское сельское хозяйство, поставив мир на грань ядерной войны. Он санкционировал строительство Берлинской стены, что стало публичным унижением марксизма-ленинизма. Он давно уже стал позором для страны, которой пытался руководить, и для международного коммунистического движения, которое он пытался вдохновить. А его преемник, Леонид Брежнев, счел нужным добавить, что Хрущев однажды назвал членов ЦК "собаками, писающими на бордюрные камни".

Это был грубый и недостойный способ сместить лидера второго по могуществу государства мира, но при этом не пролилась кровь, никто не был посажен в тюрьму, никто не был отправлен в ссылку. Хрущеву была обеспечена спокойная, хотя и болезненно-непонятная отставка. Будучи всегда оптимистом, он считал своим главным достижением тот факт, что ему не удалось сохранить свою работу. За годы его пребывания у власти появились ограничения на использование власти. Уже нельзя было от одного лидера требовать и ожидать беспрекословного повиновения.

Судьба Н.С. Хрущева в микрокосмосе отразила судьбу Советского Союза и США в конце 1950-х, 1960-х и начале 1970-х годов. Международная система в те годы представлялась биполярной, в которой, подобно железным опилкам, притягиваемым магнитом, вся власть тяготела к Москве и Вашингтону. Однако на самом деле сверхдержавам становилось все труднее управлять более мелкими державами, будь то союзники или нейтралы в "холодной войне", и в то же время они теряли авторитет, который когда-то считали само собой разумеющимся у себя дома. Слабые открывали для себя возможности противостоять сильным. Природа власти менялась, потому что страх перед властью в ее традиционном понимании уменьшался. Молотки действительно стали превращаться во фламинго, а мячи - в ежей.

I.

ПЕРВЫЕ признаки того, что это происходит, появились с упадком и, в конечном счете, гибелью европейского колониализма - процесса, который начался еще до начала холодной войны, параллельно с ее ранним развитием и лишь постепенно повлиял на ее последующую эволюцию. Европейское господство над миром началось в XV веке, когда Португалия и Испания впервые усовершенствовали средства транспортировки людей, оружия и - сами того не осознавая - микробов через океаны, которые до сих пор разделяли человеческие общества. К концу XIX века практически не осталось территорий, не контролируемых европейцами или их потомками. Но в 1905 г. Япония, растущая неевропейская держава, выиграла начатую ею войну с Россией, одной из самых слабых европейских империй: эта победа разрушила иллюзию, что европейцы, если им бросят вызов, всегда победят.

Затем сами европейцы разрушили еще одну иллюзию - единства между собой, вступив в войну в 1914 году. Первая мировая война, в свою очередь, породила два убедительных обоснования необходимости прекращения колониального господства. Одно из них появилось в результате большевистской революции, когда Ленин призвал покончить с "империализмом" во всех его проявлениях. Второе пришло из США. Когда Вудро Вильсон включил принцип самоопределения в число своих "Четырнадцати пунктов", его целью было снизить привлекательность большевизма, но результатом стало возбуждение противников империализма во всей Азии, на Ближнем Востоке и в Африке. Среди них были Мохандас Ганди в Британской Индии, Хо Ши Мин во французском Индокитае, Сингман Ри в оккупированной Японией Корее и малоизвестный молодой библиотекарь в Китае по имени Мао Цзэдун.

Однако для окончательного исчерпания колониализма потребовалась Вторая мировая война: она привела в движение процессы, которые в течение последующих двух десятилетий положили конец эпохе европейских империй, начавшейся пятью веками ранее. Таким образом, крах колониализма совпал с началом "холодной войны", но "холодная война" не была причиной такого развития событий - ее корни лежали в другом месте. Ведь как еще Томас Пейн в 1776 году указывал на нелогичность бесконечно властвовать над континентом с помощью острова5 , так и холодная война была крайне неправдоподобна, так и в 1945 г. было крайне неправдоподобно, чтобы опустошенный войной континент продолжал бесконечно управлять большей частью остального мира. Это было бы так, даже если бы военный Великий союз не распался.

Не стала деколонизация значимым вопросом и в начале "холодной войны". Советский Союз оставался антиимпериалистическим - как же иначе? Но в ближайшие послевоенные годы продвижение революции в странах, которые стали называть "третьим миром", было для Сталина менее важным, чем восстановление после войны и попытка как можно шире распространить свое влияние в Европе. Соединенные Штаты, в свою очередь, также не собирались защищать европейский колониализм. Их собственная история началась с восстания против империи, и хотя в конце XIX века американцы захватили собственные колонии (самая значительная из них - Филиппины), колониализм их никогда не устраивал, и они предпочитали оказывать свое влияние за рубежом экономическими и культурными методами. Поэтому ни Москва, ни Вашингтон не сетовали на упадок европейских империй, а образовавшиеся в результате этого вакуумы власти за пределами Европы поначалу их не волновали.

Однако такая ситуация вряд ли могла продолжаться долго. К концу 1949 г. советско-американское противостояние за Европу зашло в тупик, и это породило соблазн использовать возможности в других странах. Сталин поддался им, когда позволил Ким Ир Сену напасть на Южную Корею, одновременно поощряя войну Хо Ши Мина против французов в Индокитае. Однако старый диктатор мало что знал о "третьем мире" и не предпринимал последовательных усилий по распространению советского влияния на него. Хрущев был более энергичен: в отличие от Сталина, он любил ездить за границу и редко упускал такую возможность. Среди его любимых мест были новые независимые страны, освобождавшиеся от европейского колониального господства. "Я не авантюрист, - объяснял Хрущев, - но мы должны помогать национально-освободительным движениям".

Американцы опасались именно этого.