Город и лес у моря (сборник) - Виталий Бианки
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Черные тени на земле перестали дрожать, будто застыли. Глухо каркнул спросонья ворон – где-то далеко. Старший лось тоже перестал дышать.
Вдруг из его горла с хрипом хлынула кровь. Голова его дрогнула и разом пошла вбок. Тяжелая туша медленно рухнула наземь, увлекая за собой Одинца.
Одинец пал на колени. В тот миг, когда голова его ударилась об землю, рога расцепились.
Почуяв кровь, он рванулся, вскочил и, фыркая, опрометью кинулся прочь от страшного места.
Месяц безумия прошел. Улеглась звериная страсть. Медведь-стервятник доел труп павшего на лесной площадке лося. Лосихи привыкли к новому быку-предводителю, спокойно встречали зиму, собрав своих лосят под его надежную защиту. Но неожиданно он ушел от них и не вернулся к стаду.
Он стал одинцом-отшельником, которому нет равного по силе, который не нуждается ни в чьей защите и сам не желает никого защищать.
Когда настанет его час, он уйдет в темную чащу, ляжет и умрет, как умирают все одряхлевшие лесные звери: в одиночестве, молча, под тихий шепот деревьев, среди которых провел всю свою дикую жизнь.
А пока он хочет мира и покоя. Хочет спать, зная, что никто не потревожит его отдыха. Он во сне видит веселые дни своего детства и смешно, как малый лосенок, дрыгает ногами.
Он мудр, покоен и миролюбив одиннадцать месяцев в году. И только когда настает месяц безумия и гремят в лесу боевые рога – он теряет власть над собой. Он забывает осторожность, рыщет всюду, ревет и нетерпеливо прислушивается: не отыщется ли смельчак, кто решится вступить в бой с ним, первым богатырем леса.
Глава X. Из-за угла
Ларивон рассматривал запасное ружье охотника. В его больших корявых руках изящная и легкая бескурковка казалась безделушкой.
Заглянув одним глазом в дула и зачем-то погладив шершавой ладонью гладкую сталь стволов, он передал ружье охотнику, заметив пренебрежительно:
– Бескурошное… С этих переломок только воробьев пугать!
– Погляди раньше, как бьет, – сказал охотник.
Он переломил ружье и вложил в один из стволов бумажный патрон, заряженный пулей «жакан»[3].
Поставив на землю большое полено, он отсчитал от него пятьдесят шагов, стал на колено, прицелился и выстрелил. Полено упало.
– Поди погляди!
Ларивон подошел не спеша к полену, нагнулся, поколупал дерево пальцем, встал и раздумчиво заскреб пятерней в затылке.
– Ты, дружок, – сказал он подошедшему охотнику, – мне такую пулю дай. С моей шомполовки да такой – страсть!
– Бери хоть пяток. Только ведь калибр не тот; в твоей пушке они болтаться будут.
– Это нам ништо: тряпицей обвернем.
Охотник взглянул на мишень. Пуля, ударив в полено, развернулась крестом на четыре части и раскрошила его. Из широкой дыры в крепком суковатом дереве во все стороны торчали острые щепки.
– Кость вдребезги крошит, – сказал он крестьянину. – Не из винтовки, конечно, – далеко, нельзя, – а шагов на сотню прямо хоть на слона выходи.
В тот же вечер охотник отправился в лес.
Бесшумно ступая по сырому ковру гниющих на земле листьев, он долго бродил, отыскивая подходящее место. В конце концов выбрал большой куст и стал около него.
Деревья тут росли достаточно редко, и стрелять было удобно во все стороны. Коричневая куртка охотника в сумерках совсем сольется с кустом. Ослепленный боевым пылом, зверь, наверное, примет его за высокий пень.
Ларивон предупреждал, что лось в это время года чрезвычайно опасен и, бывает, сам бросается на человека, не дожидаясь выстрела. Да охотник и сам хорошо запомнил последний урок Одинца. Поэтому он стал так, чтобы, в случае чего, успеть вскарабкаться на рядом стоящее суковатое дерево.
Тут ему припомнилась насмешливая улыбка девушки. Стало немножко стыдно.
«Не совсем это по-рыцарски! – подумал он. – Тяпнуть из-за угла – и драла!»
Но сейчас же перед ним мелькнули другие глаза – ужасные глаза разъяренного зверя, – и он поспешно встал так, чтобы до спасительных сучьев можно было достать рукой.
Проверив ружье – в обоих стволах были пули «жакан», – он переставил предохранитель со значка «S» (sur – безопасно) на «F» (feu – огонь) и посмотрел на лес.
Лес уже темнел. Широкие тени ложились от неподвижных деревьев.
Знакомая жуть одиночества слегка сдавила охотнику горло. Он выпрямился.
– Пора!
Вынул из кармана короткую и широкую берестяную трубу-вабик и дунул в нее, как учил Ларивон.
Короткий рев отрывисто прогремел в вечерней тишине – и жутко отдался где-то за лесом, где должна была течь речка.
Охотник прислушался.
Ответа не было.
Задрожавший в руке вабик дробно застучал по стиснутым зубам.
Обождав несколько минут, охотник снова поднял вабик и протрубил звериный боевой клич.
И вот далеко-далеко в тишине прогремел ответный рев.
Одинец проревел боевой клич.
Он стоял на площадке, где три года тому назад убил своего брата.
За эти три года ни один соперник не осмелился принять его вызов. А сегодня кто-то сразу ответил ему.
Широкие ноздри Одинца раздулись от гнева и шумно выпустили пылкое дыхание. Он по голосу слышал, что ревел молодой лось.
Смерть смельчаку!
Старый зверь повторил свой вызов и в яростном нетерпении стал рвать землю копытами.
И опять прозвучал ответный рев – все так же далеко, где-то за рекой.
Что же медлит противник? Отчего он не идет сюда?
Снова и снова Одинец повторял свой вызов с такой силой, что обросшая густым волосом серьга – нарост под нижней челюстью – тряслась, как борода. Голос его разносился по лесу на добрых два километра.
Противник отвечал, но не приближался.
Значит, он трусит подойти! Тогда Одинец сам пойдет к нему и даст ему бой на его площадке.
И, опрокинув рога на спину, старый зверь двинулся в темный лес.
Смеркалось.
Охотник в страхе смотрел, как тускнеет небо и в густой тени тают дальние деревья.
Он то и дело подавал голос. Лось отвечал, но не приближался.
Неужели самому придется подходить к зверю, скрадывать его, прячась за деревьями? В нужный момент может не случиться рядом спасительных сучьев, и тогда…
Но вот зверь пошел: рев ближе.
Охотник вздрогнул. Сердце оглушительно стучало.
Теперь еще раз протрубить – и будет: на близком расстоянии лось разберет чуть фальшивую ноту и уйдет.
Охотник бросил шапку, вытер пот со лба, поднял вабик и дунул в него.
Тишина.
Потом сзади – неожиданно близко – хруст переломленного копытом сучка. Что-то уж больно быстро!.
Охотник повернулся, как на пружинах.
Лось подходил молча. Охотник увидал его метров за сто. Быстрая тень мелькнула между деревьями, скрылась, показалась опять, опять скрылась… Стрелять? Нет, еще далеко!
Зверь шел наискосок от охотника, справа.
«Левый бок! – пронеслось в голове. – В сердце… Пора!»
Охотник вскинул ружье, установил его стволы в промежутке между деревьями, взяв вперед по направлению бега зверя. Руки застыли.
Темная туша закрыла мушку.
Грохнул выстрел.
Одно мгновение было видно: туша стремительно сунулась в землю.
В страшном возбуждении охотник ждал, что будет, не отнимая ружья от плеча.
Низкий, протяжный, почти человеческий стон донесся из-за деревьев.
Не выдержав, дико заорал охотник.
В ту же минуту зверь поднялся – и темная тень опять замелькала в лесу, быстро удаляясь.
Охотник, не целясь, выпалил из второго ствола.
Лось ушел.
Охотника била лихорадка. На глазах навернулись слезы. Торопливо перезарядив ружье, он кинулся к тому месту, где зверь упал.
В сумерках еще были видны примятые тяжелым телом кусточки.
Охотник опустился на колени и стал шарить руками по земле.
Вдруг он поднял руки к глазам; руки были в темной крови.
Он хотел вскочить и бежать за раненым зверем. Но сейчас же сообразил, что в темноте не разобрать следов.
«Надо скорей за Ларивоном! – подумал он. – Все равно без лошади не обойдешься».
И побежал из лесу.
Глава XI. Кровавый след
Старому глухарю приходилось теперь ночевать одному в тайном убежище друзей.
Лось уходил с вечера, всю ночь бродил по лесу и возвращался, только когда солнце поднималось над деревьями.
Глухарь уже привык к долгим отлучкам своего друга.
Но сегодня ночью его разбудили гулкие выстрелы. Ночь прошла тревожно. И, когда рассвело, глухарь не полетел на жировку, а остался ждать друга.
Тревожное выдалось и утро: невдалеке слышались громкие голоса людей.
Солнце встало уже над вершинами деревьев, а Одинец все еще не шел.
Глухарь не мог больше ждать: он жестоко проголодался. Он снялся с ели и полетел клевать жухлую, уже тронутую утренником, жесткокожую бруснику.
* * *Охотник не мог заснуть всю ночь. Ларивон убедил его, что в темноте найти зверя невозможно и что лучше даже подождать подольше, дать ему изойти кровью, а то опять поднимется и уйдет далеко.
