Око Марены - Валерий Елманов

На этом заседание и закончилось. Только Славка не спешил подниматься со своего места.

– Спасибо, старина, – поблагодарил его Константин, едва закрылась дверь за последним тысяцким. – Выручил.

– Влип, очкарик! – констатировал воевода-спецназовец и зловеще пообещал: – Это тебе только цветочки, запомни мое слово. Но и ягодки не за горами. Я ж тебе говорил про медальки с орденами. Разработано все давно, так чего тянешь?

– Это сказка скоро сказывается, – огрызнулся Константин. – Раньше лета не успеть златокузнецам нашим. Минька сказал, что на одни маточники месяцы уйдут.

– Ну, до лета время, может, и потерпит, – покладисто кивнул Славка. – Но все равно поторопи. Чтоб к концу июня сработали. Для Ярослава это самое время будет – между севом и жатвой.

– Считаешь, что он тогда придет? – осторожно осведомился Константин.

– Может, и позже, – пожал плечами Вячеслав. – Тут ведь не угадаешь. Главное, что сеча эта, судя по тому, что мы трех родных братьев твоего тезки положили, далеко не последняя. Отсюда и отталкиваться надо. А я другое хочу узнать. Ты-то сам что думаешь делать? – невинно осведомился воевода, склонив голову немного набок в ожидании княжеского слова.

– А что тут делать, – развел руками Константин. – Драться будем.

– И все? – недоверчиво переспросил Вячеслав. – И это все, что ты можешь мне сказать?

– А что еще?

– Ты же учитель истории, – возмутился бывший спецназовец. – У тебя высшее образование. Через твою голову прошли сотни, если не тысячи научных трудов. Пусть они, как я все больше и больше догадываюсь, особого следа в ней не оставили, но хоть что-то должно было задержаться. А как же Калка? Ты же сам говорил об объединении Руси. Или ты уже передумал?

– А как объединяться? – горько усмехнулся Константин. – Кто сейчас со мной в союз вступит, ты об этом подумал?

– А ты что же хотел – все это мирным путем осуществить? – в свою очередь искренне удивился Вячеслав. – И ты, наивный, считал, что князья тебе власть подадут на блюдечке с голубой каемочкой? Добровольно откажутся от своих привилегий?

– И что делать? Идти силой забирать?

– А власть иначе никто и никогда не брал. Ну-ка поскреби в мозгах, пораскинь умишком, – предложил Вячеслав и тут же замахал руками на впавшего было в раздумья князя. – Да брось, брось. Не мучайся. Убежден, что если месячишко в такой позе просидишь, то что-нибудь и припомнишь – спорить не берусь. Однако, как говорила моя мамочка Клавдия Гавриловна, исключения лишь подтверждают общее правило.

– Это не твоя мамочка говорила, – хмуро поправил его Константин. – Это впервые… сказал…

– Оставь в покое свои энциклопедические познания, – перебил его нетерпеливо Вячеслав. – Пусть она это лишь цитировала – не суть важно. Главное – мудро и правильно. А вы сейчас, княже, – он перешел на еврейский акцент, – размазываете белую кашу по чистому столу. Вспомните пламенного революционера Льва Давыдовича[109]. Уж он бы не растерялся. Тем более что сейчас задача намного легче, чем в двадцатом веке, ибо в нынешних городах почта, телеграф и телефон отсутствуют напрочь. Остаются только князья и бояре, а из всех общественных зданий – их терема. Но мои спецназовцы завсегда готовы и никакими трудностями их не запугаешь, ежели оно, конечно, во имя светлого будущего и процветания всего прогрессивного человечества, – на едином дыхании выпалил Вячеслав концовку своей речи и умолк, выжидающе поглядывая на князя.

– А тебе не кажется, что лозунг «Железной рукой загоним все человечество в счастье» уже прошел испытание на практике и себя не оправдал? – возразил Константин.

– А ты не железной, не рукой, не человечество и не в счастье, – предложил воевода. – Смотри, что выйдет в результате, – он начал загибать пальцы. – Земля – крестьянам. Это раз. Фабрики, виноват, мастерские и кузни – рабочим. Это два. Штык в землю, пока татары не придут. Это три. А главное – действовать по принципу: мир хижинам, война дворцам. Поясняю суть. Ты тихо-мирно, не трогая ни деревень, ни городское население, берешь с моими людьми княжеские терема, после чего объявляешь народу, которому по барабану, кому платить налоги, что теперь ты – их князь. Судить обязуешься по совести, налоги брать божеские, старых бояр в шею, а новых ставить не будешь. Во как здорово!

– И что будет дальше? – невесело улыбнулся Константин.

– А дальше тоже все очень просто. – Вячеслав притворно всхлипнул и смахнул несуществующую слезу. – Дальше благодарные до невозможности горожане на руках понесут тебя с площади, напевая на ходу: «Боже, царя храни. Царствуй на славу, на славу нам, на страх врагам».

– Переврал, – возразил Константин, пояснив: – Текст исказил.

– Зато смысл правильный, а это главное, – ничуть не смутился воевода.

– Да и не бывать такому никогда, – продолжил князь задумчиво. – Народ взвоет, печалясь о невинно убиенных Всеволодовичах. Или ты их убивать не станешь?

– Я солдат, а не палач, – посерьезнел Вячеслав. – Но либо придется завалить их, да еще и сотню-полторы из числа наиболее преданных им бояр и дружинников, либо вести бесконечные сражения, которые окончательно обескровят Русь. После чего Мамай нас возьмет голыми руками и, что характерно, своей пятой колонне, то бишь тебе, даже спасибо не скажет, хотя трудился ты для него на совесть.

– Во-первых, Батый, а не Мамай, – поправил Константин.

– Плевать, – отмахнулся Вячеслав. – Как говорила моя мамочка Клавдия Гавриловна, неважно – толстая змея или тонкая. Все равно укусит. Разве в имени дело?

– А во-вторых, у меня относительно князей еще один вопрос имеется. Ты… – Константин пристально посмотрел на своего друга воеводу, – детей ихних тоже под нож пускать собираешься, по примеру Ленина со Свердловым, или все-таки в живых их оставишь по доброте душевной?

– Зачем ты так? – посуровел Вячеслав. – Еще раз повторяю – я вояка, а не палач.

– Стало быть, оставишь, – сделал вывод Константин. – Тогда все жертвы напрасны. Народ их будет в князья ставить, а если, – он повысил голос, перебив открывшего было рот для очередного возражения Вячеслава, – мы их просто выгоним из пределов княжества, то считай, что гражданская война продолжится, но только масштабы ее будут не в пример представительнее. Вся Русь, включая Новгород с Псковом, тут же против наглого узурпатора, то есть меня, ополчится.

– Они что, такие все совестливые и справедливые? – усомнился в правоте княжеских слов Вячеслав. – Что-то я в этом сомневаюсь, и весьма сильно.

– А зря, – усмехнулся Константин. – Тем более я ведь и не сказал, что они пойдут справедливость восстанавливать, хотя найдутся и такие, типа Мстислава Мстиславовича Удатного. Остальные же либо от испуга большого, чтобы я после Владимира не успел тем же Черниговом или Киевом заняться, либо из желания сироток малолетних на престол усадить, а попутно и парочку волостей или, на худой конец, уездов оттяпать. Так что первое народное ополчение во главе с добрым десятком далеко не бескорыстных Пожарских придет к нам на Рязанщину уже в следующем, после моего воцарения, году. Вообще-то я уже думал об этом, – сознался Константин, устало улыбнувшись, и, самолично зачерпнув узеньким серебряным ковшиком вина из братины, щедро, до краев, долил в кубок воеводе пряного и густого греческого зелья.

– Угощайся, старина, – улыбнулся Константин, глядя на Вячеслава, слегка ошалевшего от услышанного только что и возмущенно засопевшего от негодования:

– Ага, стало быть, думал, а мне, княже ты наш яхонтовый, сказать ничего не удосужился. Не пойму я тебя что-то. Мы разве не в одной команде с тобой? А по сопатке за такое хамское недоверие ты не желаешь, кормилец ты наш?

– Меня нельзя, – нарочито серьезно возразил князь. – Рюриковичи мы. Белая кость, голубая кровь.

– Ну, кость-то у всех белая, – заметил Вячеслав задумчиво, но договорить ему не дал молнией влетевший в светлицу Минька. Не поздоровавшись ни с одним из собеседников, он демонстративно уселся на край лавки и многозначительно забарабанил руками по столу.

Затянувшееся молчание первым надоело Вячеславу.

– Гой, если добрый молодец, – затянул он дурашливо. – А поведай нам, из каких таких краев дальних ты к нам пожаловал? Или тебя вначале надо напоить, накормить и в баньке попарить? Так это мы мигом для дорогого гостя расстараемся.

– Ты мне что обещал, Константин, не помню как там тебя по отчеству? – срывающимся от волнения голосом начал Минька, напрочь игнорируя шутки воеводы.

– Он Владимирович, – мягко подсказал ничуть не смутившийся от такого невнимания Вячеслав и озабоченно осведомился у недоумевающего, а потому молчащего Константина: – Ты, княже, луну с неба ему не обещал, нет? Очень хорошо. А организовать в пригороде Рязани первый пролетарский колхоз под интригующим названием: «Всю жизнь без урожая»? Тоже нет? Тогда я просто ничего не понимаю, – картинно развел он руками.