Нежный зверь - Марина Серова

— Ха, алиби! — Голос мой источал ужаснейшую в мире насмешку. — Господин Кобрович, вашу машину и вас самого видели у аэропорта за некоторое время до убийства. Так что ваше алиби сыграет против вас же. Это называется «лжесвидетельство».

В кармане у меня бесшумно перематывался диктофон, записывая нашу дискуссию на пленку. Вот и чудесно, пусть записывает.

Кобрович вскинул голову и пронизывающе посмотрел на меня, словно пытаясь загипнотизировать.

— Я никого не убивал, — резко произнес Кобрович и повторил: — И вы ничего не сможете доказать.

— Вы уверены? — ехидно протянула я. — Я смогу доказать вашу виновность. Между прочим, на плаще Курского остались отпечатки пальцев. И мы обязательно сравним их с вашими пальчиками.

Сейчас я наглым образом блефовала. Я понятия не имела, могут ли на кожаном плаще остаться отпечатки чьих-либо пальцев. Надеюсь, Кобрович тоже не знает об этом.

А Дмитрий Игоревич оказался твердым орешком. Сильный противник, о котором я мечтала. Дура была, что еще сказать! Лучше разбираться со слабеньким сопливчиком, нежели с психически уравновешенным, сильным и властным человеком. И он заговорил спокойным тихим голосом:

— Да? Так едемте, снимем отпечатки моих пальцев, и вы их сверите. Я действительно не убивал Илью, мне это и в голову не приходило, честное слово.

Убалтывает, скотина, хочет, чтобы я потеряла осмотрительность. Тогда надеется скрутить, отвезти за город и грохнуть. И погибнет великий тарасовский детектив Татьяна Иванова в безвестности. Нет, не хочу умирать молодой! Да еще и столь бесславной смертью! Как ни странно, «загробные» мысли лишь заставили меня еще больше сосредоточиться.

— Но вы же разыскивали Курского. И вы звонили Тушнинскому.

— Вам Павел сказал об этом? — изумился Кобрович.

— Естественно, нет, — хмыкнула я. — Он сказал только, что ему звонил человек с измененным голосом.

— Зачем же мне изменять голос, чтобы позвонить Пашке? — засмеялся Кобрович. — Между прочим, я очень обрадовался, когда узнал, что Курского подвозил именно Павел. И я расспросил его лично.

Так, что-то странное. Кто же еще тогда пытался разыскать Курского? Кто звонил Тушнинскому, изменив голос?

Впрочем, какая, на фиг, разница, кто? Главное, что убийца — вот он, сидит рядом со мной, и от него исходит тонкий аромат какой-то дорогой туалетной воды. И я в конце концов расколю этого типчика. Пусть даже не надеется, что его преступление останется безнаказанным.

— Что вы делали у аэропорта? — забыв на время о нестыковке с телефонными звонками, осведомилась я.

— Ладно, черт с вами, расскажу, как все было, — не слишком вежливо и несколько утомленно буркнул Кобрович.

Странную игру он ведет!

— Ну рассказывайте, — милостиво позволила я, вся обратившись в слух. А заодно и в руку с пистолетом, чтобы быстро отреагировать в непредвиденной ситуации.

Выброс адреналина в кровь был велик, давно я не ощущала такого подъема всех жизненных сил. Сидеть напротив убийцы, в достаточно тесном и уютном салоне иномарки — есть в таком времяпрепровождении своеобразный кайф.

Кобрович не пытался напасть на меня. Видно, его останавливали моя настороженность и готовность к стремительным действиям. Ну и ладно, давай поболтаем, дорогой. Я обязательно поймаю тебя на чем-нибудь, и ты сознаешься в совершенном преступлении.

— Я и в самом деле разыскивал Курского. Потому что все было достаточно странно. Я случайно видел, как Илья садился в машину с чемоданом, понял, что он куда-то уезжает. Он решил уехать ни с того ни с сего, хотя обычно не покидал фирму без предупреждения. Конечно, у меня зародились подозрения. У кого бы они не появились, спрашивается? К тому же мы обнаружили пропажу достаточно ценных бумаг. И я хотел разобраться с Ильей.

Мне так и хотелось рявкнуть: «Короче, Склифосовский!» Потому что речь шла совсем не о том времени, которое меня интересовало. Но я себя сдерживала. Когда человек говорит, он расслабляется. Пусть Кобрович болтает, а я послушаю.

— В аэропорту я нашел Илью. Он чуть не отпрыгнул при моем появлении, мне даже показалось, что Курский чего-то сильно боится. Когда я потребовал документы, он наорал на меня, заявил, что не собирался убегать, просто не успел предупредить — горящая сделка в Москве требует его присутствия. Вручил мне бумаги. Я разозлился — Илья вел себя не слишком корректно, развернулся и пошел к машине. А вернувшись в офис, обнаружил, что Курский дал мне не все документы. Когда я узнал об убийстве, то все время вспоминал нашу последнюю встречу. И думал, что если бы был менее зол, то, возможно, все получилось бы иначе. Таня, вы не нервничайте. Я действительно не убивал Илью, мне это ни к чему, — проникновенно выдохнул Кобрович.

Я небрежно тряхнула волосами и спросила:

— Почему вы не рассказали этого раньше?

— А что оставалось делать? Сами посудите: я был в аэропорту, говорил с Ильей… Менты бы обязательно взяли меня в оборот. А у нас в фирме и так сейчас не самые лучшие времена.

Я ему верила. Ощущала чертовское разочарование, но все равно верила. Даже несмотря на то, что моя красивая теория развалилась.

— Скажите, — чуть расслабившись, произнесла я, — а что произойдет с вашей фирмой, если все совладельцы умрут?

— С фирмой? Она будет продана с торгов, а вырученные деньги получат наши родственники, — совершенно спокойно ответил Кобрович. Предположение о смерти его даже не покоробило.

Странный мужик.

Что ж, выходит, я совершенно напрасно встала в охотничью стойку, узнав, что номер машины с места преступления схож с номером «Ауди» Кобровича. Придется, значит, заняться и другими тремя владельцами «похожих» машин. А сейчас, пока такой случай представился, решила расспросить подробнее о делах фирмы «Мотор».

В итоге я отяготилась интересной информацией. Оказывается, Роман Алексеевич Лапчатый горит желанием продать фирму. Надоел ему бизнес. Но Курский был категорически против такого шага, а без согласия всех соучредителей-совладельцев такой номер провернуть нельзя. А покупатель есть, причем он предлагал высокую цену.

— А почему Курский отказался? — поинтересовалась я.

— Покупатели собирались нашу фирму переделать под что-то еще. А Илья трепетно относился к своему детищу. Поэтому и закусил удила, — просто объяснил Кобрович и озабоченно посмотрел на часы: — Таня, с вами, конечно, интересно беседовать, только мне в самом деле пора.

Мы с Кобровичем мирно распрощались, и я вышла из его машины.

Ну вот, теперь появился новый вариант — покупатели. Некая фирма «Восход». Я, разумеется, выяснила у Кобровича координаты этой фирмы и, пока Дмитрий Игоревич занимается своими делами, собралась навестить «Восход». По крайней мере посмотрю, что там и как. А к вечеру, пожалуй, вернусь сюда и послушаю, расскажет ли Кобрович Лапчатому о нашем с ним разговоре. Может быть, еще что-то интересное удастся выяснить, кто знает.

Я села в собственную машину, ощутив, как подрагивают поджилки после пережитого напряжения. Закурила, снимая последствия нервного стресса, и повела «девятку» к Набережной, где располагалась фирма «Восход». Жаль, конечно, что версия не «прокатила». В том смысле жаль, что расследование еще не удалось закончить, хотя казалось, что все складывается. Ну да не страшно, до истины я рано или поздно докопаюсь. Лучше бы, конечно, побыстрее.

А этот самый «Восход» — великолепнейшая версия, могу я сказать. Узнав, что один из соучредителей «Мотора» не желает расставаться с фирмой, а остальные двое не против продать компанию, руководители «Восхода» могли устроить убийство Курского, чтобы избавиться от препятствия в сделке.

До Набережной я добралась сравнительно быстро. Вышла из машины и обратила свой взгляд на элегантное, из стекла и металла, здание с роскошной вывеской: «Восход». Такие раскрученные фирмы обычно нелегко мирятся с неудачами, идут на многие ухищрения, чтобы добиться своей цели. Это я уже давно знала. Вот только что я сейчас здесь могу узнать, спрашивается?

Тем не менее я прошла в здание. Журналистское удостоверение, естественно, также имевшееся в моем арсенале, сыграло роль заклинания «сезам, откройся», и я получила возможность беспрепятственно бродить по широким прохладным коридорам, отделанным мрамором.

Я потолклась по «Восходу» с полчаса, пообщалась с трудягами в курилке, перекинулась парой слов с буфетчицей. К начальству решила не прорываться — пока неясно было, что именно я хочу узнать. Больше всего меня, конечно, волновало убийство, но кто стал бы тут со мной беседовать об убийстве? Я далеко не так наивна, чтобы предположить, что с первого, так сказать, захода в этот «Восход» встречу человека или группу людей, от которых услышу признание: «Да, Танечка, мы убили Курского, потому что нам не нравились его глаза, очки и черный плащ и потому что он не хотел продать нам свою фирму».