Отражение не меня. Искра - Марина Суржевская

Они видят ее такой, какой она позволяет себя видеть, а не такой, какой является на самом деле.

Лиария снова посмотрела в раму.

— Как вы могли это допустить, Нортон? — гневно бросила она.

Второй паладин упал на колени.

— Реальность изменилась, темнейшая. Ледяной полог прорывается независимо от наших заклинаний, мы не можем его удержать. И это не результат деятельности Светлых! Когда в барьере образовалась дыра, они были изумлены не меньше нашего! Полог просто открылся, а потом… сместился в сторону. А там, где он был раньше был… Осталась лишь обугленная земля.

— Грани миров пересекаются, повелительница, — советник Харт встал и склонился в поклоне. — Что мы должны предпринять?

Все застыли в ожидании, глядя в серебряную раму.

— Ничего, — голос королевы обжег холодом. — Защищайте границы. Пока это все.

Советники переглянулись, но никто не возразил. Не стоит возражать той, что держит в руках нити их жизней.

Лиария отвернулась от рамы и прошла в центр площадки. Ветер подхватил ее черное платье и завертел вокруг босых ног. Погладил пряди, сколотые с одного бока черным засохшим цветком. Королева протянула руку, желая коснуться нити, что была оборвана и трепетала на этом ветру. Но уронила руку, так и не дотронувшись.

— Где ты? — ее шепот был не громче дуновения ветра. — Вернись…

— Неужели и ведьма умеет плакать? — насмешливый голос заставил ее обернуться. На краю каменной чаши лежал один из захваченных Светлых. Он был обездвижен магией этого места, скован путами и Лиария удивилась, что все еще может говорить. Она приблизилась, с легким интересом изучая обнаженное мужское тело. Приподняла платье и коснулась босой ступней его груди. Мужчина дернулся, все его мышцы напряглись, с бессильной попытке разорвать оковы. Его тело дрожало от усилий, а голубые глаза пылали ненавистью. Он был молод и красив и посмел увидеть то, что не должен видеть никто из смертных. И даже бессмертных. Она поставила ногу на его живот, переместила ниже.

— Не прикасайся ко мне! Проклятая ведьма!

Лиария рассмеялась, и ее смех прозвенел льдинками.

— Ты боишься смерти, человек?

— Я ничего не боюсь! — гордо выкрикнул он, и королева вновь улыбнулась.

— Ты глуп, Светлый… Смертные должны бояться. В этом ваша сила. Как твое имя?

— Я ничего тебе не скажу, — он гордо вскинул голову, насколько позволяло его положение лежа у ног королевы.

— Конечно, скажешь, — задумчиво протянула она. — Но ты действительно не боишься умирать, я чувствую. Хотя и безумно хочешь жить, — она присела и нежно провела рукой по порезу вдоль мужской руки. Кровь уходила из тела светлого, питая сердце Оххарона. — Тебе осталось недолго, — она подняла руку и облезала свой палец. Глаза мужчины вспыхнули от ненависти. — Но я сегодня добра, Светлый. Или напротив, зла. Это смотря что считать добром или злом, — она встала на колени и склонилась над мужчиной, словно собиралась его поцеловать.

— Я сделаю тебе подарок. Подарю тебе жизнь… — она склонилась к его губам, ловя угасающее дыхание. — Жизнь проклятого…

— Нет! — его крик-вздох оборвался, когда королева прижалась к нему поцелуем. Только это был не совсем поцелуй. Она забирала жизнь, дарованную природой, и наполняла тело мужчины тьмой. Она заполняла его собой, сливая с собственной сутью так, как никогда не могут слиться человеческие существа. Она касалась его разума и держала в ладони воспоминания, она трогала его сердце, его внутренности и его суть, добираясь до самых потаенных уголков души. Она пила его радость и его потери, забирала их и отдавала себя. Когда она оторвалась, голубые глаза мужчины стали похожи на куски льда, такие же прекрасные и равнодушные, поддернутые изморозью.

Лиария поднялась.

— Так как твое имя, слуга?

— Арамир, моя повелительница, — ответил мужчина.

Я еле — еле успела вернуться и запрыгнуть в постель, как в комнату ворвалась Незабудка. И тут же принялась скакать по кровати, тормошить меня и болтать, рассказывая, что девочки сделали из покрывал настоящий сказочный домик, и они там пугали друг друга страшными сказками. Я слушала вполуха, вполне удачно притворяясь, что только что проснулась. Со мной приключилась такая страшная сказка, какая девчонкам и не снилась. Но вот болтать о ней я точно не стану.

Убедившись, что соня-сестра, то есть я, окончательно проснулась, Сиера снова куда-то умчалась. Я крикнула ей вслед, чтобы далеко не уходила и вздохнула. Моя Незабудка словно маленький вихрь, вырвавшийся на свободу, и удержать ее становится все труднее.

День пошел своим чередом, после завтрака нас собрали в ученическом зале и представили наставниц. Я слушала невнимательно, все мои мысли занимало ночное происшествие. Хотелось бы мне думать, что все приснилось, но увы. И мой забег в образе зверя, и Шариссар — были до противного реальны. Я вновь подумала о нем. Как не старалась, но не могла не думать. Кто он? Откуда? Мы так и не успели поговорить, хоть он и обещал мне все рассказать. Но меня смущало то, что этот мужчина не выглядел тем, кто будет отвечать на вопросы. Скорее, он из тех, кто эти вопросы задает. Он вызывал у меня страх, который я тщательно пыталась скрыть. Говорят, что звери чувствуют страх, как запах. Интересно, ощущал ли Шариссар, что я его боюсь?

Я передернула плечами, пытаясь сосредоточиться на монотонном голосе наставницы. Сухонькая и седовласая она рассказывала о том, как велика и неоценима миссия хранительниц Искры, как важно их служение…

Я вновь задумалась о ночном происшествии. И о том чувстве свободы, которое испытала. Так странно… Я никогда не ощущала себя свободной, но до этого момента даже не подозревала, что сижу в клетке. Это клетка страха, обязательств и тайн, которые сковывают меня цепями с самого детства. Я никогда не была такой, как сегодня — бесстрашной хищницей, охотницей, а не добычей. И меня пугало то, насколько мне понравилось это чувство. Мне просто безумно надоело убегать.

Незабудка устроилась в углу ученической и мастерила что-то из перьев и камушков, которые вечно таскала в карманах. И, наверное, из-за этой ужасной ночи я подумала о нашей матери. Позволила себе о ней подумать. Не с привычным смирением, как учила Тория, а со злостью, которая всегда меня обуревала. Как она смела так поступить с нами? Бросить, ничего не объяснив, лишь оставив свод каких-то дурацких правил и угроз?

Голова разболелась от этих мыслей, и я выскользнула в коридор, дошла до каменной чаши с тонкой струйкой воды, напилась и умылась. Постояла, надеясь вновь вернуть себе привычный образ мыслей и настроение, но удавалось с трудом. Кажется, что-то во мне изменилось.