Евреи в России и в СССР - Андрей Дикий

Овший Моисеевич Нахамкес (Стеклов), как русский подданный призывного возраста, был в начале войны задержан немцами, но вскоре выпущен и приехал в Россию. С первых же дней революции вошел в Совет Рабочих и Солдатских Депутатов и приобрел там первенствующее значение. По его инициативе и при его непосредственном участии была уничтожена полиция и вынесено решение о невыводе из Петрограда распропагандированного и деморализованного гарнизона, в котором был немалый процент мобилизованных рабочих.

Когда, в первые дни революции, был создан Совет Рабочих и Солдатских Депутатов, сразу же занявший положение «второго правительства», из него. была выделена пятичленная комиссия для поддержания контакта с Временным Правительством, названная «Контактной Комиссией».

В эту комиссию вошел Нахамкес и сразу же занял в ней руководящую позицию. Задача этой комиссии, по определению самого Нахамкеса, состояла в том, чтобы «путем постоянного организованного давления заставлять Временное Правительство осуществлять те или иные требования Совета».

«Давление» это было перманентным с первых же дней существования Временного Правительства, осуществлялось Нахамкесом грубо, прямолинейно и бесцеремонно – он вел себя, как строгий хозяин – и привело к тому, что Временное Правительство не смело и не могло принять какое-либо ответственное решение без согласия и одобрения «Контактной Комиссии», от имени которой, не встречая сопротивления остальных членов, говорил Нахамкес.

Свою деятельность Нахамкес не ограничивал «Контактной Комиссией», а чуть не ежедневно выступал с речами «Совете и на многочисленных митингах, громя всех тех. кто призывал к продолжению войны, в том числен Временное Правительство и командный состав армии.

Вначале июня 1917 года на заводе Лесснера состоялось объединенное закрытое совещание большевиков и анархистов. Разбирались вопросы О согласовании их совместной Деятельности. Большевики предложили анархистам взять на себя террор против лиц, стоящих за продолжение войны, Они доказывали, что им сейчас неудобно брать на себя столь крайние эксцессы, тогда как у отдельных групп анархистов они прямо входит в программу. Однако анархисты отнеслись к предложению без особого энтузиазма; вопрос рисковал провалиться, если бы положение не спас присутствовавший на собрании Нахамкес. Он так горячей решительно призывали террору, так вдохновил присутствовавших и красноречиво призывал приступить к убийствам немедленно, что после его выступления большевики без труда провели свою резолюцию и тут же составили первый список намеченных жертв, во главе которого поставили Керенского.

Резолюция эта вскоре стала Известной в штабе Петроградского Военного Округа и в Военном Министерстве.

Военным министром тогда был Керенский, а его помощниками: полковники Якубовский, Туманов и Барановский. Помощником главнокомандующего Петроградским Военным округом – по политическим делам – был, призванный из запаса, адвокат Кузьмин, социалист-революционер, слепо выполнявший все директивы Центрального Комитета своей партии – одной из партий, активно участвовавших в Совете р. и с. депутатов.

Когда генерал-квартирмейстер сообщил Кузьмину обо всем происходившем на заводе Лесснера, прибавивши, что есть совершенно достоверные свидетельства нескольких лиц и никаких сомнений в точности сообщения быть не может, Кузьмин ответил: «Не может этого быть!… Как?… Нахамкес перешел к большевикам?… Никогда этого не будет!…» – И никакого хода этому делу дано не было.

Тогда генерал-квартирмейстер отправился в Военное Министерство, где вместе с тремя помощниками Керенского, упомянутыми выше Барановским, Тумановым и Якубовским, обсудил положение, создавшееся после выступления Нахамкеса. Они отнеслись к этому совсем иначе, чем Кузьмин, который просто не поверил, что меньшевик Нахамкес мог изменить своей партии.

Неужели же этого не достаточно, чтобы обвинить Нахамкеса в работе на Германию? Призывать к немедленным убийствам лиц, желающих продолжать войну, не входило в программу ни социал-демократической партии, ни даже ее пораженческого крыла. По какой же инструкции шел Нахамкес? Немецкий Штаб не мог бы придумать лучшего… Что было бы во Франции с тем, кто стал бы призывать к убийству Клемансо, корпусных командиров?…

Так оценили выступление Нахамкеса люди военные, далеко не «черносотенцы» (таковые не могли занимать ответственные должности при Керенском), но не связанные железной дисциплиной социалистических партий, как это имело место с Кузьминым.

После всестороннего обсуждения было решено организовать специальную охрану личности Керенского и принять меры, чтобы на заводах не было возможности производить бесконтрольно ручные гранаты, которые могли бы быть использованы для действий, рекомендованных Нахамкесом. Привлеченный к делу организации предупредительных мер Начальник Главного Артиллерийского Управления ген. Леховин пытался наладить строгий контроль взрывчатых веществ, а производство ручных гранат было реорганизовано так, что капсули для них хранились отдельно н могли закладываться в гранаты только вне столицы… На этом дело и кончилось…

Не только арестовать и предать суду, но даже допросить или хотя бы потребовать объяснений от Нахамкеса просто не посмели. Ни все Временное Правительство, ни военные власти… Хотя о выступлении и рекомендациях Нахамкеса всем было известно… Но вопрос был «щекотливый»… И его решили молча вообще не поднимать…

Много хлопот вызвал и отнял энергий тогда провозвестник террора – Нахамкес. Назначается охрана, составляется комиссия, вырабатываются предупредительный меры… А он до самого июльского восстания гремит с трибуны, продолжая оказывать «организованное давление на Правительство».

После неудавшегося восстания большевиков (июль 1917 г.) был издан приказ об аресте руководителей восстания, в числе которых были и Троцкий, и Нахамкес. (Большинство,

как известно, скрылись и не появлялись до октября). Но Троцкий и Нахамкес не скрывались и не сбежали, а продолжали свою деятельность, игнорируя и закон, и самое существование Временного Правительства, которое обязано было пресечь их деятельность, но… не смело.

Эпизод с попыткой арестовать Троцкого приведен выше. Неудачей кончилась и попытка законной власти пресечь деятельность и Нахамкеса.

9 июля на даче в Мустомяках был обнаружен Нахамкес и по распоряжению штаба Петроградского Военного Округа, несмотря на его протесты, был доставлен в помещение штаба, где все время шумел и протестовал, как это осмелились арестовать его, по его словам «члена Исполнительного Комитета всея России», и требовал, чтобы к нему пришел начальник штаба.

Вошедший начальник штаба застает Нахамкеса сидящим развалившись у стола, спиной к столу., локти на столе. На вопрос начальника штаба: «Вы хотели просить меня о чем-нибудь?» – Нахамкес, не поднимаясь со стула, отвечает: «но я просил Вас придти еще два часа тому назад!»…

В комнате – солдаты и офицеры. Начщтаба стоит, а Нахамкес сидит, развалившись, нога на ногу… Начштаба не выдерживает и подчеркнуто громко говорит: «Если желаете со мной говорить – потрудитесь встать!»… Нахамкес вскакивает, как на пружине… «Почему Вы меня арестовали, невзирая на запрещение Правительства?» – спрашивает он. Начштаба отвечает: «Я знал, что при старом режиме особые исключения делались только министрам и членам Государственного Совета; но ведь при новых условиях, кажется, все равны. Почему я должен делать исключение для Вас?»…

«Как? Значит Вы арестуете и члена Учредительного Собрания?» – спрашивает Нахамкес… «Не понимаю причем здесь Учредительное Собрание?» – отвечает начтщтаба… «Да, но я член Исполнительного Комитета Совета рабочих и солдатских депутатов всей России, член законодательной палаты. По крайней мере мы сами на себя так смотрим»…

Этот интересный диспут был прерван срочным вызовом к телефону начштаба, которому было сообщено, что, по распоряжению Правительства, Нахамкеса задерживать в штабе Округа нельзя.

Одновременно с этим в Штабе появился сам председатель Совдепа – Чхеидзе с двумя членами выручать Нахамкеса, Начштабу не оставалось ничего больше, как отпустить с миром на все четыре стороны Нахамкеса, вина которого была несомненна.

Но это был Нахамкес-Стеклов, который тогда, как и Бронштейн-Троцкий, почувствовал себя хозяином положения и вел себя, как таковой, не считаясь ни с кем и ни с чем.

Но зато с ними больше чем считалось и все Временное Правительство, и даже Совет Рабочих и Солдатских Депутатов, в котором большевики тогда не имели большинства; но, по существу, Совет шел на поводу у этих двух напористых людей, не смея предпринять ничего против их пораженческой пропаганды и в то же время вынося резолюции о продолжении войны до победного конца. Абсурдность такого положения ощущалась многими. Но сказать никто не смел. А за спиной у Нахамкеса и Бронштейна стояли не только Це-Ка их партии, но косвенную поддержку (путем «непротивленчества») они ощущали и в Центральных Комитетах всех «революционных» партий, бывших тогда на политической авансцене и состоявших преимущественно из их единоплеменников, для которых чувство русского патриотизма было чуждо, непонятно и враждебно.