Работы разных лет: история литературы, критика, переводы - Дмитрий Петрович Бак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Архивы: НБ МГУ (л. ф.); ЦГИАМ, ф. 418, оп. 102, д. 100 (студенч. дело об «увольнении» 1832 г.), оп. 21, д. 18 (ф. с. 1852 г.), оп. 23, д. 507, оп. 27, д. 645, оп. 31, д. 3, оп. 33, д. 120, оп. 38, д. 560, оп. 44, д. 185 (служеб. дела П. по Моск. ун-ту) [справка В. В. Александровой]; РГБ, ф. 231, Пог./II, оп. 24, № 25 (письма Погодину, 1860–68 гг.); ЦГА Татарстана, ф. 92, д. 5460, л. 19, 29; ф. 777, д. 5, юрид. ф-т, 1844 г., л. 30, 36; ф. 977, д. 12, 1851 г., л. 7–9 (сведения о пед. деятельности П. в Казан. ун-те); РГИА, ф. 733, оп. 37, д. 87, 1851 г., л. 170–183 (офиц. переписка Мин. нар. просв. и Казан. учеб. округа в связи с перемещением П. в Моск. ун-т); ИРЛИ, ф. 340, оп. 2, № 47 (письмо И. П. Минаеву 1872 г.).
Дмитрий Владимирович Веневитинов[250]
Дмитрий Владимирович Веневитинов занимает в истории русской литературы и культуры особое место. За прожитый им двадцать один год Веневитинов успел завоевать признание как самобытный поэт, знаток древних и новых языков, один из создателей русской метафизической философии, выдающийся критик, собеседник Пушкина, организатор замечательного литературного журнала.
Подлинное влияние Веневитинова на русскую культуру не может быть непосредственно выведено из сравнительно небольшого количества написанных им стихотворений, статей, рецензий. Современники воспринимали юного поэта как создателя особого «культурного поведения»; его образ, литературная и научная репутация складывались на пересечении светского общения, литературной жизни, журнальных дискуссий, научной полемики. Для своих современников в середине 1820-х гг. Веневитинов играл такую же важную роль, какую участники Дружеского общества рубежа XVIII–XIX вв. признавали за Андреем Тургеневым, а московские «идеалисты тридцатых годов» – за главой университетского гегельянского кружка Николаем Станкевичем.
Дмитрий Веневитинов родился в 1805 г. в Москве в образованной дворянской семье, состоявшей в отдаленном родстве с семьей Пушкина, и получил прекрасное домашнее образование. До 1810 г. с ним занималась мать, затем в дом стали приглашать учителей. С французской и древнеримской словесностью юношу знакомил Дорер, отставной капитан французской службы, оказавшийся в русском плену во время Отечественной войны. Благодаря его урокам Веневитинов приобрел довольно значительную начитанность в памятниках литературы Рима, уже в 1819 г. начал переводить античных авторов, в частности Горация, Вергилия. По совету Дорера в дом был приглашен грек Байло, знаток древних языков, под руководством которого Веневитинов читал в подлиннике Гомера, Платона, Софокла, Эсхила и других античных авторов, переводил Эсхилова «Прометея». Веневитинов переводил также с французского («Веточка» – вольный перевод фрагмента из поэмы Л. Грессе «Обитель», 1735) и немецкого (особенно удачными считались дошедшие до нас переводы фрагментов из «Фауста», а также двух сцен из первого действия трагедии Гете «Эгмонт»).
В круг интересов Веневитинова входили также музыка, живопись, театр. По свидетельству кн. В. Ф. Одоевского, «Веневитинов был отличный музыкант и читал все теоретические сочинения о музыке, что тогда, а особенно в Москве, было совершенною редкостью»[251]. Созданные самим Веневитиновым музыкальные пьесы и переложения некоторых стихотворений (своих и Пушкина, например стихотворения «Ночной зефир…») до нас не дошли.
Юноша поступил в словесное отделение Императорского Московского университета в 1822 г. вольнослушателем, а уже в 1823-м[252] (а не в 1824-м, как долгое время считалось) сдал экзамен за курс университета. Трехлетнее обучение в университете Веневитинову не потребовалось, его внимание привлекли лишь некоторые учебные предметы, в особенности «педагогические беседы»[253] знакомого Веневитинова по домашним урокам профессора А. Ф. Мерзлякова, а также шеллингианца М. Г. Павлова и одного из основателей «скептической школы» в историографии М. Т. Каченовского.
В 1824 г. Веневитинов был зачислен на службу в Архив коллегии иностранных дел. В первые десятилетия XIX в. в стенах Архива сформировалось сообщество блестяще образованных молодых дворян, известных под именем «архивных юношей». Под началом известного археографа А. Ф. Малиновского одновременно с Веневитиновым в Архиве служили С. А. Соболевский, С. П. Шевырев, Н. А. Мельгунов, В. П. Титов, А. И. Кошелев, И. В. Киреевский, И. С. Мальцов и др. Репутация «архивных юношей» была двойственной, их образованность многим казалась граничащей со снобизмом и высокомерием. Так, Ф. В. Булгарин в «нравственно-сатирическом» романе «Иван Выжигин» упоминает о них иронически: «Их называют Архивным юношеством. Это наши петиметры, фашионебли, женихи всех невест…»[254].
Через краткий промежуток времени образованность «архивных юношей» нашла себе новое применение: на смену вольным беседам в стенах Архива пришли дискуссии в двух новых литературных сообществах. Одно из них, так называемое Общество друзей под руководством журналиста и переводчика С. Е. Раича, в 1822 – начале 1825 г. объединяло московских литераторов, профессоров и адъюнктов университета и университетского Благородного пансиона. Деятельность кружка Раича носила сугубо литературный характер и, по словам М. П. Погодина, его «главная цель состоять должна в переводе классических книг со всех языков»[255]. Это не устраивало некоторых «архивных юношей», желавших обсуждать не столько литературные, сколько философские произведения и проблемы, связывающие современную отечественную словесность с европейской (преимущественно немецкой) философией.
В «Записках» А. И. Кошелева читаем: «Другое общество было особенно замечательно: оно собиралось тайно, и об его существовании мы никому не говорили. Членами его были: кн. [В. Ф.] Одоевский, Ив. Киреевский, Дм. Веневитинов, Рожалин и я. Тут господствовала немецкая философия, т. е. Кант, Фихте, Шеллинг, Окен, Гёррес и др. Тут мы иногда читали наши философские сочинения; но всего чаще и по большей части беседовали о прочтенных нами творениях немецких любомудров»[256]. Председателем Общества любомудрия стал В. Ф. Одоевский, секретарем – Веневитинов. По воспоминаниям А. И. Кошелева, собрания происходили «у кн. Одоевского, в доме Ланской (ныне Римского-Корсакова в Газетном переулке). Он председательствовал, а Д. Веневитинов всего более говорил и своими речами часто приводил нас в восторг»[257]. По вторникам друзья собирались также у Веневитинова, который
