Лавровый венок для смертника - Богдан Иванович Сушинский

— И все же… Почему вдруг ты отдалась мне, девка? — Эллин не то чтобы не сразу расслышала вопрос Кроушеда, а попросту не сумела вырваться из потока своих впечатлений, и тот вынужден был повторить его.

— Все остальное какой-либо неясности у вас уже не вызывает?

— Все остальное, мэм, я уже способен объяснить. Или, по крайней мере, смириться со своим неведением. Поэтому не рви якоря.

— Таковым было условие.

— Условие чего?

— Все, кто причастен к этой авантюре, имели равные права на мое тело. Они могли наслаждаться близостью со мной. В этом проявилась моя невиданная щедрость. Вам ведь со мной было неплохо?

— Как со всякой другой, — грубовато обронил бывший моряк. — Когда возвращаешься из рейса изголодавшийся, как шакал, все вы предстаете королевами, со всеми ангельски хорошо. Но потом вдруг со всеми становится «никак».

— То есть хотите сказать, что и на сей раз тоже… было «никак».

— Ну, не то чтобы совсем уж… — замялся Адмирал-палач.

— Зря вы так, — без тени самолюбия возразила Грей. — Многие говорят, что берут меня с таким ощущением, будто они у меня первые и имеют дело с девственницей.

— Можете считать, что и я тоже… Почти с таким же… — согласился Адмирал, немного поколебавшись. Он не понимал, к чему клонит Эллин, и опасался, что она вновь пытается увести его в дебри каких-то своих интриг.

— Вот видите… Теперь никто не сможет упрекнуть меня ни на этом, ни на том свете. Со всеми — с друзьями и врагами своими — сексуально я оставалась одинаково щедрой. Таковы условия этой ночи.

— Интересно, кто это их выставил, эти условия?

— Условия здесь диктую только я. Но при этом сама же свято придерживаюсь их. Ничьих иных условий не приемлю.

— Значит, кроме меня, ты уже переспала с Шеффилдом, Согредом, Эвардом и Коллином?

— С Коллином — пока нет. Но вас, Адмирал, это не должно огорчать.

— Да уж… Единственное мое огорчение…

Они обогнули холм и оказались на небольшой площадке, с которой открывалась часть океанского залива. Луна услужливо высветила чернеющий где-то там, внизу, причал, который соединялся с лунной дорожкой и уводил в океанскую даль.

— Прекрасный ориентир. По этой дорожке вы сможете идти куда увереннее, нежели по стрелке компаса, — почти с детской восхищенностью молвила Эллин, стараясь разжечь в Адмирале приугасший огонь романтики. — Спускайтесь к берегу и ждите нас там. Минут через десять приведу пассажира.

— Одного не пойму: почему Эвард, точнее, человек, существующий сейчас под именем Грюна Эварда, должен уходить из острова ночью. Ведь, насколько я понял, у него есть документы, которых, к слову, ни при посадке на судно, ни при высадке на материке никто не проверяет. К чему весь этот «пиратский побег» с Рейдера?

— У вас нет ни проблеска фантазии, Адмирал. Таким людям, как вы, следует запретить выход в море даже в качестве пассажиров. Фотографии Шеффилда появлялись на страницах многих газет. А на судне обязательно присутствует полицейский наряд в штатском. В целях безопасности. Так стоит ли рисковать?

Несколько секунд Кроушед стоял напротив Эллин, не решаясь как-либо отреагировать на ее предельно простое объяснение, затем круто повернулся и, уже на ходу бросив: «Вы — страшная женщина, Грей», поспешил, почти побежал по склону, уводящему к причалу.

— Наконец-то я дождалась комплимента. В постели вы так и не удосужились изречь хотя бы что-нибудь банально-дежурное. Вроде того, что «мне так хорошо с тобой, милая».

— Когда мне предложат усадить вас на электрический стул, я сделаю это без тени сожаления… милая! — на ходу обронил Кроушед.

— В таком случае, меня испепелит не электрический ток, а ваша ненависть. Которую я восприму, как нерастраченную этой ночью страсть.

31

Им достался один из тех крепких парусно-моторных ботов, которые только и способны выдерживать океанские волны: двойной металлический корпус, глубокий киль, придающий суденышку неплохую устойчивость, высокие борта, с небольшими полуоткрытыми каютками на носу и корме, где могли укрываться рулевой и пассажир. А еще — высокая мачта с косым парусом, которую при шторме нетрудно было снять и уложить в специальные стояки.

Кроушед понимал, что времени у него в обрез, тем не менее, прежде чем взойти на суденышко, деловито осмотрел борта, опробовал крепление навесного мотора. Осмотр этот преследовал еще одну цель — обнаружить мину. Но ее не было. А привлекать к поиску прилегшего на берегу, у подножия большого валуна, Эварда он не мог.

— Будем надеяться, что бензокоптилка нас не подведет, — наконец, проворчал он, отправляя пассажира на сиденье по ту сторону мачты. К тому же я больше полагаюсь на парус и весла.

— Какой еще парус? Ветер со стороны океана, — несколько обеспокоено проговорил Шеффилд. Медлительность старого моряка уже начинала раздражать его. Том опасался, как бы в последнюю минуту их не обнаружила полиция.

— Согласен, со стороны… Но лишь до тех пор, пока мы не впрягли его в парус.

Сталкивая бот в воду, Кроушед проследил, на месте ли спасательный плотик. Еще с вечера он прикрепил его к носу и припрятал так, чтобы Эллин не заметила, иначе лишила бы его и этого шанса. Теперь, уже стоя в воде, он перерезал ножом веревку и забросил плотик на корму.

— Почему один? — недовольно спросил Шеффилд.

— Потому что второй кто-то утащил. Этот, вот, тоже приходится прятать. Не волнуйтесь, он нам не понадобится. При такой-то погоде. Ну а, в крайнем случае, выдержит и двоих.

— Поторопись, моряк, поторопись.

— Не торопи, океан этого не любит, — осадил его Кроушед. Сев на весла, он вывел бот из прикрытой высокой лесистой косой бухты и только тогда поднял парус.

Адмирал-палач сразу же взял курс на северо-восток, и Шеффилд открыл для себя, что моряк прав: ветер словно бы повернул так, чтобы подгонять их челн.

Еще несколько минут беглец напряженно всматривался в берег. Как всякому чудом спасшемуся, ему еще не верилось, что он уже на свободе, что удалось вырваться оттуда, откуда еще никому вырваться не удавалось. Тюрьма «Рейдер-Форт» знала множество мрачных легенд и леденящих кровь историй, однако ни одна из них не могла поведать о том, что кому-либо удавалось бежать из ее подземных казематов, из камеры смертников. То есть он первый, а значит, рано или поздно, станет героем одной из самых неправдоподобных легенд.

— Мне сказали, что вас зовут Грюн Эвард, — нарушил молчание Адмирал.

— Это важно?

— В том случае, если нас встретит полицейский или пограничный катер… Я же должен знать, кто у меня на борту. Мы ведь находимся в пограничных водах.