У кого как... - Жанна Корсунская

— Сколько? Лет двадцать.

— Значит, ты и есть ответственный группы разработчиков электронной части первого израильского спутника?

Необыкновенная радость охватывает меня. Спасибо Тебе, Создатель! Значит, оценили все же по заслугам Витин талант. И кто-то еще, кроме меня, потрудился разобраться в его неразборчивых каракулях.

— Я так рад! Ты не представляешь! Пойдем, познакомлю тебя с нашим дружным коллективом, а потом поедем ко мне.

— Не знаю... Я собиралась вернуться сегодня в Иерусалим.

— Нет! Все планы отменяются! Надо же, какие сюрпризы готовит жизнь! Разве могли мы представить себе двадцать лет назад, что встретимся в Израиле в лаборатории по созданию первого израильского спутника, а ты будешь писать обо мне в газете!

Старенький джип Вити побеждает вереницу холмов, как бравый солдат Швейк.

Таинственная ночь объединяет горячие крыши еврейских и арабских поселков, разбросанных по их вершинам и подножиям.

Мы едем к Вите. Ему ничего не стоило уговорить меня, достаточно было одной фразы, что у него жена — еврейка из Йемена и пять сыновей от года до семи лет! Вот уже девять лет он живет жизнью религиозного еврея. Витя Елин, нарисовавший мне в седьмом классе Израиль, даже не подозревая об этом.

Мы вспоминаем наш город, школу.

— Фирочка... Фирочка, как я любил тебя в седьмом классе, и в восьмом, и в десятом...

— А я ничего не знала.

— Любовь — не физика. Знания тут не нужны. — Нужны чувства.

— Верно.

— А Двору ты любишь?

— Очень.

— Больше, чем меня в десятом классе?

— Да... Ты всегда была несбыточной мечтой. Звездой в небе, а Двора — часть меня, моей плоти, моей души. Она — удивительная женщина... Как прозрачный студеный ручеек в жарких горах. Тихий, почти незаметный, но, если приблизишься к нему, оторваться невозможно. Ручеек, который несет из-под земли живительную силу и глубокий покой своих восточных предков.

Дом Вити стоит почти на самой вершине горы, крайний в поселении.

— Жаль, что сейчас темно.

— Ничего, завтра утром полюбуешься великолепным ландшафтом.

Невысокая худенькая Двора в синем длинном платье и кружевной накидке на голове — такой, какие носят религиозные восточные женщины — встречает нас у ворот. Выходим из машины. Витя обнимает жену, знакомит нас. Идем в дом по дорожке из гравия. По бокам и над нами густой плющ поблескивает звездами, вздрагивает от звуков цикад.

Входим в просторный белый салон. Камин. Низкий дубовый стол. Мягкие кожаные кресла вокруг.

Под высоким потолком деревянная шестиконечная звезда с лампочками по краям и в середине. Двора подает нам горячие йеменские слоеные лепешки, начиненные сочным мясным фаршем с восточными пряностями. Вот чем пахло от Вити, когда он обнял меня, увидев впервые через двадцать лет!

— Сегодня я уже не познакомлюсь с сыновьями.

— Нет. Они спят. Завтра, девочка.

— Двора, ну какая она девочка? Фира — наша ровесница.

— Я думала, студентка.

— Нет, это моя одноклассница. Я тебе говорил по телефону. Мы с ней вместе росли.

— Значит, она тоже из северной страны твоего детства?

— Да.

— А вы там были?

— Нет. Вот мальчики подрастут, тогда и поедем все вместе.

— Сколько шуб придется покупать!

— Шубы — не проблема.

— А что проблема?

— Ничего не проблема... Лишь бы мир наступил наконец, и чтобы больше никто не погиб... — Двора поднимает глаза на портреты трех красивых парней в военной форме. Под портретами маленькие красные электрические свечи.

— Братья Дворы: Шимон, Яков и Исысхар — погибли в Шестидневной войне. Танкистами были. Три похоронки за три дня.

— А еще остались братья?

— Нет. Только сестры. Четыре сестры. Все меня любят очень. — Витя обнимает Двору, ласково подмигивает: — Будешь грустить, женюсь на всех по очереди, пока не дойду до самой веселой.

— Не буду грустить. Никому тебя не отдам. Поздно уже. Завтра вставать рано. Пойдем, девочка, покажу тебе твою комнату.

Поднимаемся на второй этаж. Проходим две спальни мальчишек. Далекий-далекий запах пионерского лагеря легкой волной вдруг возникает в памяти...

Из чего он состоит? Перезрелые яблоки, перегревшееся на солнце дерево, рассыпанное печенье из родительской посылки и еще что-то. Я вспомню, что это, лягу — и обязательно вспомню...

Опускаю голову на прохладную подушку, смотрю в маленькое круглое окно под низким потолком. Две крохотные звезды мерцают в его бесконечной глубине. Вспоминаю про спутник. Первый израильский спутник, который конструируют новые репатрианты. Его должны запустить через полгода на Байконуре. Уже и договор с Россией подписан. Российская ракетоноситель выведет спутник на орбиту, а там он присоединится к американской космической станции, к которой уже присоединились четыре спутника из разных стран...

Даже спутники присоединяются друг к другу. Маленькие — к большим.

Мысли путаются, вырастают в загадочные видения, и вот уже я сама лечу в израильском спутнике, показывая Гере зеленую черту — тонкую пульсирующую жилку нашей страны в безжизненном сером пространстве. Гера крепко обнимает меня за плечи, разворачивает в другую сторону, и огромное зелено-голубое море лесов, полей и рек захлестывает меня своей необъятной мощью.

— Смотри! Смотри! Это наша Россия!..

Спутник вдруг перестает двигаться, замирает над мириадами огней, словно небо поменялось местами с землей.

— Это северная страна твоего детства, — явственно слышу я голос Дворы.

Мы снижаемся, и огни постепенно из беспорядочного хаоса перестраиваются в равномерные геометрические фигуры: квадраты, прямоугольники, параллели и биссектрисы.

Мы приземляемся в кабинете Геры, там, где я рассталась с ним десять лет назад. Мы падаем с неба, как сумасшедшие.

— Зачем? — шепчу я.

— Потому что сумасшедшие, — шепчет Гера, и я чувствую на своей шее его горячее дыхание, — и я падаю с тобой с неба, и возвращаюсь в него, и зависаю, как этот спутник.

Я прижимаюсь к Гере и отчетливо слышу удары сердца. Оно стучит ровно, четко, как маятник хронометра.

— Это пульсирует твоя тонкая вена в моем спящем чудовище. Я чувствую ее, как чувствую теперь тебя. Всю... Твою плоть. Твою душу.

Горячая истома окутывает нас обоих.

Наш спутник вновь взлетает.

«Чей? — мелькает в моем сознании. — Израильский, российский, американский?»

Захватывает дух от скорости полета, от силы чувств, переполняющих нас изнутри, — огромной силы совокупления двух бесконечно любящих друг друга людей. Самой огромной силы в этом мире.

Двадцать шесть сверкающих планет окружают нас с Герой веселым хороводом. Их приятное розово-голубое свечение ласково скользит по телу, векам, лбу, щекам.