Аркадий Гайдар. Мишень для газетных киллеров - Борис Камов

Каждый литературный жанр требует серьезной подготовки. Публицистика, в частности, предполагает обширность познаний. Солоухин был человеком малообразованным. По крестьянскому своему происхождению он хорошо знал деревенский быт и отдельные эпизоды отечественной истории, связанные с судьбой русского мужика. Остальное не вызывало у него интереса.

Возник вопрос: как новичку от публицистики выплыть в громадном литературном потоке конца 1980-х — начала 1990-х годов? Как обратить на себя внимание? Ведь каждый день приносил новые сведения о недавнем прошлом, рассекреченные документы, которые тут же попадали в печать.

Солоухин не обладал обширным умом, но его отличала крестьянская сметка. Он отыскал индивидуальную щель.

Солоухин стал трудиться в сфере скандальной публицистики.

Его первым опытом в этом направлении стала книга «При свете дня» — о В. И. Ленине. Хотя к тому моменту о недавнем учителе всех трудящихся сказано было немало, Солоухин сумел произнести о нем особое — скандальное — слово. Замысел удался. Скандал возник.

Специалисты обратили внимание, что эта книга была заявлена как произведение на строго историческую тему. Но источники сенсационной информации Солоухин не указывал, что противоречило самой природе историко-литературного жанра.

А в тех случаях, когда источники удавалось найти, ученые обнаруживали, что факты и цитаты Солоухиным искажены.

Один из критиков, научный обозреватель «Литературной газеты» Олег Мороз, прямо спросил Солоухина в опубликованном интервью: как такое могло получиться?

Солоухин ответил:

— Но я ведь не научный работник, а литератор…[46]

Мы еще не раз столкнемся с этой крестьянской хитростью, когда продукты возбужденной фантазии «литератора» станут выдаваться за достоверные открытия «ученого-историка».

Книга «При свете дня» любопытна еще и тем, что помогает увидеть нравственную эволюцию автора.

О «вожде мирового пролетариата» были опубликованы тысячи работ на многих языках мира. В. И. Ленин признавался самым публикуемым и читаемым автором на планете. Солоухин задался скромным намерением сбросить фигуру Ленина «с корабля Истории». В аннотации к брошюрке говорилось: «Эта книга о происхождении, хронической болезни и трагическом финале B. И. Ленина… Эта книга о В. И. Ленине, которого автор считает разрушителем могучего Российского государства».

В предисловии Солоухин простодушно поведал, как он эмоционально, а также информационно вооружался, готовясь к столь ответственной, «всемирно-исторической» работе:

«…Я потом полистал кое-какие книги и справочники. Не с той степенью дотошности, как если бы собирался писать экономическое исследование, но все же — про запас — чтобы можно было смазать по сусалам какого-нибудь "застольного" ретивого оппонента»[47].

С такой философской и научной подготовкой недавний член парткома Союза писателей и недавний член Комитета по присуждению Ленинских премий В. А. Солоухин приступил к сокрушению фигуры «вождя революции».

…Можно свихнуться при мысли, что теоретики «первого в мире социалистического государства» всерьез полагали, что нужно уничтожить главнейшие дореволюционные сословия: царедворцев, дворян, интеллигентов, то есть писателей, инженеров, ученых, а также кадровых армейских офицеров, промышленников, купцов и даже часть «зажравшихся» крестьян.

Взамен теоретики нового социалистического государства считали нужным взять за основу общества беспородную кухарку или кухаркиного сына с нулевым слоем общей и нравственной культуры, но зато не имеющих никакой связи ни с придворными-дворянами, ни с мелкобуржуазными крестьянами.

Кухарок и кухаркиных детей (по той же «гениальной» разработке) следовало разместить не очень далеко от пайкового корыта. Постоянно глядя в сторону этого корыта, они должны были стать главной, самой надежной, «идейной» опорой советского строя.

«Идейная эволюция» В. А. Солоухина демонстрирует трагический комизм этой «философской концепции».

Чтобы только не попасть в окопы на передовой, Солоухин старательно охранял в годы войны мавзолей на Красной площади как главный символ коммунистической идеологии.

Но лишь только социалистический строй заколебался, Солоухин оказался первым, кто ударил ногой по мавзолею, освистал давно усопшего человека, идеи которого долго и калорийно, под коньячок, кормили Владимира Алексеевича.

Лет двести назад вся Европа была потрясена книгой «Записки Видока». О «Записках» писал даже А. С. Пушкин. Их автор, к тому моменту известный сыщик, рассказывал, как, предавая недавних друзей и единомышленников, он прошел славный путь от члена бандитско-криминального сообщества до начальника криминальной полиции Парижа.

«Записки Видока» и сегодня являются предметом исследования для психологов, изучающих подспудные, осознанные и неосознанные, механизмы предательства.

Надеюсь, что литературное наследие В. А. Солоухина также будет способствовать движению вперед отечественной психологической мысли…

Еще одной шумной книгой стала «Последняя ступень». Солоухин посвятил ее чекистам. Скандальность этого произведения заключалась в том, что Солоухин объявил: все чекисты были евреями. «Свеженький» лозунг «Бей жидов, спасай Россию!», полагал Солоухин, в нашей стране привлекателен в любую переломную эпоху.

Ни одно издательство печатать книги Солоухина о Ленине и чекистах на свой риск не согласилось. Их читательско-коммерческая привлекательность для широкой публики выглядела сомнительной. Автору пришлось искать богатых спонсоров, которые могли себе позволить выбросить деньги на ветер. Нашел. Однако ни славы, ни денег обе книги автору не принесли.

Заказчиков антигайдаровской кампании Солоухин устраивал. Оказался кстати и его опыт «общественного и партийного деятеля». Будучи сам еще достаточно молодым поэтом, Солоухин травил в печати «с партийных позиций» совсем еще юного Евгения Евтушенко. А затем с высот «устава партии» участвовал в травле Бориса Пастернака, удостоенного Нобелевской премии.

Кампания против Пастернака один к одному напоминала теперешнюю кампанию против Аркадия Гайдара. Великого поэта обличали люди, которые не прочитали ни одной его строчки. Пастернаку приписывали деяния и даже мысли, о которых он сам не имел ни малейшего представления.

В кампании против Пастернака, равно как и в нынешней против Гайдара, ощущалось присутствие безжалостной, беспринципной руководящей руки. Разница состояла в одном. Кампания против Пастернака началась, когда он был еще жив, и закончилась с его преждевременной, я бы добавил, насильственной смертью. Пастернак умер от рака, одна из причин возникновения которого — долговременный стресс. Поэт Владимир Солоухин как участник травли имел к смерти поэта Бориса Пастернака прямое отношение.

Антигайдаровская же кампания с противоестественной живостью не утихала шесть десятилетий спустя после гибели автора «Школы».

Сам же Владимир Алексеевич навечно вошел в анналы отечественной словесности как автор очерка об усталых глазах Никиты Сергеевича Хрущева. В глубину этих глаз поэт-партиец успел заглянуть во время праздничного застолья на даче Генерального секретаря ЦК КПСС.

…Предложение участвовать в кампании против А. П. Гайдара морально и материально оказалось кстати. Солоухина приглашали заняться знакомым делом.

Эту «солдатскую биографию» В. А. Солоухина мне поведал писатель Александр Михайлович Борщаговский. Солоухина призвали в армию в 1942 году. Определили в Полк специального назначения, который охранял Кремль. Считалось, что именно в Кремле неотступно находился Сталин, хотя на самом деле он жил и работал в тоннеле метро, в бункере под станцией метро «Кировская».

В кремлевскую охрану зачисляли новобранцев из самых глухих мест; отбирали на эту службу парней наименее культурных, чуждых интеллигентских «штучек»: начитанности, стремления думать и что-то обсуждать. Партийные идеологи были убеждены: именно такие неотесанные парни из глухомани более других преданы советскому строю и лично товарищу Сталину.

Жилось Солоухину за кремлевской стеной скучно, однако сытно. Волнения возникали раз в три месяца. В полк прибывала комиссия. Она формировала команды для отправки на фронт. Солоухин в холодные окопы не хотел. Однако здоровьем его природа не обидела. Зрением тоже. Здесь на недомогания или куриную слепоту жаловаться было нельзя — выгонят.

И вот что придумал Солоухин (по его же признаниям). Был для тех, кого отбирали для передовой, всего один экзамен — по стрельбе. Ставили мишень. Давали винтовку. И Солоухин как бы по неспособности попадал только в «молоко», только в край мишени, или его пули вообще нельзя было найти. И беднягу браковали. Было так несколько раз. За какие особые заслуги с подобными показателями по стрельбе Солоухина оставляли охранять Кремль, остается полузагадкой.