Камбэк - Лили Чу

Я обдумываю это.

– Ты вообще импульсивный человек?

Пока я смотрю в зеркало заднего вида, перестраиваясь на другую полосу, он откидывается на спинку сиденья.

– Не знаю.

– Тут либо да, либо нет. Это как быть оратором или слушателем. Ты приехал в Канаду по наитию. С такой подсказкой тебе, возможно, будет легче ответить.

– Пожалуй, вопрос поставлен неправильно. Я бы предпочел не импульсивность, а другое определение. – Он говорит по-корейски, прежде чем перевести на английский. – Это значит жить сердцем.

Жить сердцем.

– Следуй своей страсти, ты это имеешь в виду?

Джихун поворачивается ко мне.

– Да, но больше, чем это. – Он задумывается. – Все связано с твоей головой и твоим сердцем. Что тебе следует делать, и что ты хочешь делать. Иногда эти мотивы совпадают. Но зачастую идут вразрез.

– Когда нет конфликта, нет и необходимости принимать решение.

– Верно. Жить сердцем означает, что, когда нужно сделать выбор, ты делаешь тот, который волнует твое сердце, а не успокаивает твой разум. Импульсивность здесь ни при чем. Речь о том, правильное это решение или нет. То, как быстро ты его принимаешь, не имеет значения.

Я жду, когда загорится зеленый свет.

– Для тебя важнее вдохновение или практика?

Обдумывая это, он напевает несколько тактов песни, звучащей по радио.

– Как правило, вдохновение. – Он пожимает плечами так обреченно, что я это чувствую. – Совет мне ближе, чем приказ. Жизнь есть жизнь, и она непредсказуема. Как насчет тебя?

Жить сердцем – это уж точно не про меня.

– Думать своей головой, – говорю я.

– Это делает тебя счастливой?

У меня такое чувство, что моя голова и мое сердце какое-то время шли разными путями, а я только теперь это заметила.

– Не уверена.

Мы замолкаем ненадолго, слушая радио.

– Твои родители оба приехали из Китая? – спрашивает он, как будто только об этом и думал.

– Нет, родители моей мамы иммигрировали сюда из Малайзии еще до ее рождения, а семья моего отца живет в Канаде с конца 1800-х годов.

Мне часто задают этот вопрос. Люди, похоже, забывают, что азиатские иммигранты обустраивались здесь на протяжении многих поколений. Некоторые из моих учителей откровенно удивлялись тому, что мои родители говорят без акцента, как будто он является такой же частью азиатского фенотипа, как и черные волосы.

– Семья твоего отца приехала из Китая?

– Они родом из южного Китая, приехали работать на Канадской Тихоокеанской железной дороге. Папа говорит, что мы – потомки одного из трех братьев. Двое других погибли во время строительства. – Как и сотни других. Я помню, как в школе учитель едва задержался на этой странице учебника истории. – Мне сказали, что мой предок женился на дочери торговца.

– В вашей стране много иммигрантов, – говорит он. – Так много разных людей и культур.

– Мы выглядим китайцами, но для нас с Фиби приобщение к китайской культуре ограничилось дим-самами в Чайнатауне и красными конвертами[60] на Новый год по лунному календарю. – Всегда с десятью баксами, сколько бы лет нам ни было.

– У нас эта новогодняя традиция называется сэбэтон, – говорит он. – Мое любимое время года, когда я был маленьким.

Я вздыхаю.

– Это странно. Я выгляжу китаянкой, но чувствую себя канадкой. – Мне неприятно объяснять это, потому что я, очевидно же, этническая китаянка и в то же время таковой не являюсь. Или являюсь? Что это вообще значит? Почему я полагаю, что нельзя быть одновременно канадцем и китайцем, что только какие-нибудь Бриттани или Ричарды могут носить белую мантию? Я слышу голос Ханы, произносящий нараспев: Угу, интернализованный расизм[61].

Джихун ненадолго задумывается над этим.

– Ожидания людей, связанные с тобой, основываются на том, как ты выглядишь.

– Порой возникают проблемы, когда твое лицо не соответствует твоей культуре, – говорю я. – Мне начинают подсказывать, как себя вести, чем питаться, что мне должно нравиться, как я должна думать. Если бы мои бабушка и дедушка были французами, никто бы не ожидал, что я буду ходить в берете, и не приходил бы ко мне за рекомендациями по выпечке багета.

Он кивает, и я продолжаю:

– Я выросла здесь. Кроме моей внешности, нет ничего, что связывало бы меня с Китаем.

Он трогает меня за руку.

– Только тебе выбирать, кто ты есть, Ари. Больше никому. Я немного смягчаюсь.

– Звучит так, будто мне ненавистно быть китаянкой. Вовсе нет. Мне нравится быть самой собой. Я лишь хочу, чтобы другие принимали меня такой, какая я есть, а не выдумывали личность, основываясь на моей внешности.

– Это требует времени, и многие люди предпочли бы легкость поверхностного суждения, – говорит он.

– Я знаю. – По радио запускают рекламу глушителей, и я, не задумываясь, переключаюсь на другую волну. – Эй, это та песня, которую мы слушали перед ужином.

Не получая ответа, я поворачиваю голову и вижу, что Джихун таращится на приборную панель так, словно из нее вот-вот вырастут змеи.

– «Откровенность», – говорит он и косится на меню настроек. – Это канадская радиостанция? Широковещательная?

Я проверяю название.

– Да, они транслируют много поп-музыки. Хотя я впервые слышу здесь к-поп.

– Да, это необычно, – мягко произносит он. На его лице широкая улыбка, как я полагаю, оттого, что он услышал по радио корейскую песню.

– О чем она? – спрашиваю я, когда песня заканчивается. Я не слишком внимательно слушала английскую часть текста и рискую высказать догадку: – О любви?

Он смеется.

– Большинство песен – о любви, не так ли? А эта – о любви к честности, о том, чтобы видеть то, что перед тобой, ясными глазами, не затуманенными тем, что ты хочешь видеть.

Я хмурюсь:

– В самом деле? Она звучит так бодро. Танцевально.

Я чувствую, как он бросает на меня взгляд.

– Даже в легкой музыке могут быть серьезные тексты, – говорит он. – Ты ожидала услышать что-то вроде «детка, моя жизнь ничто без твоей любви, бум-бум-да», потому что это к-поп?

– Нет, – говорю я вполне искренне, потому что, несмотря на импровизированное руководство Джихуна по написанию песен, не задумывалась глубоко о содержании песен к-поп.

Хотя я прослушала плейлист Алекса, большая часть текстов там на корейском, так что я понятия не имею, о чем эти песни. Мой следующий шаг – погружение в творчество этой загадочной группы StarLune, но у меня еще есть время, прежде чем я начну работать с «Хайфен». Я собираюсь расспросить Джихуна подробнее об индустрии, но он проводит рукой по моему бедру, вызывая у меня дрожь. Рабочие вопросы придется оставить на потом.

Дороги свободны, и мы быстро