Камбэк - Лили Чу

– Боже, да. – Я не осознавала, насколько тяжелой может быть тишина, пока не уехала из дома. Шум – это социальная смазка, такая же, как алкоголь, домашние питомцы или экстраверты.

После недолгой возни она подключает свой телефон к экрану телевизора и запускает плейлист.

– Надеюсь, вы не против поп-музыки, – говорит она. – Это был адский год, и алгоритм подборки музыки решил, что мне нужно слушать самые оптимистичные композиции.

Экран вспыхивает голубым светом, прежде чем появляется картинка, на которой пятеро ослепительных красавцев-азиатов соблазнительно смотрят в объектив камеры.

– К-поп, Фибс? Серьезно? – старое прозвище срывается с языка, прежде чем я успеваю подумать, но Фиби, похоже, не замечает.

– Плейлист выбрал их, но я уверена, что это будет нечто запоминающееся, – говорит Фиби.

– Так и задумано.

– Есть ли на свете что-нибудь, что ты не можешь осуждать? – Фиби изображает искреннюю заинтересованность, как будто этот вопрос для нее очень важный.

– Я не осуждаю.

– Конечно, нет.

Музыка знакомая.

– Разве не это ты слушал на днях? – я поворачиваюсь к Джихуну. Мне тотчас становится не по себе оттого, что я вовлекаю его в свой спор с Фиби, да еще и высказалась про музыку, которая является его работой. Ари, ты – тупица.

Джихун забился в угол дивана и смотрит на экран пустыми глазами, как будто дистанцируясь от происходящего.

– Это StarLune, – говорит он. – Песня называется «Откровенность».

– Эй, это же та группа, о которой я тебя спрашивала. – Она мне знакома по плейлисту Алекса. Можно считать, что я провожу исследование для моей новой роли в работе с «Хайфен».

Фиби смотрит на экран.

– Тот синеволосый певец немного похож на тебя, насколько я могу судить.

У всех парней чрезвычайно художественный макияж, который выглядит почти как маска, дополненная блестками для лица.

Я бросаю на нее выразительный взгляд, и она закатывает глаза.

– Понятное дело, я не имею в виду, что все азиаты выглядят одинаково. – Она показывает на свое лицо.

– Мне иногда говорят такое. – Джихун за раз осушает половину бокала и невольно икает.

– Сразу в глаз! – говорим мы с Фиби одновременно и, не глядя, тычем друг в друга кулаками. – Сглаз, – кричим мы в унисон, и у меня в голове вспыхивает теплое воспоминание. Это одно из лучших ощущений: мимолетное мгновение полного взаимопонимания, подобного двум синхронным волнам.

Парни снова танцуют, и я присвистываю.

– Ты видела того, что справа? – восклицаю я. – С черными волосами.

– Видишь, как он двигает бедрами? – спрашивает Фиби.

Это трудно не заметить. Наступает минута молчания, когда я задаюсь вопросом, уместно ли мне как хозяйке пялиться на сексуальных красавцев в присутствии моего гостя – тоже привлекательного мужчины, между прочим. Когда исполнитель завершает свои провокационные пируэты, Фиби говорит:

– Боже, он что, герметично запечатан в эти штаны? – Она поворачивается к Джихуну: – Ты знаешь его имя?

Его рот сжат в тонкую линию.

– Они называют его Кей. Он известен своими танцами.

Фиби не отвечает, потому что мы обе любуемся Кеем, пока он сверкает своим прессом со стилизованными языками пламени, нарисованными поперек тугих мышц. Хотя танцор Кей – горячая штучка, мои глаза прикованы к певцу с синими волосами. Есть что-то завораживающее в том, как он двигается, и да, этот парень нереален.

– Неплохо, да? – Фиби подталкивает меня локтем.

Я сдаюсь.

– Беру свои слова обратно.

Песня заканчивается и сменяется «Моими любимыми вещами» из мюзикла «Звуки музыки», потому что плейлист Фиби такой же непредсказуемый, как и она сама. Моя сестра продолжает бомбардировать Джихуна вопросами. Чем он занимается в течение дня? Как долго он здесь пробудет? Он немного одуревает от перекрестного допроса, но умудряется отвечать, к ее полному удовлетворению. Раздается следующий залп. Живет он с соседями или один? Проходил ли военную службу? Что любит?

Это первый вопрос, который ставит Джихуна в тупик.

– Что люблю?

Фиби решительна, как всегда, когда докапывается до сути, презирая условности светской беседы, которую считает буржуазной ерундой.

– Представь, что ты на необитаемом острове. Чем бы ты там занялся, если вокруг ни души?

Взгляд Джихуна затуманивается, как будто он видит перед собой белый песок и пальмы. Призрачные необитаемые острова всегда тропические, потому что никому неохота воображать себя на холодных скалах в Баффиновом заливе[59], даже в качестве умственного упражнения.

– Музыкой, – говорит он наконец. – Я бы сочинял музыку.

– Ты занимаешься этим сейчас? – спрашивает она.

Он кивает:

– Я работаю в индустрии развлечений.

– Тебе это нравится?

– Нравится, – тихо произносит он. – По большей части.

Фиби смотрит на него тем взглядом, которого я всегда избегала в детстве – слишком глубоким. Я тщательно оберегала свои секреты, а Фиби была не из тех, кто может оставить в покое чужие тайны.

Мама просовывает голову в дверной проем:

– Ужинать, дети.

Я с готовностью вскакиваю, увлекая Джихуна за собой, чтобы вымыть руки перед едой.

– Извини за этот допрос, – говорю я. – Она такая, какая есть.

– Будет ли продолжение? – слабым голосом спрашивает он.

– Почти наверняка.

– Мне следовало подготовиться, как к школьным экзаменам. – Джихун храбро расправляет плечи, продумывая ответы к следующему раунду вопросов за ужином.

Но Фиби дает ему время вгрызться в курицу, поджаренную на гриле (для меня приготовлен тофу), и тушеные овощи, на которые папа смотрит с унынием. Хорошо хоть мама припасла сливочный соус с зеленым луком для всех остальных. Джихуну, возможно, трудно уследить за ходом беседы на английском, судя по тому, как он притих, а его глаза мечутся от одного лица к другому. Впрочем, не исключено, что он еще не оправился от шквала вопросов Фиби.

– Как дела в офисе? – спрашивает папа, передавая мне рис.

– Все в порядке.

– Сейчас в твоей жизни самое время работать над достижением целей.

– Да уж, не дай бог тебе повеселиться, – сухо замечает Фиби.

– Ты можешь наслаждаться плодами после того, как поработаешь на славу. – Папа откладывает вилку в сторону.

– Мартин, существует золотая середина. – Мама сердито смотрит на него, прежде чем натягивает улыбку для Джихуна: – Еще риса?

Ее попытки перевести разговор на другую тему терпят фиаско, когда папа поворачивается к Джихуну.

– Мы всегда знали, что Ари станет юристом, – говорит он. – Пойдет по отцовским стопам.

– Я уверен, что она – блестящий юрист, – дипломатично отвечает Джихун, и Фиби доливает ему вина.

– Мы собирались открыть фирму «Хуэй и Хуэй», пока она не решила отказаться от роли адвоката по семейным делам. Разбила сердце своему отцу.

Я пытаюсь улыбнуться:

– Папа, ты сказал, что будешь счастлив, если я займусь юриспруденцией.

– Верно-верно. – Он указывает на меня вилкой. – Я нутром чуял, что Ариадна не подведет.

– Потому