Прощание с миром - Василий Субботин

Когда через некоторое время мой друг пришел ко мне в гостиницу, вместе с ним пришел маленький мальчик.

Оказывается, у него то и дело ломался карандаш, когда он разговаривал со мной. Поэтому ои меня и просил подождать. Подождите, мол, не спешите, сейчас возьму новый карандаш.

Такой вот мальчик.

И я вспомнил, что и моя Маша точно такая же. Сама ведет за меня все разговоры по телефону. И тоже записывает все своим карандашиком.

ГЛОБУС

Еду автобусом через Москву. Напротив меня, рядом с отцом, сидит мальчик, должно быть, ему лет пять. Он отвернулся, внимательно, не отрываясь, смотрит в окно. «Генерал!»— говорит он на остановке, показывая на капитана, стоявшего за окном. Пришлось мне разъяснить человеку его заблуждение. Он улыбнулся, смущенный тем, что ошибся, и опять уставился в окно, скорее уже потому, чтобы скрыть смущение. Но опять увидел там что-то. На гранитном постаменте, на углу площади Пушкина, на парапете, ограждающем сквер,— круглый гранитный шар. «Глобус!»— говорит мальчик.

Мы, я имею в виду себя и отца мальчика, не очень охотно, но все-таки подтверждаем это. Да, мол, действительно глобус... Потому как какой же все-таки глобус, когда самый нормальный, самый обыкновенный большой каменный шар, круглый, полированный.

Но мальчик идет дальше. Ему хочется продлить неожиданно завязавшийся разговор, закрепить это неожиданно начавшееся общение.

— А правда,— спрашивает он больше даже меня, чем отца,— наша Страна (он так и сказал — Страна, а не Земля, оговорился, может быть, или спутал) такая... круглая.

И он впервые как-то очень серьезно, внимательно посмотрел мне в глаза. До этого он все больше в окно смотрел.

— Да, правда,— ответил я ему.

— Когда мы ночью спим,— он сказал,— она кружится.— И он показал, как это происходит.

Кто-то, очевидно, уже сказал ему, что Земля наша круглая и что она все время кружится, вертится. И вот он решил, что она кружится в то время, когда он засыпает. Он этого не видит, а она кружится.

Какие таинственные, оказывается, происходят вещи, когда мы спим! Мы помолчали, думая о том, что он сказал.

Непонятно было, хорошо ли, что она кружится, может быть, лучше было бы, чтобы она не кружилась! Но он опять посмотрел в окно.

— А облака бегут! - сказал оп радостно. За окном через город действительно бежали хмурые в этот день облака.

Нельзя было попять, чему он гак рад - тому ли, что облака кружатся, подтверждая усвоенную им механику устройства Земли и Мира, или тому, что облака кружатся сами по себе и это движение их никак не связано с вращением Земли, которое происходит, слава богу, ночью, когда он спит.

ЧЕТЫРЕ РАССКАЗА

ОТЪЕЗД

Земляки пригласили меня на юбилейные торжества в родной город. Я поехал с радостью: не каждый день, скажем, это бывает, чтобы родной город отмечал свой юбилей. И не только сам поехал, но и братишку моего младшего взял: пусть и он посмотрит. Сам-то я в этих местах лет, может, двадцать не был, а он и вовсе мал был, когда уезжал. Принимали нас, надо сказать, радушно, щедро принимали, и мы, как и все другие гости, наверно, были взволнованы уже одним тем, что приехали в родной город, в родные края. И все было бы хорошо, если бы не этот случай — случай не случай, не знаю даже, как сказать,— в последний день, когда мы уезжали...

В последний день этот в городском театре проходило торжественное заседание, но я ушел задолго до конца, потому что надо было успеть к поезду, который отходил именно в это время. Друзья помогли мне, заранее вызвали машину, чтобы не опоздать нам. Часто ли приходится приезжать в родной город, да еще на такой юбилей! С другой стороны, скажем так, часто ли родной город отмечает такого рода юбилеи! Вернулись мы в гостиницу в самое что ни на есть время — до отхода поезда оставалось уже не так много времени, только-только собраться успеть. Я сложил вещи и передал дежурной по этажу ключ.

Дежурная была молодая, милая собой девушка. Она взяла эти ключи и даже улыбнулась, пожелала нам на прощание счастливого пути. После этого мы спустились вниз, в вестибюль, туда, где в своем углу администратор сидит или дежурная, я не знаю, как она называется. И уж совсем было хотели идти, нас машина ждала у подъезда, it по том решили подойти к ней, к этой женщине, как представителю власти, поблагодарить се и родной город за гостеприимство.

Меня провожали мой брат и человек, чьи ежедневные фельетоны печатала местная газета. Он был очень знаменит, очень известен в своем городе. Он к тому же еще здесь и местный «Крокодил» вел. Дежурная ему улыбнулась, когда мы подошли сюда, к ее стойке.

Она посмотрела наши счета, увидела, что у нас все уплачено сполна и, как оказалось, даже сверх того. Она даже спросила нас, будем ли мы получать переплату, но мы не хотели всем этим заниматься — уже потому хотя бы, что очень торопились. Одним словом, все у нас было в полном порядке, и я уже даже думал, что можно идти. «А номер вы сдали?»— «Да, конечно!»— «А пропуск у вас есть?» Пропуск? Какой пропуск? Пропуска у нас не было, мы даже не знали, зачем он нужен и кто должен был дать нам его. Оказывается, все та же девушка, что на нашем этаже, та, что попрощалась с нами. «Что же она, растяпа,— подумал я, сердясь,— забыла, должно быть, за улыбками своими». Формальность, конечно, но что делать, раз такой порядок... Пришлось моему брату идти наверх за пропуском. Все-таки он помоложе меня, попроворнее, к тому же

— лифт не работал. Я остался ждать его у барьера, которым была от меня отгорожена эта женщина, эта администраторша, вздумавшая ни с того ни с сего требовать от меня никому не нужную бумажку. Я довольно долго стоял гак. Времени, как я сказал уже, было в обрез, а брат мой не появлялся. И шофер уже начинал заглядывать в вестибюль, беспокоился. «Вот незадача!»

— подумал я. Дежурная между тем, словно бы не замечая моего нетерпения, спокойно разговаривала о каких-то своих делах с соседкой по столу, с топ, что принимала деньги и выписывала квитанции. Ну, ладно.

— Может быть, вы позвоните,— попросил я дежурную,— объясните этой девушке... Право же, это не наша вина, что она порядков не знает...

Та послушалась меня. Ни слова не говоря, взяла и позвонила туда наверх. «Она новый человек,— сказала она, набирая номер.— Первый день сегодня работает...» Я даже удивился, что так охотно она сделала все это. И, еще держа трубку возле уха, сказала мне:

— У вас не хватает двух тарелок!

— У меня?— спросил я. Глупо спросил. Я не мог ничего другого сказать в эту минуту.— Каких еще тарелок?— сказал я упавшим голосом. Час от часу не легче! Что за чепуха!

— Двух тарелок, которые у вас были в номере,— сказала дежурная все так же спокойно, не меняя тона.

Этого еще не хватало! По правде сказать, я даже не заметил, были ли там какие-нибудь тарелки... Откуда они взялись?! Откуда мне было знать! Ведь мы почти не жили в этой гостинице. Это только считалось так, что мы живем, а на самом деле мы все время ездили, мы разъезжали по области во все концы, выступали. Кроме того, мне надо было съездить в родную деревню, на что тоже ушло два дня.

— Куда же они могли деться? Я и не видел их!— сказал я ей. Не знаю, зачем я все это говорил. Я вроде бы оправдывался. Не думает лее она, что я взял эти проклятые тарелки! А хотя кто ее знает...

Я все еще стоял у барьера, все более сознавая, что вполне могу опоздать и не уехать. Прошло еще несколько томительных минут, неудивительно, если они показались мне долгими. Наконец брат мой появился, издали еще разводя руками. Дежурная на этаже пропуска ему не дала.

— Куда же они могли деться, я и не видел их!— сказал я растерянно.

Я понимаю, что я говорил первые попавшиеся слова и вообще вел себя очень глупо, соответственно я бы сказал, как и полагается в таких обстоятельствах.

— Вы должны были по описи все принимать,— сказала мне сочувственно администратор.

«Что же она издевается надо мной, проклятая баба,— думал я.— Ведь понимает лее она, что не брал я этих тарелок, никогда в глаза их не видел. Зачем же она так!» Я был очень возмущен... Называется, пригласили, приехал, начинается! На какую-то тарелку готовы человека помесить... Я переносил уже мою обиду на весь город. Уж кто-кто, а город-то тут был вовсе не виноват.

— Вот приедет директор,— сказала наконец мне эта дама,— и тогда будем решать...

Я все еще стоял у всё того же барьера. Никогда таким спокойным я не был. Я и не знал, что я способен на это.

Провожавший нас товарищ, юморист этот, которого я знал много лет, стоял рядом со мной, тут же у стойки, и молчал, словно бы в рот воды набрал. Он как-то странно для меня улыбался. Я его не понимал. Почему же он молчит? Ведь его тут все знают. Эта женщина, я видел, сразу узнала его, как только мы подошли к барьеру. «Почему он не защитит меня?— думал я недоуменно.— Может, он тоже думает, что я взял эти тарелочки, в качестве сувенира их в чемодан положил... Ведь стоило ему только слово сказать, и эта женщина пришла бы в себя, устыдилась бы...» Я ничего не понимал.