Чукотский вестерн - Андрей Бондаренко

Надо определяться, решения принимать, отдавать приказы.

– Я вот что думаю, – мягко посоветовал Эйвэ, словно понимая, что любые его советы после известных событий выглядят, по меньшей мере, подозрительными. – Якутские лошадки нам сейчас совсем не нужны, поэтому их можно обратно в Певек отправить. Кормить их надо, куруманник заготавливать. Хлопотное это дело, несколько человек задействовать придётся. И оленей здесь столько нельзя держать, – ягель в округе подъедят и разбегутся по тундре. Хлопоты опять. С солдатами – та же история: больно уж прожорливы, родимые, всё подряд метут, без ограничений и лимитов. Зачем нам тридцать стволов? Может – десятком обойдёмся? Припасы-то, они не бесконечны.

Послушал Ник Эйвэ, с Сизым посоветовался и принял решения серединные: подсказанные, с одной стороны, логикой, с другой – элементарной осторожностью.

Коней якутских, злобных и капризных, обратно в Певек отправил, в сопровождении пяти солдат. Остальных – двадцать пять служивых – на довольствие зачислил, хотя и прав был Эйвэ: прожорлива солдатская братия, словно евражки весенние, сурки тундровые. Оленей, почти всех, с чукчами вместе отпустил в тундру. Только два десятка и оставил – на прокорм тех же солдатиков. С двадцатью олешками Айна и одна справится, с лёгкостью элегантной.

Ник поручил Сизому заняться организацией лагеря – метрах в ста от осеннего пожарища. Сам же, прихватив с собой Эйвэ, чтобы был всегда перед глазами, а также пяток солдат, из тех, что постарше и посерьёзней, отправился изучать окрестности. На предмет безопасности, в первую очередь.

С военной точки зрения, лагерь разместился очень правильно: со всех сторон – главенствующие возвышенности, сопки то бишь. Как раз четыре таких, по числу сторон света и прихваченных с собой солдат, Ник визуально и зафиксировал. Осталось совсем ничего: окопаться на тех главенствующих высотах, выставить там посты, разработать графики смен на этих постах, пароли, сигналы тревоги. Быстро разобрались и с этим. Каждый из солдат, подразумевалось – командир мобильной группы, был закреплён за своей сопкой. Права и обязанности, цели и задачи, виды поощрений и мера ответственности, – всё Ник доходчиво объяснил подчинённым.

– Посты на высотах через час выставить! Менять через каждые двенадцать часов! – в завершении этого совещания скомандовал голосом, не терпящим возражений. – Вопросы есть? Разойтись! К обязанностям приступить! В случае чего – лично буду ржавыми пассатижами гениталии отрывать…

Припустили солдаты по направлению к лагерю, торопясь приступить к выполнению приказа нового командира. Строгого и въедливого командира.

– Давайте, товарищ Эйвэ, мы с вами тоже не будем времени напрасно терять, – предложил Ник, уже вошедший во вкус командирской должности. – Прямо сейчас и осмотрим этот склон, где кварцевая жила на поверхность выходит. Не возражаете?

Да, здорово изменился Эйвэ. В Певеке был компанейским парнем, нормальным языком разговаривал, без всякой официальщины. А тут всё пыжится, так и норовит, по поводу и без, по стойке смирно вытянуться, руку поднести к пилотке. Всё свою подчинённость подчеркивает. Обиделся на что-то? Вину за собой ощущает? Или просто понимает, что он кандидат номер один на роль предателя, и оттого форс держит?

Лагерь сторонкой обошли, перевалив через ближайшую сопку, прямо к сгоревшей буровой вышли, но – с противоположной от лагеря стороны.

– Вот она – кварцевая жила, – эстонец провёл ладонью по неровной каменной поверхности.

Ник надрал ягеля, намочил в ближайшей луже самый пышный пук, тщательно протёр кварцевые выступы.

Да, солидная жила, толстенькая, сантиметров семьдесят будет. И сам кварц правильный, молочно-белый, в таком рудные вкрапления обычно и встречаются.

– Ведь это – олово? – спросил Ник, водя пальцем по тонкому серебристому прожилку, пересекающему жилу на всю её ширину.

– Да, это оловянная руда с небольшим содержанием серебра, – подтвердил Эйвэ. – И золото здесь есть, примерно одна сотая процента.

Прошёл Ник вдоль жилы – везде оловянные нити по кварцу змеились.

– А вон там, – Эйвэ показал пальцем наверх, – я тот золотой самородок и нашёл, вы его в Магадане видели. Помните, на лягушку похожий? Я его так и назвал – «Жаба».

Самородок Ник помнил, действительно – красавец, весом чуть меньше килограмма, что весьма солидно. Только вот на нём вкрапления кварца были совсем другого цвета – светло-лилового.

Полезли по склону, вот и гнездо, где самородок находился.

– Чем вы его извлекали отсюда? – спросил Ник, осматривая неровные края гнезда.

– Рукой, чем же ещё? Он достаточно свободно в гнезде сидел, шатался. Потянул слегка – он и поддался сразу.

– Вас это не смутило? Ведь, по идее, он должен был составлять с кварцевой породой единое целое?

– Это южный склон, – передёрнул Эйвэ плечами. – А «южак» – очень сильный ветер, порывами дует, эрозия осуществляется ускоренными темпами.

– Бросьте, Маркус, – Ник впервые назвал эстонца по имени. – Эрозия эрозией. Но как вы объясните, что на «Жабе» вкрапления кварца лиловые, а здесь, – рукой на жилу показал, – весь кварц молочный?

Погрустнел Эйвэ, явно занервничал.

– И вы заметили? Да, это и меня смущает, до сих пор объяснения этому факту не нашёл. Вы что же, считаете, что самородок сюда подложили специально? Но зачем?

– Как вы нашли самородок? Вспомните все обстоятельства, – попросил Ник.

Наморщил Эйвэ лоб, губами беззвучно зашевелил, минуты через две озвучил свои воспоминания:

– Было раннее утро. Июль месяц. Очень тёплая погода стояла. Антициклон продолжительный. Небо ясное, голубое. Мы с капитаном Курчавым вдоль склона шли. Вдруг Пётр Петрович говорит: «Смотри, Маркус, там наверху что-то блестит. Ярко так! Что это может быть?» Я и полез наверх. Пётр Петрович, он же пожилой, ему трудно. Забрался я сюда, нашёл «Жабу». Вот, пожалуй, и всё.

– Значит, Пётр Петрович, – насмешливо протянул Ник.

– Не подумайте, что я пытаюсь на капитана Курчавого тень бросить! – взорвался Эйвэ, его лицо покраснело от гнева, белыми пятнами пошло. – Я всё прекрасно понимаю, Никита Андреевич. Вы меня подозреваете, это я, по-вашему, главный враг. Это я – предатель! А что, железная логика. Сперва самородок с другого месторождения в гнездо подложил, чтобы искали не в том месте. Потом «пятнистым» о вас с товарищем Сизых сообщил. Навёл, как тут принято выражаться. Так что, арестовывайте меня! Хватайте, сажайте, пытайте!

– Успокойтесь, Маркус, – посоветовал Ник разошедшемуся эстонцу. – Арестовать я вас всегда успею. А что, считаете, нет причин – вас подозревать?

– Есть, конечно, – тут же помрачнел Эйвэ. – Железобетонные основания имеются. Значимые и серьёзные. Если честно, то я безмерно удивлён вашей мягкости. Если бы мы с вами поменялись местами, то вы, Никита Андреевич, давно бы были арестованы. Мало того, и допрос с пристрастием уже завершился бы. С жёстким пристрастием, – уточнил.

– А вы, Маркус, явно нездоровы, – продолжал балагурить Ник, отсрочивая момент принятия непростого решения. – Вам к психиатру надо. Эк, с каким наслаждением вы о допросе с пристрастием говорили. Ещё чуть-чуть, и слюнки потекли бы, вожделённые. От нормального человека до маньяка закостенелого – шаг один…

– Всё шутите? – проворчал Эйвэ. – Может, серьёзно поговорим, по душам, как вы, русские, любите?

Не успели по душам поговорить.

Со стороны лагеря раздался истошный визг, а через несколько минут – громкие выстрелы.

Кто-то размеренно палил из винчестера: выстрел, десятисекундная пауза, выстрел, пауза…

Глава тринадцатая Мины над тундрой

Неприятности были, конечно, только не крупные, а так – среднего порядка.

По склону поднялись сугубо на карачках, обдирая ногти об острые камни.

К лагерю уже бегом припустили, сил не жалея, с пистолетами в руках.

Прибежали, а там картина маслом выставлена на всеобщее обозрение: художник Репин, «Доигрались белы лебеди!» называется.

Все солдаты и штатские перед остовом сгоревшей буровой были выстроены, перед ними винтовки беспорядочно валялись, гранаты. Чуть в стороне семь бойцов в защитной форме корчились на земле, стонали и всхлипывали.

Перед строем Сизый неторопливо прогуливался – в компании с трофейным винчестером, постреливая время от времени под ноги стоящим в строю.

– Танцевать, суки рваные! – орал Лёха после каждого выстрела. – Я вас научу дисциплине! Разбаловались? Разучились мозгами шевелить? Совсем уже фишку не рубите, лузеры долбанные? Равняйсь! Смирно! Танцевать, так вас и растак! – и новые выстрелы, только камушки мелкие во все стороны летели.

За Лёхой Айна невозмутимо шла, перезаряжая сменный винчестер. Когда у Сизого патроны в магазине заканчивались, он винтовку Айне передавал, заряженную забирал. И по новой всё продолжалось…