Фабрика мертвецов (СИ) - Волынская Илона

Пожалуй, даже излишняя простота…

Отрываться от остальных Митя не стал, неспешно направив коня за паро-телегой Ингвара. Дверь оставленной ими хате приоткрылась… и курносая девочка лет двенадцати в крестьянской одежде и с блеклой лентой в косице мышиного цвета выглянула на крыльцо. С неприятной задумчивостью поглядела Мите вслед. Руки, словно затянутые в красные перчатки, она держала на отлете. Если бы кто удосужился присмотреться, то сразу понял, что никакие то не перчатки – руки девочки были покрыты свежей кровью. А обернись сам Митя – он бы девчонку узнал.

Но Митя не обернулся.

 «Это, стало быть, и есть Остап Степанович, что поставил сторожа Юхима с дряхлым паро-псом в имении. Которому наше появление не понравится». – думал он, не отрывая взгляда от мужика. Местный претендент на имение восседал на дрожках с видом китайского божка в кумирне: улыбчивый, исполненный чувства собственной значимости, толстый. А вот лошадку его подкормить бы…

Деревенская улочка закончилась, и Митя едва не рванул рукоятки автоматона, настолько сильно его поразило увиденное. Речушка, сдается, та самая, что они с отцом форсировали вброд, добираясь до имения, здесь разливалась настолько широко, что по ней уже сновали длинные, похожие на селедки грузовые баржи. Одна такая стояла у деревянного причала и артель мужиков грузила на нее кирпич – над баржей висело густое облако охряной пыли. Насколько хватало глаз, берег был заставлен штабелями товара – то под наскоро сколоченными навесами, то просто прикрытые рогожами. Навряд в таких условиях хранили какую-нибудь… брюкву. Или что здесь выращивают.

Дрожки переехали колею… накатанную колесами паро-телег. Не одной, многих.

«Теперь я знаю, куда ехали те телеги. - Митя поглядел на жирный складчатый затылок Остапа Степановича почти с умилением. – Узнать бы еще – откуда. И почему их следы запутаны. И кто их запутал. Хотя… А зачем мне? С папенькой посоперничать хочу? Еще недоставало!» Неожиданная мысль озадачила его настолько, что он даже перестал оглядывать окрестности. И впрямь, что за странный интерес – не все ли ему равно, какими делишками ворочает местный богатей? Даже если они как-то связаны с имением – пусть отец разбирается.

Грузчики при виде Остап Степановича застыли, как окаменевшие, а потом начали торопливо сгибаться в поклонах:

- Здравия желаем, хозяин…

- И вам по здорову, ребятушки. – Остап Степанович благостно кивал им с дрожек. – Работайте, работайте… Я по доброте своей останние гроши трачу, вам благодетельствую, так и вы мне уж помогите по-соседски.

- Рады стараться, хозяин… Благодетель! – «ребятушки», среди которых Митя заметил немало седобородых, принялись кланяться чаще и ниже.

- От и старайтесь… - в голосе Остапа Степановича вдруг отдаленно, точно гром за горизонтом, громыхнула угроза. Мужики стремительно кинулись по местам – и снова кирпичи полетели из рук в руки, укладываясь на баржу.

- Остапу Степановичу! – наперерез дрожкам метнулся некто лохматый, ободранный, тяжко дышащий. – Хозяин!

«А вот и Юхим» - насмешливо подумал Митя.

- Ты чего тут? – строго поинтересовался тот. – Чому не на месте?

- Так я ж… об том и справа! – отчаянно выпалил Юхим… и вдруг замер с открытым ртом, во все глаза уставившись на нависающую прямо над ним морду паро-коня – и улыбающегося ему с седла Митю.

- Чего встал? Коней паровых не видел? Дерррёвня… - пророкотал Остап Степанович. – Ступай, ступай, не бачишь – паны до мэнэ в гости! – в голосе его отчетливо проскользнули горделивые нотки. – После расскажешь… А вы пожалуйте до мого дому, вельможне панство!

- Дык… поздно после будет, хозяин… - глядя вслед Мите пробормотал сторож, но его уже никто не услышал.

Глава 18. В гостях у Бабайко

Сквозь распахнутые железные ворота – точно в крепости – видно было широкое подворье с могучим срубом над колодцем, а за ним – дом. Нет, не так. ДОМ! На цоколе из красного кирпича возвышался параллелепипед из толстых бревен. С одного боку сей геометрической фигуры торчала деревянная же башня, похожая разом и на древнюю крепостную, и на печную трубу-переросток. Над первым этажом красовалась надпись «Лавка Бабайки», на ведущую к полуподвальным дверям лесенку указывала грубо намалеванная стрелка с подписью «въ ходъ въ нисъ».

- Бабайко – это я! – явно для Мити пояснил толстяк. – Лавочник здешний… ну и по другим-прочим делам тож. Ежели надо чего, панычу – токмо ко мне! – губы его растянулись в улыбке, а глаза смотрели холодно, словно не предложение это было, а угроза. – Нам сюды! – он потянул вожжи, разворачивая дрожки от лавки к жилой части дома.

Из распахнутых дверей с молчаливыми поклонами выбегали люди – четверка молодых мужиков да пара баб в чистой, но изрядно поношенной тускло-серой одежде, кажущейся совсем нищенской после уже ставших привычными ярких рубах здешних селян. Из дверей настороженно выглянул и тут же спрятался мальчишка в рубашонке и без порток.

Один из мужиков опустился на четвереньки… Остап Степанович горделиво выпрямился… и ступил сапогом на покорно подставленную спину. Кто-то сдавленно ахнул. Кажется, Ада.

- Немедленно прекратите унижать, господин Бабайко! – Ингвар спрыгнул с облучка – судя по судорожно стиснутым кулакам, готовый кинуться в рукопашную. Перепуганная Ада попыталась ухватить его за рубашку…

Глаза Бабайко затаенно сверкнули: похоже, гнев Ингвара доставляет ему искреннее удовольствие.

- То хиба я их унижаю? То они меня уважают! Разве ж зятья да сыны, не повынни почитать отца своего и благодетеля, прям… как царя-батюшку! Бо всё, що воны мают – все от меня!

- Ни разу не видел, чтоб Его Императорское Величество становился на спину Его Императорскому Высочеству. - пробормотал Митя.

- Наверное, они это не при вас делали. - с нервным смешком откликнулась прежде молчаливая Зинаида.

Остап Степанович прищурился на Митю откровенно недобро и… в нос вдруг ударила вонь. Знакомая омерзительная вонь сырой земли и гнили.

- Как вы можете… шутить! Ведь это же… мерзость! – дрожащим от негодования голосом выпалил Ингвар.

- А вы не слыхали, юноша, что каждый человек – хозяин в своем доме? – вмешался поручик. - Мне в вашем семейном быту тоже не все нравится. Например, как вы относитесь к Анне… Владимировне.

Голоса едва пробиваясь сквозь шум в ушах, перед глазами завертелись алые колеса… и Митя отчаянно попытался ухватиться за край седла, чувствуя, что падает.

- Петр… Родионович! Ингвар! Замолчите оба! Вы что, не видите? Мите плохо! – прозвенел испуганный женский голос.

- Э, а чё-то з панычем? Нибы сомлел, чи шо?

- Держите его! Петр, Ингвар, не стойте, помогайте! Или дамам самим его тащить?

Словно издалека слышались разноголосые испуганные возгласы, он почувствовал на плечах руки, помогающие ему выбраться из автоматона, едва не свалился, но его поддержали и кажется, куда-то повели. Митя попытался упереться – шли они прямиком навстречу вони – но слабое его сопротивление было мгновенно преодолено, и он шагнул, погружаясь в могильный смрад, точно в черную лужу.

- Автоматонов своих на дворе залышайте. У меня тут и веревочки малой не пропадет, не то шо паровички ваши. – чуть не над самым ухом тарахтел хозяин. - Тарас! Швыдче, ледаще! На, ось ключ от погреба… квасу пущай принесут, молока, заедок каких… Да смотри у меня! Проверю, чтоб себе лишку не взяли. У меня, панычи, все строго: все под замком, каждая дверь в доме. Замки самолучшие, немецкие, специально мастера с города вызывал. Ввечеру кожную самолично запираю, а ключи на пояс, чтоб, значится, не лазали, куды не положено. Ось давеча на три дни уезжал – припасов своим лоботрясам выдал, горницу им ихнюю отпертой оставил, шоб ночевать было где… а кухни, погреба, лавочку, усе– под замок! Токмо так может быть порядок.

- Давайте об этом после, Остап Степанович! – раздался плачущий голос Анны. – Надо его усадить.

- Сюды, пид вишню, тут попрохладнее будет…

Митю усадили на лавку, перед глазами появилось что-то бело-розовое, блестящее… наконец он понял, что это чашка с водой и вцепившись в нее обеими руками, с жадностью сделал глоток.