Мила Хант - Эли Андерсон

– Ну… Земледелие и животноводство – это не моё.

– Индустриальные кластеры тоже не подошли мадемуазель?

– Я… я плохо ладила с другими. Меня выгнали.

Вигго перекатывается на бок и смотрит на меня. Вид у него одновременно и позабавленный, и раздражённый.

– Ты жила в настоящей деревне или в городе? Там ведь тоже есть города. Хоть и не такие большие, как Сити.

Я чую ловушку и ломаю мозг в попытках уйти от ответа. Но долго ли это будет прокатывать с таким типом, как Вигго?

– Мы жили везде понемногу. Но мне нигде не было хорошо.

– Ты не любишь работать. Не любишь людей. Тебе лучше уехать на необитаемый остров.

– Я об этом мечтаю.

Тут я даже не вру. Вигго впервые улыбается. Я и не предполагала, что он это умеет. Он укладывается обратно и бросает:

– Ну и что нам с тобой делать?

Что нам с тобой делать? Вопрос болезненно отзывается внутри. Я вспоминаю лицо матери, когда она обнаружила один из моих школьных табелей. Далеко не блестящий. «Почему ты отказываешься трудиться, Мила? Что нам с тобой делать?» – тихо стенала она. Мать притворялась, будто говорит вполголоса, чтобы не беспокоить отца в соседней комнате. На самом деле эта маленькая хитрость имела прямо противоположную цель: пробудить его интерес. Интерес ко мне. Стоило большого труда вызвать у отца хоть какую-то реакцию на дочь. И мать радовалась, даже если этой реакцией (чаще всего) становились упрёки. Однако отец был не глупее меня. На четвёртом «Что нам с тобой делать?», достойном греческой трагедии, он, желая, чтобы его наконец оставили в покое, крикнул из соседней комнаты:

– Она будет делать что хочет!

Несколько секунд мать смаковала свою жалкую победу, а я изумлённо думала: неужели отец способен выказать мне доверие и принятие? Но потом он добавил:

– То есть ничего.

Вот как отец представлял мои жизненные амбиции: ничего не делать. Чуть позже, когда я уже спряталась в постели, до меня дошло и другое, ещё более унизительное значение его слов. Я ни на что не гожусь. Поэтому логично, что я не стремлюсь что-то сотворить из своего убогого существования. Проплакав всю ночь, я поняла, почему отец предпочитает меня игнорировать. Это лучше, чем видеть дочь такой, какой он видит: человеком без будущего.

Проходит несколько секунд, прежде чем я вырываюсь из своего болезненного воспоминания.

– Никто не должен ничего делать со мной, – сухо отвечаю я. – Я сама о себе позабочусь.

Вигго удивляет моя реакция.

– В любом случае на данный момент единственное, что тебе нужно, это чтобы о тебе забыли.

– Я поняла. А затем Вера будет заботиться обо мне как мамочка.

– Не смейся над ней. Это мужественная и ответственная девочка.

– Я знаю. И я не смеюсь.

Вигго достаёт из сумки несколько фруктов. Ополаскивает их в бочке с водой и протягивает мне.

– Что ты намерена делать, когда вернёшься в Сити?

– Попытать удачу. Найти где жить, например.

– Ты можешь остаться у Веры. Будешь ответственной за кокон, пока она не достигнет нужного возраста.

– А как же её родители?

– Но это больше не их задача, – удивляется Вигго. – Неужели у тебя в деревне взрослые были ответственными за кокон?

– Я жила там не очень долго, – отвечаю я самым искренним тоном, на какой способна. – Мои родители… они из Центра.

Вигго приподнимается и смотрит на меня в упор. Потом делает знак, чтобы я продолжала. Я бросаюсь в омут с головой, не давая себе времени на сомнения.

– Мой отец боролся с властью. И однажды ночью нам пришлось бежать, бросив всё. Мы пробрались сквозь стену тумана и укрылись в Демосе.

– Они всё ещё здесь?

– Их поймали довольно быстро. Во время одной из зачисток, которые армия Центра проводит вдоль границы.

Поколебавшись, я добавляю:

– Они погибли.

Черты Вигго едва заметно смягчаются. Кажется, я прошла испытание огнём. Но нет, он продолжает расспрашивать:

– А тебя не арестовали?

– Они меня спрятали.

– Потом ты вошла в другой кокон?

– Нет, справлялась в одиночку. После гибели родителей я привыкла никому не доверять.

– Почему ты ничего не рассказала? – с упрёком спрашивает Вигго.

– Мне трудно говорить о моей семье.

Вигго придвигается ближе.

– Хочу, чтобы ты поняла одну вещь. Ты здесь только потому, что я полностью полагаюсь на интуицию Веры, каким бы странным мне это ни казалось. Хотя сам я тебе не верю.

Я морщусь, но слушаю.

– Кто поручится, что ты не шпионка Центра, за которой охотится Служба безопасности?

Я задираю рукав, обнажая татуировку. Рука дрожит, и я сжимаю кулак так, что белеют суставы. Вигго пристально смотрит мне в глаза, не давая отвернуться. Такое чувство, будто он схватил меня за горло и безжалостно душит.

– И кое-что ты должна была выучить, даже живя в деревне. Все в Демосе знают это.

Я паникую. О чём он говорит? Мой мозг дымится, выдавая одну осечку за другой, в голове всё кипит. Я обливаюсь холодным потом, меня трясёт. Вигго встаёт. Я пропала, это точно. Внезапно я слышу какие-то приглушённые звуки. Кручу головой, тщетно пытаясь понять, откуда они. И тут до меня доходит: это голос С. Я машинально прижимаю руку к уху, но слов не разобрать. Однако в памяти вдруг сама собой всплывает его фраза: «Запомните одну вещь, Мила. Если вам надо будет доказать принадлежность к Периферии, скажите…»

– «Никогда как они»!

Я выкрикнула это в полный голос.

– Никогда как они, – повторяю я с глубоким вздохом.

Потом с колотящимся сердцем опускаюсь на траву, пытаясь скрыть обуревающие меня эмоции. Вигго, кажется, испытывает не меньшее облегчение, чем я. Первые капли дождя прерывают нашу опасную беседу.

– Пойдём, – говорит он. – Укроемся в моём дворце.

С неба обрушивается настоящий потоп, запирающий нас в крошечной – метр на метр – хижине. Мне совсем не хочется вновь попасть под огонь вопросов. Поэтому я следую стратегии, которая меня не раз спасала: атакуй, не дожидаясь нападения.

– Ты упрекаешь, что я ничего не рассказываю о себе. Но ведь и я о тебе ничего не знаю. Почему ты торчишь в этой лачуге? Вместо того чтобы быть в строю, как Вера и все остальные?

Вигго отвечает уклончиво.

– Скажем так, я не люблю этот образ жизни. Слишком формализованный. Хоть и признаю´, что он справедлив.

Я обвожу взглядом его домишко.

– Жить здесь – действительно менее банально.

– Мне тут хорошо. Я один. Ведь это моё право, нет?

Вигго говорил о моём вторжении в