Остров - Робер Мерль

— Джонс?

— Согласен с Бэкером.

— Джонсон?

— То же самое, — ответил Джонсон, потупив глаза.

— Хант?

Хант прорычал в ответ что — то невнятное.

— Смэдж?

— А вы как полагаете, Мэсон? — затараторил Смэдж, дерзко выставив вперед свой длинный нос. — Что вам с Парселом будут здесь пятки лизать? Не надо нам офицерья! Хватит! По горло сыты…

— Заткнись! — прервал его Бэкер. — Вовсе не обязательно дерзить.

Мэсон обернулся к Парселу, который сидел прислонившись к пальмочке и с невозмутимым видом наблюдал за всей этой сценой.

— Вы были в курсе дела, мистер Парсел? — подозрительно спросил он.

— Вы знали об этом… голосовании?

— Только что узнал, — ответил Парсел.

Он сердито выпрямился. И сразу пропало сочувствие Мэсону именно из

— за этой дурацкой его подозрительности. Наступило молчание, затем Мэсон произнес враждебным тоном:

— Ну так что же? Что вы об этом думаете?

Ответил Парсел не сразу. Ему хотелось дать понять Мэсону, что он с ним не согласен, однако так, чтобы не опозорить его перед матросами.

— Ну так что ж? — повторил Мэсон.

— Что касается меня, — равнодушно проговорил Парсел, — то я по-прежнему из чувства уважения буду называть вас капитаном, но если матросам угодно называть меня просто Парселом мне от этого ни тепло, ни холодно.

— Ни тепло, ни холодно? — негодующе переспросил Мэсон.

— Да, капитан.

— Значит, вы… — начал было с презрением Мэсон.

Он хотел сказать: «Значит, вы можете терпеть эту мерзость!», но так и застыл с открытым ртом. Он чуть не забыл священного правила: офицеры ни в коем случае не должны ссориться между собой в присутствии экипажа. Губы его плотно сжались, как створки раковины, он всем телом повернулся к Маклеоду и яростно прошипел:

— Теперь понятно, что все это подстроили вы, Маклеод!

Вы бунтовщик! Вы отвращаете людей от их прямых обязанностей.

— Никакой я не бунтовщик, — возразил Маклеод, с достоинством выпрямляясь, — и ничего я не подстраивал. Я имею право высказать свое мнение — и высказал. А раз уж вы заговорили Мэсон, о долге и обязанностях, так разрешите напомнить: не по моему совету вы укокошили нашего капитана и взбунтовали экипаж…

Мэсон побагровел еще больше, рука его судорожно сжала ружье, и Парселу показалось, что сейчас он выстрелит в шотландца. Очевидно, Маклеод подумал то же самое, потому что быстро схватил ружье и, положив палец на курок, направил дуло на ноги Мэсона. После нескольких секунд напряженного ожидания Мэсон спокойным движением перекинул ружье через плечо, и все облегченно вздохнули.

— Матросы, — произнес он твердым голосом, но ни на кого не глядя,

— если вы считаете, что можете обойтись без вашего капитана, что ж, прекрасно!

С минуту он постоял в нерешительности, потом, вдруг заметив, что левая его рука дрожит, поспешно заложил ее за спину и повторил, тщетно стараясь придать своим словам оттенок иронии:

— Что ж, прекрасно! И замолк. Ему хотелось сказать на прощание какое — нибудь веское и прочувствованное слово, слово командира. Но в голове стоял туман. Нужные слова не шли на ум.

Матросы ждали не шевелясь. Даже сам Маклеод молчал. Все понимали, что Мэсон ищет прощальных слов и не находит, но его напрасные усилия не вызывали у них насмешки, напротив, им стало неловко за капитана.

— Матросы, — начал, напрягшись и моргая, Мэсон, весь багровый, судорожно сжимая за спиной левую руку, — я…

Он снова замолк. Смэдж хихикнул, но Бэкер тут же ударил его локтем в тощую грудь.

— Что ж, прекрасно! — повторил Мэсон, все так же безуспешно пытаясь вложить в свои слова убийственную иронию. Потом он расправил плечи, сделал полуоборот и зашагал к поселку.

— Никто не нарушил молчания, потом все взгляды обратились к морю и к фрегату. Он увеличивался с каждой минутой, и каждый квадратный фут его палубы нес им смерть.

— Ну, каков твой план? — спросил Смэдж, дерзко выставив вперед свой длинный нос.

— Мой план? — мрачно переспросил Маклеод.

— Надо же что — то делать, — пояснил Смэдж. Страх перед фрегатом придал ему смелости, и он отважился противоречить даже самому Маклеоду. — Ссадил с корабля капитана, так сам берись за руль.

Матросы одобрительно зашумели. Маклеод лихо подпер костлявое бедро рукой и обвел присутствующих презрительным взглядом.

— Уважаемые! — медленно процедил он, язвительно улыбнувшись. — Вы лишились вашего капитана. Но не рассчитывайте что я его вам заменю. Не любитель я всяких галунов и нашивок. И сейчас я вам вот что скажу. Если здешним парням требуется папочка, чтобы учить их уму — разуму, то просьба ко мне за советами не обращаться. Зарубите это себе на носу, уважаемые: я вам не папаша, ничей я не папаша. И нет у меня никаких планов. — Он замолк, вызывающе взглянул на матросов и продолжал: — А план мы должны выработать сообща.

Молчание, воцарившееся после этих слов, нарушил Парсел.

— У меня есть одно предложение, — вежливо проговорил он.

Все обернулись к нему. Парсел сидел так тихо под низенькой пальмой с ружьем на коленях, глядя в подзорную трубу на фрегат, что матросы совсем забыли о его существовании. И сейчас сочли его присутствие неуместным. По их мнению, было бы куда естественнее, если бы он последовал за Мэсоном. Об этом красноречиво свидетельствовало настороженное молчание, с каким были встречены его слова. Но Парсел твердо проговорил:

— Само собой разумеется, если вы не хотите выслушать мое предложение, я готов уйти.

— Парсел, — важно произнес Маклеод и поглядел на матросов, как бы призывая их в свидетели, — я уже говорил Мэсону, что каждый из нас имеет право высказывать свое мнение, и вы в том числе.

— Так вот, — начал Парсел, — норд-вест, по-моему, крепчает, море разгулялось, и я считаю, что фрегат не рискнет бросить якорь в нашей бухте и спустить шлюпки на воду.

Все взгляды, как по команде, обратились в сторону океана, по которому гуляла крупная волна. Потом Джонсон покачал головой и проговорил своим надтреснутым голосом:

— Не страшнее, чем в день нашей высадки.

Послышались возражения, но какие — то робкие: никто не смел надеяться, каждый боялся выразить вслух свои надежды, опасаясь разгневать судьбу.

— Что касается ружей, — продолжал Парсел, — Маклеод прав. Прибегать к ним равносильно самоубийству. Вот что я вам предлагаю. Если люди с фрегата высадятся, надо, чтобы на вершине утеса показались таитяне, пусть они испускают воинственные крики и, в случае надобности, швыряют камни. Тогда на фрегате решат, что придется иметь дело только с туземцами.

Матросы молчали, и лишь Смэдж злобно прошипел: