Кэтрин - Уильям Теккерей

- О, златые письмена, начертанные на небесах! - воскликнул мысленно де Гальгенштейн, - вы сияете так же, как и встарь! Мы меняемся, но ваш язык остается неизменным. Глядя в вашу бездонную глубь, понимаешь бессилие сухих рассу..."

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

Вот вам шесть столбцов {*} отменнейшей прозы, какой не найти больше ни в этой книге, ни в какой-либо другой. Гальгенштейн трижды цитирует Еврипида, единожды Платона, девять раз Ликофрона, не говоря уже о латинском синтаксисе и второстепенных греческих поэтах. Страстные излияния Кэтрин столь же изысканны по форме; пусть скажет взыскательный критик из Н-ской газеты разве они не выдержаны в духе лучших классических образцов - то, что называется в платоновском вкусе? Я никому, не хочу пускать пыль в глаза; просто иногда не мешает показать публике, на что ты способен.

{* Здесь и было шесть столбцов, как совершенно точно подсчитал мистер Соломонс; но мы изъяли из рукописи две и три четверти страницы, поступись несколько чрезмерным, в соответствии с модою, красноречием нашего корреспондента, дабы поскорее вернуться к существу повести.

Неиспользованные страницы могут быть возвращены мистеру Соломонсу по первому требованию. - О. Й.}

Но насколько же выразительней всей этой высокопарной белиберды те слова, которые на самом деле произнес граф! "Прелестный вечер, разрази меня бог!" Вот это "разрази меня бог" и переполнило чашу: миссис Кэт почувствовала, что влюблена пуще прежнего; собрав все силы, она ответила:

- Только, пожалуй, уж очень жарко, - и низко присела перед графом.

- Да, будь я неладен; просто дышать нечем! - согласился его сиятельство. - Не угодно ли вам, сударыня, отдохнуть в беседке и выпить чего-нибудь прохладительного?

- Сэр! - произнесла дама в маске, слегка отступив назад.

- О, выпить, выпить - отличная мысль! - воскликнул мистер Биллингс, постоянно страдавший от жажды. - Идемте, ма... то есть миссис Джонс; вы же не откажетесь от стаканчика холодного пуншу; а ром здесь хоть куда, это можете мне поверить.

После недолгих уговоров дама в маске согласилась и проследовала в беседку, где ей было предложено место между обоими джентльменами. Слуга зажег восковые свечи па столике, затем явился и пунш.

Она с жадностью выпила два стакана; граф и Биллингс последовали ее примеру, хотя их раскрасневшиеся физиономии свидетельствовали, что ни тот, ни другой не нуждался в возбуждающих средствах. Нужно сказать, граф был весьма поражен и шокирован появлением такого юнца, как Биллингс, в общественном месте да еще под руку с дамой. Из чего читатель вправе заключить, что выпитое шампанское привело его на ту ступень опьянения, для которой характерна строгость по части морали; и за Биллингсом он последовал не только из желания лучше разглядеть его спутницу, но и с целью сделать ему надлежащее внушение насчет предосудительности в его годы подобных знакомств. Но, догнав интересную пару, его сиятельство, разумеется, занялся сперва дамой; и только когда они уже сидели в беседке, он вспомнил о своем первоначальном намерении и обратился к сыну с назидательной речью.

Мы уже дали здесь кое-какие примеры красноречия monsieur де Гальгенштейна в трезвом виде; множить эти примеры значило бы излишне обременять читателя. Нравоучения его были нестерпимо скучны и глупы; в них было столько же самолюбования, сколько и в его утренней рацее, но еще во сто крат больше пустоты и напыщенности. Будь Кэтрин в здравом уме, она бы через пять минут поняла, что ее бывший возлюбленный просто дурак петый, и с презрением отвернулась бы от него; но память о прошлом словно околдовала ее, и все глупости, которые говорил граф, звучали для нее дивной музыкой. Что же до мистера Биллингса, то он не мешал его сиятельству болтать в свое удовольствие; только морщился, зевал, время от времени бранился исподтишка и при этом пил стакан за стаканом.

Итак, его сиятельство довольно долго распространялся о том, сколь прискорбно несообразны любовные приключения с нежным возрастом Биллингса; затем к случаю рассказал о собственной своей интрижке с дочерью бургомистра в Ратисбонне, куда он попал в году 1704-м, находясь на службе у баварского курфюрста; затем о том, как жена боннского лекаря травилась из-за него, когда он после битвы при Бленхейме перешел на службу к герцогу Мальборо, и так далее и тому подобное, под стать истории с послушницей, рассказанной ранее. Все это была чистая правда. Некрасивый, но умный мужчина может иной раз понравиться женщине; красивый дурак неотразим всегда. Миссис Кэт слушала, развесив уши. Боже правый! Она знала наизусть все эти истории, помнила, где и когда была рассказана каждая из них, - как она сидела у окна, подрубая носовой платок для Макса, а он подошел и стал целовать ее, божась, что жена лекаря не могла и сравниться с нею, а в другой раз он только что вернулся с охоты и усталый лежал на оттоманке. До чего хорош он был тогда! А сейчас, пожалуй, стал еще лучше; только словно бы попритих и остепенился, голубчик!

В саду было полным-полно самой разношерстной публики, мимо беседки, где сидело наше трио, то и дело проходили гуляющие. Спустя полчаса после того, как граф покинул свою компанию, отец О'Флаэрти решил втихомолку проверить, чем занят его сиятельный патрон. Дама в маске сидела и слушала, вся воплощенное внимание; мистер Биллингс пролитым пуншем выводил узоры на столе; а monsieur де Гальгенштейн говорил, не закрывая рта. Его преподобие с минуту постоял и послушал; а затем, пробормотав нечто, весьма похожее на ругательство, направился к воротам сада, где стояла раззолоченная графская карета и три лакея дожидались вместе с кучером, когда его сиятельству угодно будет воротиться в Лондон. "Найди-ка мне портшез, Жозеф, - сказал почтенный патер, который охотно предпочел бы даровое место в карете. - Этот болван теперь и через час не сдвинется с места", - добавил он в сторону. Ему по опыту было известно, что, когда дело доходило до лекарской жены, рассказы графа становились положительно нескончаемыми; а потому он решил, не дожидаясь, отправиться восвояси, и прочие собутыльники графа, кто как мог, последовали его примеру.

Меж тем все новые и новые группы гуляющих, сменяя друг друга, проходили мимо беседки, и в одной из таких групп оказался не кто иной, как мисс Полли Бригс, с которой мы уже имели честь познакомиться. Мисс Полли шла в обществе, двух или трех подруг, опираясь на руку джентльмена с могучими плечами и икрами, в лихо заломленной набекрень шляпе и с общей повадкой прифрантившегося бедняка. Это был некий мистер Моффат, занимавший пост швейцара в одном ковент-гарденском игорном доме, где мимо него проплывали в день многие тысячи, а сам он получал в неделю четыре шиллинга и шесть пенсов - сумма явно недостаточная, чтобы жить соответственно своему рангу.

За последний месяц, однако, мистер Моффат имел некоторый дополнительный доход - и немалый, что-то около двенадцати гиней, - что позволило ему галантно пригласить мисс Бригс в концерт. Стоит, пожалуй, упомянуть, что эти двенадцать гиней перекочевали к нему из кармана самой же мисс Полли, которая, в свою очередь, получила их от мистера Биллингса. И если читатель помнит, что когда Томми, отправляясь на первое свое свидание с отцом, зашел по дороге к мисс Бригс с парой бархатных панталон под мышкой, сразу же ставшей предметом вожделения этой прелестной особы, - то да будет ему известно, что она покушалась на упомянутые панталоны не для того, чтобы наделать из них подушечек для булавок, но чтобы подарить их мистеру Моффату, который давно уже нуждался в такой обновке.

Рассказав попутно историю мистера Моффата, заметим, что, поравнявшись с беседкой графа, он, его дама и прочие их спутники принялись дружно подтягивать песне, которую пел один из их компании, актер Беттертоновской труппы:

Когда я умру, не рыдайте над гробом,

"Hic jacet" {*} не режьте на камне,

Бутылкой вина окропите могилу,

Скажите: "Хороший был парень!"

Товарищи-братцы!

Скажите: "Хороший был парень!"

{* Здесь покоится (лат.).}

"Товарищи-братцы" хор выводил с большим чувством; особенно выделялся рокочущий бас мистера Моффата и высокий дискант мисс Бригс. Публика в саду по-разному отнеслась к этим поднебесным руладам. "Заткните-ка бездельникам глотки!" - крикнул цирюльник, сидевший за кружкою пива со своей дражайшей половиной. "Что за дьявольский визг, уши лопаются!" - раздалось из-за столика, где несколько дам потягивали наливку в обществе двух молодых красавчиков.

- Прах побери, да это же Полли! - воскликнул мистер Том Биллингс и, пулей вылетев из беседки, устремился вслед сладкогласной мисс Бригс. Мгновение спустя он догнал ее, остановил легким прикосновением к ее стану и в два прыжка очутился перед нею и ее спутником, так что они даже попятились от неожиданности.

- Господи, мистер Биллингс! - довольно холодно приветствовала его мисс Полли. - Вот уж не думала вас тут встретить.